В самом деле, разве бывало, чтобы она выпустила ситуацию из-под контроля? Невозможно представить, что София не устроит все так, как ей хочется.

Улыбаясь, она продвигалась к герцогу Эденхему, своему кавалеру за сегодняшним ужином.

— Вы пришли, — сказала София. — Обещаю, вечер будет захватывающим.

— Вы идете под руку со мной, — ответил Эденхем. — Едва ли я смогу разочароваться.

— Ваша светлость, вы первый среди джентльменов.

— Вы нагло льстите мне. Чего мне ждать сегодня? Меня растянут и четвертуют на рассвете?

— Теперь это так называют? — хитро улыбалась София. — Дорогой Эденхем, вы бы предпочли, чтобы вас сначала растянули или четвертовали? Я в вашем распоряжении.

Эденхем засмеялся и похлопал ее по руке.

— Вряд ли к этому можно относиться как к наказанию, София. Вы само очарование, когда мучаете кого-то. А сейчас вы чаруете меня своей любезностью! Очень не похоже на вас.

— Я в таком восторге от вашего общества, что пытаюсь не быть скучной, чтобы поразить вас. А ведь вас, дорогой Эденхем, поражают лишь те, кто умеет захватить ваше воображение. Я всячески стараюсь этому соответствовать. А сейчас вы мне просто льстите.

— Я принял это приглашение единственно по вашей просьбе. Вы же знаете, как я ненавижу светские приемы, — сказал он. — Так что это только ради вас.

— И мне это льстит, — ответила София, когда они вошли в Красную гостиную.

Она была великолепно освещена более чем сотней белых свечей, источающих ослепительный свет сквозь хрусталь французских люстр.

Гостиная быстро заполнялась цветом лондонского общества. Леди в светлых платьях, сверкающие драгоценными украшениями, джентльмены в сюртуках, жилетах и бриджах, прекрасно подчеркивающих форму ног. Мода была настолько благоприятна для женщин, что позволяла полюбоваться стройными мужскими ногами.

Чем София и воспользовалась.

— Но, дорогой, вы были настоятельно приглашены сегодня. Хайды ищут вашего общества, так же как и любой в этой гостиной, разумеется. И я не исключение.

Эденхем посмотрел на нее с высоты своего прекрасного роста, его темно-каштановые волосы спадали на лоб, закрывая брови. Весьма привлекательный мужчина, и такой достойный; что ж, воображение рисовало большие возможности.

— И вы? В этот раз я должен сам себе польстить и поверить в это. Но что касается Хайдов — наверняка нет.

— Если вы собираетесь верить слухам, Эденхем, то тогда верьте тем, что передаю я. Вы, как мне известно, очень востребованная персона. Почему бы вам не вести себя соответственно?

— В смысле?

— Вы хорошо понимаете, что я имею в виду. Вы до сих пор не были женаты, дорогой. Или вы забыли?

— Колдунья, — произнес он, расслабленно улыбаясь.

Ему, бедняге, следовало улыбаться почаще. В его жизни недоставало юмора, а не тусклого одиночества, в которое он сам зарылся.

— Я не на много старше вас, дорогая София. Не забывайте этого, пожалуйста.

— Тогда соответствуйте своему возрасту, как это делаю я.

— Вы едва ли ему соответствуете.

— Сначала узнайте его, а уж потом беритесь судить. Я стараюсь не слишком распространяться ни о возрасте, ни о других подробностях каждому встречному.

— А я?

— Вы вдовец, Эденхем. Я вдова. Этим все сказано. Это известно. И в этом нет ничего такого.

— Вы все упрощаете.

— А вы — усложняете, — сказала она. — Видите ту хорошенькую девушку? Ту, с вьющимися рыжими волосами? Это леди Луиза Керкленд, старшая дочь Мелверли. Поговорите с ней, ваша светлость. Развлекитесь.

— Что вы вытворяете, София? Естественно, ей нужен муж. Все эти молодые штучки рвутся замуж, а я бы никогда больше не хотел становиться мужем.

— Не удручайте меня своими заявлениями, дорогой. Конечно, вам следует снова жениться, когда вы повстречаете подходящую женщину, но Луиза — не та женщина. Она не хочет вас, можете не беспокоиться.

— Она не хочет меня? Вот как? Она вообще меня не знает — и, тем не менее, не хочет?

София засмеялась.

— И вы говорите, что не женитесь снова? Не обманывайтесь, дорогой. Но с Луизой вы в безопасности. Она не угрожает вам, по крайней мере, не причинит вам вреда. Я абсолютно уверена, вы останетесь целым и невредимым.

— Кажется, вы считаете, что запугали меня, София? — сказал он, ухмыляясь, ведь они оба знали, что Луиза Керкленд никогда не сможет его соблазнить.

Рыжие девственницы были совершенно не в его вкусе. На данном этапе.

— Приятного аппетита, дорогой! — улыбнулась София. — И не бойтесь этих молоденьких штучек. Даже вам не удастся сразить ее, всего лишь побеседовав.

Эденхем моментально оценил ее замечание и ухмыльнулся, выражая сожаление. Он нуждался в некотором поддразнивании, бедняжка. Уж это София умела делать.

Она была в высшей степени довольна. Вечер обещал выдаться превосходным, и она улыбалась в приятном предвкушении.

Глава 13

Места для шестидесяти четырех человек были подготовлены заранее. Естественно было предположить, что Молли, герцогиня Хайд, сама этим занималась. Если так, то она была непорядочной и мстительной женщиной.

Место Луизы находилось в самом удаленном конце стола, а центр был оставлен для тех избранных, в большинстве своем личных фаворитов герцога и герцогини, которые занимали самые удобные места за длинным столом. София Далби сидела близко к центру напротив запуганного герцога Эденхема, о котором ходили сплетни, что он может сразить женщину, даже просто дотронувшись до ее руки сквозь перчатку, что было совершенно нелепо, поскольку очевидно было, что герцог Эденхем способен на гораздо большее, а именно — жениться и наградить наследником. Вот в чем штука.

Эденхем похоронил трех жен и имел двух совсем маленьких детей в доказательство всего этого. Даже Амелия была не так безнадежна, чтобы обратить на него внимание. Пока.

Лорд Айвстон сидел чуть поодаль от своего отца, герцога Хайда, который вовсе не казался счастливым от того, что находится в такой большой гостиной среди такого большого количества людей, хотя это был его собственный дом и его же гости. Хайд, по рассказам и, конечно же, по собственному наблюдению Луизы, был слишком необычен для герцога. Он предпочитал свое собственное общество любому другому. Исключение составляло лишь общество его жены Молли, которой, как говорили, он был бесконечно предан.

Очень странное поведение для герцога, как, впрочем, и для любого мужчины.

Что касается характера Молли, Луиза явно видела, что она, должно быть, ненавидит ее, раз посадила так далеко от тех, кто хоть что-то значил как для Луизы, так и для самой Молли. Молодые Хайды сидели далеко. Блейксли находился, по меньшей мере, через десять человек, четверо из которых были его братья, если причислить к ним Айвстона.

Это было не самым ужасным, конечно. Она могла бы наслаждаться ужином и без приятного соседства с Блейксли. Так уже не раз бывало, но хуже было то, что справа от нее располагался Джордж Грей, а слева — лорд Пенрит.

Совершенно очевидно, что герцогиня Хайд добивается, чтобы Луиза сдалась уже к четвертому блюду.

Через стол, лишенная всякой поддержки, сидела Амелия, которая, судя по растерянному взгляду, испытывала такую же панику. Амелия, которая ничем не заслужила ни расположения, ни неприязни Молли, сидела между маркизом Руаном и маркизом Даттоном.

Да, Даттоном.

Это было сделано умышленно, без сомнения. Ясно, что все это — замысел Молли. Она хотела, чтобы Луиза видела Даттона, наблюдала за каждым его жестом и взглядом, адресованным ее кузине, и ничего не могла сделать. Какая утонченная жестокость!

Вдобавок этот лорд Руан, который был вовсе не безобиден. Не обладая неотразимой красотой Даттона, он был опасен на свой манер. Пока все мамаши в обществе оберегали своих дочерей от Даттона, зная, что те пренебрегут каждым их словом, не упоминалось о Руане, столь искушенном, что любые наставления были бесполезны.

А ведь они составляют компанию Амелии за ужином, не считая тети Мэри, о которой чаще, как-то забывали, вероятно, из-за того, что ее хватало только до второго блюда, когда она мирно засыпала над своей тарелкой. Мэри в этот момент сидела слева от Руана, где никак не могла навредить.

Впервые за то время, как они с Амелией стали выходить в свет, Луиза страстно пожелала, чтобы их наставница сохраняла трезвость.

Со своего места Луиза могла видеть, что София сидела по другую сторону стола, как раз напротив Блейксли. Он, казалось, был не слишком доволен своим местом. Абсурдно, что на этом семейном торжестве он не мог сам выбрать себе место, которое желал. Луиза нисколько не сомневалась в том, что, окажись Молли, герцогиня Хайд, ее матерью, она не позволила бы дочери никаких вольностей, вроде выбора приятного места за ужином. К тому же ей пришло в голову, что Молли Хайд вернулась из американских колоний в те времена, когда они еще не перестали называться колониями. Уж не в этом ли причина ее столь нежной дружбы с Софией Далби?

Это было весьма вероятно, и Луиза была как никогда уверена, что ее разговор с Софией был подобен обручению с врагом. Она нисколько не продвинулась в возвращении своих жемчугов, Даттон сидел в милях от нее, и ей буквально дышал в затылок американский индеец.

Если бы Луиза была не так хорошо воспитана, то точно ударила бы кого-нибудь.

— Вы выглядите не такой уж счастливой, — сказал Джордж Грей. — Я мог бы это исправить.

— Вы заблуждаетесь! — резко возразила она, устремляя пристальный взгляд в направлении Даттона, который в этот момент что-то говорил Амелии, получив в ответ лишь вежливую улыбку.

Молодец, Амелия.

Вежливую, но не восторженную. Поскольку Даттон был двенадцатым по линии какого-то непонятного герцога в Нортумберленде, что ни в коем случае не отвечало требованиям, он не мог рассчитывать на какой-либо интерес со стороны Амелии.