– Ты выглядишь усталой. Что случилось?

– Джулиан плохо себя чувствовал сегодня ночью.

– А разве не могла няня Бенсон присмотреть за ним?

– Она храпела всю ночь. Ребенок мог бы биться рядом в конвульсиях, а она бы не шелохнулась.

– Надеюсь, ты не собираешься сделать эти ночные блуждания своей привычкой?

– Нет. Я собираюсь перенести колыбельку в нашу комнату, чтобы я всегда была рядом с малышом.

– Но это глупо!

– Совсем нет. Я сделаю именно так, как сказала.

Он пожал плечами, и разговор на этом закончился. По ночам Джулиан часто капризничал, и скоро Обри заявил, что так продолжаться не может – или я с колыбелью, или он должны переехать в другую комнату.

Я решила, что перееду я сама. В конце концов, в Минстере полно свободных комнат.

Итак, кроватку сына перенесли в одну из пустующих комнат, и я стала спать около ребенка.

Мне показалось, что и Обри, и меня не особенно взволновал тот факт, что отныне мы занимали разные спальни. Больше всего меня радовало то, что Джулиан спит рядом, и в любой момент, если ему станет плохо, я смогу прийти на помощь.

Прошел год. Все мое время было целиком отдано Джулиану. Его первая улыбка, первый зубик, первое слово – к вящей моей радости, он сказал «мама» – наполняли меня восторгом. Мы часто подолгу болтали с миссис Поллак, и неизменным предметом этих бесед был, разумеется, Джулиан, который в это время ползал по полу и играл старыми катушками из-под ниток, которые давала ему миссис Поллак. Иногда он выделывал что-нибудь очень забавное, и мы, чтобы его подбодрить, хлопали в ладоши, а он, глядя на нас, тоже начинал хлопать. Свои первые робкие шаги мой сын сделал, путешествуя от моих колен к коленям миссис Поллак. Достигнув цели, он падал в подставленные нами руки и при этом победоносно улыбался. Волшебные минуты! Я никогда не забуду их.

Время от времени я ощущала, что в манере поведения Обри появилось некоторое раздражение. Траур по Стивену подошел к концу, и мой муж намеревался весело проводить время со своими друзьями. Естественно, мне тоже приходилось принимать в этом участие, но без особого энтузиазма. Он приглашал в дом людей, которые были мне неинтересны. Основными темами их разговоров были охота, рыбная ловля и спортивные развлечения, то есть предметы мне не знакомые.

Обычно после таких званых обедов Обри выражал свое недовольство моим поведением.

– Сегодня ты не показала себя радушной хозяйкой.

– Но они говорили о таких тривиальных предметах!

– Возможно, тривиальных для тебя.

– Во-первых, они никогда не говорят о политике. Их не интересуют изменения в правительстве, государственный переворот во Франции, в результате которого Наполеон III стал единоличным главой французского правительства…

– Но моя дорогая девочка, какое отношение это все имеет к нам?

– Все, что происходит в нашей стране и у наших ближайших соседей, может повлиять на нашу жизнь.

– Да ты настоящий синий чулок, моя милая! А тебе известно, что этот сорт женщин не самый привлекательный?

– Я и не старалась выглядеть привлекательно, мне просто хотелось бы поучаствовать в интересном разговоре.

Обри окинул меня холодным, презрительным взглядом.

– Ну конечно, – произнес он, – ты привыкла всю жизнь смотреть на людей свысока.

Это был намек на мой рост. Действительно, когда я надевала туфли на каблуках, я была выше мужа, и это не могло ему нравиться. Его слова явились несомненным симптомом растущего недовольства мной – ведь когда люди вам неприятны, вы начинаете замечать в них те черты, с которыми раньше без труда мирились. Например, Обри казалось, что моя чрезмерная привязанность к ребенку – не подобающая черта для леди нашего круга. Для этого у нас есть слуги, я же решила для ребенка все делать самой. Мне казалось, что он считает такое поведение недостатком моего воспитания. Не нравилось ему и мое неумение – или нежелание – подружиться с его друзьями. А теперь вот и мой рост не угодил Обри…

Как-то я поехала навестить отца и взяла с собой Джулиана. Мы оставались там целую неделю. Это было прекрасное время! Отец восторгался малышом, а Джейн и Полли с удовольствием за ним ухаживали.

– Как было бы хорошо, если бы вы жили здесь, миссис Сент-Клер! – говорили мне наши служанки.

Мне казалось, что и отец хотел бы того же.

Я получила письмо от Амелии. В Сомерсете ей жилось лучше, чем у нас. «Я начала новую жизнь», – писала она. Ей было приятно находиться рядом с Джеком и Дороти, они проводили вместе много времени, потому, что и брат, и сестра часто фигурировали в ее письмах, хотя, пожалуй, о Джеке Амелия все же писала немного больше.

Когда Джулиану исполнился годик, кухарка испекла пирог, на который мы поставили одну свечу. Все слуги пришли поздравить его с днем рождения, и ему это очень понравилось.

А вскоре у нас появилась Луи Ли.

Посадив Джулиана в прогулочную коляску, я вышла с ним в сад погулять. Вернувшись, я прошла прямо в детскую и обнаружила там молодую женщину, которая открывала дверцы шкафов и заглядывала внутрь.

Я в изумлении уставилась на нее.

– Что вы здесь делаете? – строго спросила я.

– А, вы, наверное, хозяйка? Я так и думала, – сказала она.

– Так что вы здесь делаете? – повторила я. – Может быть, вы все-таки мне объясните?

– Я Луи. Меня наняли в детскую, для помощи тете Эм.

Тетя Эм – это, несомненно, няня Бенсон. Ее имя, как я уже выяснила, Эмили.

– Я вас не нанимала. Она пожала плечами.

В это время в детскую вошла няня Бенсон.

– А вот и Луи! – обрадовалась она. – Она будет мне помогать. Я уже говорила мистеру Обри, что мне одной со всей работой не справиться. Я сказала ему о Луи, и он велел привести ее сюда.

Итак, Обри нанял эту молодую женщину, даже не посоветовавшись со мной! Я пристально посмотрела на нее. У нее были ярко-золотистые волосы – слишком яркие, чтобы быть натуральными, – большие синие глаза смотрели прямо и дерзко – слишком прямо и дерзко, чтобы этот взгляд можно было назвать скромным, – а ее маленький носик и длинная верхняя губа придавали ей некоторое сходство с котенком. По ее виду никак нельзя был сказать, что из нее выйдет хорошая няня.

– Это дочка моего племянника, – пояснила няня Бенсон. – Видите ли, сейчас, когда наш маленький джентльмен растет так быстро, я не могу одна управиться со всей работой в детской. Вот Луи и будет мне помогать…

От этих слов я будто лишилась дара речи. Я хотела сказать этой девушке, чтобы она немедленно упаковывала свои вещи и убиралась восвояси, а заодно прихватила бы с собой и няню Бенсон. Я намеревалась сама распоряжаться в детской. Для меня это была самая важная часть дома, а мысль о том, что я завишу от женщины, чаще всего пребывающей в состоянии тупой сонливости вследствие несметного количества чая с «капелькой старой доброй Шотландии», – эта мысль была для меня непереносима. А теперь она еще и привела сюда эту бесстыжую девчонку!

Я решила выяснить, что происходит с Обри. Когда он пришел, я сказала:

– Что там за новая няня – какая-то Луи?

– А, это племянница или внучка няни Бенсон.

– Она мне вовсе не нужна.

Он с иронией посмотрел на меня.

– Я думал, это немного освободит тебя.

– Освободит меня! Но я не хочу никакой свободы.

– Ну конечно. Я вижу, что ты наслаждаешься ролью няньки. Но, будучи хозяйкой такого дома, как наш, ты должна осознавать свое положение. У тебя есть и другие обязанности.

– Мой ребенок для меня важнее всего.

Он взглянул на меня с нескрываемой злостью.

– Да, ты ясно дала это понять.

– Но ведь это и твой ребенок!

– Кто бы мог подумать! Да ведь ты полностью присвоила его себе. Ты готова ненавидеть всякого, кто только к нему приблизится.

Была ли правда в словах мужа? Не знаю. Джулиан значил для меня так много, что я рассматривала все вокруг через призму его интересов.

– Тебе никто не мешает находиться с ребенком, когда ты только пожелаешь, – сказала я. – Но мне казалось, что маленькие дети тебе не очень нравятся.

– В общем, это я нанял эту девушку.

– Но я не собираюсь терпеть ее здесь!

– А я собираюсь. Что дальше?

– Но ты не можешь…

– Моя дорогая, в своем доме я могу делать все, что хочу. Это ты должна изменить свое мнение. Как ты думаешь, что чувствуют мои друзья, когда приходят к нам? Они видят, что они тебе не интересны, и ты этого не скрываешь.

– Эта девушка должна покинуть наш дом, – продолжала настаивать я.

– Нет, – отрезал мой муж. – Она останется.

– Но какая польза, по-твоему, будет от нее в детской?

– Она поможет тебе управиться с ребенком.

– Я не хочу, чтобы мне помогали! Ничто не отнимет у меня моего ребенка.

– Пожалуйста, не устраивай сцен. Да что с тобой творится, Сусанна? Ты ведь моя жена, ты это помнишь?

– Разумеется. Но я полагала, что имею право самостоятельно выбрать няню своему ребенку.

– У тебя нет никаких прав, которые противоречили бы моим желаниям. Я считаю, тебе полезно это запомнить. Это мой дом. Я здесь хозяин. Ты можешь распоряжаться здесь только не противореча мне, а я говорю, что девушка останется.

Мы окинули друг друга холодным взглядом и разошлись.

Я прекрасно отдавала себе отчет в том, что наблюдаю распад нашего брака.

Очень скоро растаяли последние крупицы надежды на то, что мы когда-нибудь будем счастливы вместе.

Новая няня Луи Ли вела себя столь вызывающе, что напрашивалось только одно объяснение. Такие дерзкие поступки обычно позволяют себе люди, которые воображают, что занимают особое место в доме. Как могла Луи Ли занять подобное место в нашем доме? Без сомнения, только одним способом – завоевав расположение хозяина.

Ее обязанности в качестве няни были ничтожны, но я предпочитала не спорить. Если приходится терпеть ее у себя в доме, то никто не позволит ей занять нос место рядом с ребенком. И действительно, Джулиан вообще редко находился в детской, и никогда но был там в мое отсутствие. Я, разумеется, ни за что не оставила бы его одного на попечение ни няни Бенсон, ни ее дальней родственницы.