Под шелковым свитером от волнения колыхались груди. Он уставился на них и, с трудом оторвав взгляд, послал в потолок яростные проклятья.

Даже теперь, зная, что она натворила, жена влекла его, как ни одна женщина в жизни. Она так чертовски красива. Он все еще вожделеет ее. Самая яркая картинка в памяти — первый раз, когда он увидел, как она сидит под зонтиком того столика на террасе. Ее чистота, казалось, притягивала его. Он стремился находиться возле нее, впитывать тот покой, который она источала. Как она смогла так одурачить его? Почему он не разглядел циничный расчет в ее глазах? Ведь он должен был наличествовать, и неважно, насколько достоверно она отрицает это теперь. Она подготовила все это еще до того, как они встретились. Ладно, часть гнева действительно порождена гордостью. Но какому мужчине понравится, что его, как марионетку, заманили в любовь и брак? Что за мужчина, хоть с каким-то чувством собственного достоинства, смирится с этим?

Дрю продолжал убеждать себя, что презирает жену. Откуда же тогда нестерпимое стремление зацеловать ее до безумия, освободиться от разочарования, которое только тоненьким волоском отделяло от желания ворваться в нее? Почему по-прежнему страстно мечтает обладать ее телом, наслаждаться ее радостным смехом, упиваться бальзамом ее любви? Больше всего Дрю ненавидел ее за неодолимое влечение, которое она возбуждала в нем.

— Однажды я пыталась рассказать, — чуть слышно прошептала Арден. — А ты ответил, что любые тайны прошлого стоит хранить в глубине души, и если они не касаются нашей любви, то лучше оставить их невысказанными.

— Я и не подозревал тогда, что твой маленький секрет имеет такое огромное значение, Арден.

Его назидательный тон и высокомерная риторика проскрежетали по позвоночнику, как ногти по доске, и вынесли на поверхность ее собственный темперамент.

— А что насчет твоей тайны, Дрю? Ты ни разу не упомянул, что Мэтта родила не Элли, твоя ненаглядная жена, а женщина, которую ты даже не узнаешь, встретив на улице. Ты-то позволил мне выйти за тебя, не сообщив об этом, не так ли?

— Какое значение это имело?

— С моей точки зрения — никакого! — завопила она. — Я все равно любила бы тебя и Мэтта, даже если бы не приходилась ему матерью.

— Любила бы, Арден?

Вопрос словно взорвал атмосферу в комнате. На долгие секунды воцарилась напряженная тишина.

— Да, Дрю, — подтвердила она с тихой настойчивостью. — Да.

Он хлестнул по ней синим взглядом.

— Но я ведь никогда не узнаю этого наверняка, правда? Однажды ты уже продала мне свое тело ради сына. И разве не то же самое проделала еще раз?

Арден с беспомощным отчаянием наблюдала, как он двинулся к столу и взял бутылку виски. Подошел к открытому окну, наклонился вперед и разбил посудину о внешнюю стену дома, затем зашвырнул в кусты зазубренное горлышко.

— Чертовски уверен, что не позволю тебе снова столкнуть меня в пьянство, — заявил он. — Я вновь на коне, и ни ты, ни кто-либо другой не собьет меня с пути.


* * *

— Вы совершаете ошибку.

Арден отвлеклась от чемодана и заметила миссис Лаани, стоящую в дверях. Экономка выглядела уютной, домашней и такой привычной с перекинутым через плечо кухонным полотенцем, что Арден захотелось подойти к ней, положить голову на материнскую грудь и залиться слезами, которые, как ей казалось, к настоящему моменту уже выплакала полностью. Она рыдала всю неделю, с тех пор как Дрю уехал.

Не сказав ей ни единого слова на прощанье, он покинул кабинет и спокойно упаковал вещи. Следующее, что она увидела — как он шагает по лужайке и говорит Мо:

— Отвезите меня в аэропорт, пожалуйста.

Он звонил три раза, чтобы справиться о Мэтте. Разговаривал с миссис Лаани и никогда с ней. Муж находился в Лос-Анджелесе, якобы работая с Хэмом и завершая заключительные переговоры по приобретению бизнеса.

— Не думаю, что это ошибка, — тихо возразила Арден и вернулась к раскрытому на кровати чемодану.

В комнате раздались грузные шаги миссис Лаани.

— Он упрямый мужчина, миссис Макаслин. Гордый. Надо быть глухой, чтобы не услышать вашу ссору после ухода этого ужасного человека. Вы настоящая мать Мэтта. Мне следовало догадаться.

Арден улыбнулась.

— Было так естественно занять это место. Иногда я думала, что моя любовь настолько прозрачна, что вы… или Дрю… догадаетесь, но…

Ее голос затих на дрожащем вздохе.

— Для мистера Макаслина это известие стало шоком, но когда он остынет и поразмыслит обо всем, то поймет, как неразумно повел себя.

— У него была неделя на размышления. Не знаю, к какому заключению он придет насчет нас, но не могу просто томиться здесь, как преступник, ожидающий решения суда. Я — самозванка, незаконно вторгшаяся на чужую территорию. Он и до встречи со мной начал играть почти на прежнем уровне. У них с Мэттом очень близкие отношения. Им совсем не нужно, чтобы я и в дальнейшем вмешивалась в их жизни больше, чем уже это сделала.

Миссис Лаани выпрямилась и сложила руки на животе.

— То есть собираетесь изображать из себя мученицу и бежите куда подальше, как последняя трусиха.

Арден села на кровать и взглянула в укоризненное лицо женщины.

— Попробуйте понять меня, миссис Лаани. Всю жизнь я и была трусихой — делала то, что хотел мой бывший муж, даже когда осознавала, что это неправильно. А до этого обо мне заботился отец, принимая за меня решения.

Она вздохнула и машинально начала теребить кружевной подол комбинации. Дрю любил персиковый цвет. И каждый раз, когда она надевала ее, отпускал шутки. Однажды, смеясь, изобразил, как откусывает кусок ее груди и с вожделением пережевывает. «Самый зрелый плод на дереве», — заявил он, и они вместе хохотали над его клоунадой. Подобные воспоминания будут часто посещать ее в бесконечные одинокие годы?

— Трусость — остаться и смириться с презрением Дрю, жить с таким отношением, точно так же как я существовала с прежним мужем, который фактически возненавидел меня за то, что я стала половой тряпкой. Теперь я это понимаю. Он изобретал способы унизить меня, возможно в надежде, что я выкажу хоть какой-то характер и хоть раз скажу ему «нет».

— Но мистер Макаслин никогда не будет таким, — страстно возразила миссис Лаани.

— Нет, он не будет жестоким. Но год за годом мне придется наблюдать, как исчезает его уважение, потому что из боязни снова оскорбить его я стану стремиться делать все по его желанию. Наверняка начну угождать ему из страха, что он снова бросит мне в лицо мою главную ошибку. Буду вынуждена доказывать свою любовь к нему, смиряясь с тем, с чем не согласна. И очень скоро он возненавидит меня. А я себя еще больше.

Арден оглянулась на экономку, которую считала другом.

— Я не смогу снова жить так. Если Дрю до сих пор не понял, как сильно я люблю его, то никакие пылкие изъявления не убедят его. Нет смысла тратить жизнь на бесполезные попытки.

— Но Мэтт.

Глаза миссис Лаани заполнились слезами.

— Да, Мэтт.

Арден нежно улыбнулась, вспомнив совместно проведенную неделю. Она старалась быть с ним каждый час, когда он бодрствовал, а по ночам часто заходила в его комнату, сидела под пологом из гнутой древесины возле детской кроватки и наблюдала, как он спит. Сердце болело от необходимости покинуть сына.

— Хочется надеяться, что Дрю позволит хотя бы иногда видеться с ним. Я не настолько безрассудна, чтобы бороться с ним за опеку. Это единственная жизнь, которую Мэтт знает, и я не стану вырывать его отсюда. — Слеза поползла по щеке. — Просто он меняется каждый день. Месяцы пройдут, я не буду видеть его и пропущу так много этих замечательных перемен.

— Пожалуйста, передумайте.

Теперь миссис Лаани плакала в открытую, и Арден позавидовала, что та может свободно выражать свои чувства.

— Вы слишком сильно любите их обоих, чтобы покинуть.

— Я слишком сильно люблю их, чтобы остаться, — обреченно ответила Арден.

Позже ночью она то же самое объяснила Мэтту, который давно пребывал в невинном детском сне.

— Не догадываюсь, что папа расскажет тебе обо мне, но, надеюсь, когда-нибудь ты узнаешь, кто я такая, и сумеешь простить меня за то, что оставила тебя. Я пыталась спасти жизнь твоего братика, Мэтт.

Горькая улыбка искривила губы.

— Очень жаль, что ты не встретился с Джоуи. Вы бы подружились.

Арден вытерла щеки от струящихся слез.

— Твой папа — боец, Мэтт, и не позволит себе сдаться без честной борьбы.

Она вспомнила матч против Гонсалеса. Дрю проиграл, но не был побежден, потому что сражался сильно и по правилам. Арден же обманула его доверие, потому что ее манила победа. В ее игре он оказался пешкой, а не участником. Именно этого он не простит ей.

— Я люблю твоего папу, Мэтт. И не хочу покидать никого из вас. Но с непримиримыми родителями тебе придется расти в атмосфере его презрения ко мне и моей ненависти к нему из-за его нетерпимости. Когда-нибудь ты узнаешь, что любовь умирает, если ради нее жертвуют чувством собственного достоинства. Никогда больше не смогу жить с мужчиной, для которого буду лишь вещью и которому наплевать на мое мнение. Пожалуйста, пойми, почему я должна уехать.

Арден перебирала мягкие светлые завитки, обводила пухлую щечку до ротика с серебристой ниткой слюны, касалась покрытых ямочками суставов пухлого кулачка.

— Я вынуждена снова оставить тебя, Мэтт. Но и тогда и теперь совсем не потому, что не люблю тебя.

Она встала, тихонько пробралась к двери и тронула выключатель. Арден не оглянулась, погрузив комнату во мрак, — такой же абсолютный мрак царил в душе.

Глава 14


Комната мотеля, располагавшегося на нечетной стороне Калакауа-Авеню с видом на Вайкики, напоминала скромную квартирку. Комплекс знавал лучшие времена, но теперь — застывший в развитии, отставший от прогресса и современной архитектуры — представлял собой недорогое непритязательное пристанище. Зато номер был вполне по карману Арден и удовлетворял невзыскательные потребности, место ничем не хуже любого другого, чтобы проводить в нем долгие одинокие дни.