— Подождите! Одну минутку, мэм, — окликнул он ее. — Можно сказать вам несколько слов?

На него посмотрели заплаканные глаза; она подождала его и сказала тихо:

— Скорее говорите ваши несколько слов, мистер. Сегодня я слишком встревожена и расстроена, чтобы тратить время на всякую болтовню.

— Я тоже, мэм, — мягко ответил Джим, понимая причину волнения этой женщины. — Я думаю, мы беспокоимся об одном и том же человеке. Я из Коттонвуда, ищу Сэйдж Ларкин.

— Почему вы ищите Сэйдж Ларкин? Что вам от нее нужно? — в голосе Кэрри послышалось подозрение.

— Я разыскиваю ее, потому что думаю, что она в большой опасности. А хочу я от нее… Я хочу жениться на ней и увезти ее назад в Коттонвуд, туда, где она и должна жить.

Глаза женщины полыхнули огнем на Джима.

— Почему же вы позволили ей сперва уехать оттуда? Она была очень несчастна первое время-, как приехала сюда.

Латур опустил голову. Видеть осуждение в глазах Кэрри было просто невыносимо! Все, что она сказала, каждое ее слово, правда. Если бы он не был таким тупоголовым, толстокожим болваном, Сэйдж давно бы стала его женой, и была бы в безопасности от того человека, который похитил ее, погубив при этом четырех человек, лишь бы осуществить свой дьявольский замысел.

И все же Джим заставил себя вновь посмотреть на стоявшую перед ним женщину — Я совершил непростительную глупость, позволив ей уехать. Но, уверяю вас, я не думал, что слишком много для нее значу. У вас есть хоть какие-то предположения, где она может быть? Может, она упоминала о том, что боится человека по имени Миланд Ларкин? Это ее деверь.

— Нет, — подумав, ответила Кэрри, — она никогда ни о ком не говорила, только о племяннике, женщине по имени Тилли .. и мужчине, который никак не может удовлетвориться одной женщиной, а постоянно их меняет.

Она с осуждением посмотрела на Латура, а когда он вновь отвел свой взгляд, спросила:

— Вы считаете, что этот Ларкин убил Руби, а потом похитил Сэйдж?

— Это так же точно, как то, что я стою здесь, перед вами. И один дьявол знает, что этот ублюдок собирается с ней сделать.

— Что же вы собираетесь делать? — спросила Кэрри, когда они вдвоем двинулись дальше по улице, — Вы попытаетесь найти ее?

Эти слова прозвучали скорее как приказ, чем как вопрос.

Джим бросил взгляд на солнце, уже почти совсем скрывшееся за горизонтом. Через час совсем стемнеет, и ему чертовски хочется спать. Да к тому же и лошади Рустера требуется длительный отдых. Им обоим придется очень тяжело, когда они отправятся на поиска Миланда Ларкина.

— Завтра утром, с первыми лучами солнца, как только можно будет различать следы этого негодяя, я отправлюсь за ним в погоню. И если только с головы Сэйдж упадет хоть волосок, то этому мерзавцу и сам Господь Бог не поможет.

У Джима было предчувствие, что Миланд со своей жертвой направился в свою местность, туда, где жили он и Сэйдж до того, как оказаться в Коттонвуде. А вдруг ему предстоит найти Сэйдж, вернее, ее мертвое тело, где-нибудь на этом страшном пути. Латур помотал головой, отгоняя непереносимую мысль.

— По-моему, вы устали до смерти, мистер, — сказала вдруг Кэрри, когда их ноги ступили на обочину — Давайте-ка, я вас чем-нибудь покормлю, а потом поищем, куда вас положить на ночлег.


У Сэйдж было такое чувство, будто она едет всю свою жизнь. Но, судя по расположению луны, с той минуты, как Миланд забросил ее на своего коня, прошла всего пара часов.

Сейчас он сидел позади нее, и они стремительно удалялись от города. У Сэйдж до сих пор от его удара болела челюсть, мучительно ныли руки, так туго связанные, что, казалось, и кровь уже перестала поступать к пальцам. Спина несчастной женщины тоже затекла и болела оттого, что она старалась как можно дальше отодвинуться от Ларкина, боясь, что от прикосновения к ее телу Миланд может вспыхнуть похотью.

Пока, однако, хвала Господу, он и не думал приставать к ней с такими намерениями. Но ведь это со всем не означало, что однажды они у него не возникнут. Это все может случиться, когда они остановятся на ночь или, наконец, достигнут того места, куда он ее везет.

Но ее терзал и страх другого рода. Что собирается сделать с ней Миланд, когда ему, в конце концов, надоест мучить ее? Убьет? Теперь она знала, что он может и женщину убить, не колеблясь.

Ей вспомнилась ее маленькая подруга Руби. Она погибла, была убита этим чудовищем только потому, что пыталась защитить свою подругу! Что теперь будет с ее детьми? Сможет ли их бабка бросить пить и хорошо их вырастить? Вряд ли. Может, она бы и рада, но ведь она уже столько лет пьянствует!

И как же Дэнни? Если ей суждено умереть, смогут ли Джонти и Корд воспитать его? Вообще, оставят ли они его у себя? Наверное, да.

Внезапно ей пришлось прервать свои встревоженные, сбивчивые рассуждения, потому что деверь остановил коня и слез с седла.

— Тут мы остановимся на ночь, — сказал он, стаскивая свою жертву с лошади. — Похоже, нас никто не преследует.

Он указал ей на высокую, одиноко торчащую среди равнины скалу и приказал:

— Иди туда и не вздумай улизнуть. Ты будешь вкусной закуской для волков, их тут по лесам шляются целые стаи.

Сэйдж пошла и села там, где ей было приказано, и со своего места с ненавистью наблюдала за тем, как Миланд разжег костер, сварил кофе, а затем поставил на угли сковороду. Внезапно он взглянул на нее и перехватил ее ненавидящий взгляд. Его лицо исказилось от злобы, он встал и подошел к ней. Остановившись прямо перед ней, ее похититель расстегнул штаны и достал свой член.

— Если бы ты не запачкалась тем, что спала с индейским выродком, возможно, я бы и захотел, чтобы ты смогла меня ублажить, — злобно прохрипел Ларкин.

Сэйдж, несмотря на весь свой страх, с отвращением сплюнула на него.

— Никогда! Слышишь, ты, гадина! Никогда я непозволю тебе прикоснуться ко мне. Я до конца своих дней потом буду чувствовать себя в грязи.

Злодея даже затрясло от ярости. Забыв о похоти, Миланд опустился перед Сэйдж на корточки, одной рукой грубо сжал ее подбородок, а другой в это время достал тот самый нож, которым убил Руби. Грубо сжав нежную женскую кожу, он поднял нож и коснулся его широким лезвием лица женщины всего в дюйме от ее правого глаза. Весь дрожа от душившей его злобы, он прошипел:

— Ах, ты себя будешь чувствовать грязной! Запачкаться боишься! А посмотрим, как ты себя почувствуешь, когда запачкаешься в собственной крови.

Сэйдж, закрыв глаза, почувствовала прикосновение холодной стали, затем внизу, у глаз, кольнуло, и теплая кровь побежала у нее по щеке. Безумец порезал ее лицо! Она в ужасе ждала, что он будет теперь вновь резать ее.

Но в следующее мгновение Миланд, изрыгая проклятия, отшвырнул ее прочь и пошел назад к костру Женщина вздохнула с облегчением, с трудом, из-за связанных рук, поднялась с земли и вновь прислонилась спиной к камню. Теперь ей стало ясно, что Ларкин больше не пылает к ней страстью, он просто хочет помучить ее, заставить страдать. А потом, раньше или позже, если никто ее не спасет, она будет убита.

От костра до несчастной женщины донеслись запахи жареного мяса и кофе, и от этих вкусных ароматов она почувствовала, как ее рот наполняется слюной. Последний раз они легко перекусили с Кэрри часа в два дня. Еще спустя пару минут она увидела, как Миланд Ларкин снял сковороду с огня и начал поглощать еду, аккуратно макая хлеб в жир и отправляя в рот свинину кусок за куском.

С нарастающим раздражением Сэйдж поняла, что ей он поесть не даст. Это что, его план? Он хочет, чтобы она умерла от голода? Ей хотелось задушить его собственными руками, когда в конце своего ужина негодяй, выпив две чашки кофе, выплеснул то, что осталось в костер и встал. Некоторое время Миланд наблюдал, как над костром вьются сизые клубы дыма, затем он звучно рыгнул и направился к пленнице.

Сэйдж ждала, что вот теперь он продолжит истязания, но ее похититель только привязал к ее поясу длинную веревку, затем обмотал другим концом себя.

— Если вдруг ты надумаешь ночью погулять, — ухмыльнулся он, — тебе придется захватить меня с собой.

С этими словами Ларкин раскатал свой спальный мешок и улегся, накрывшись сверху одеялом.

Сэйдж почувствовала одновременно и гнев, и облегчение. Она обрадовалась тому, что, видимо, больше сегодня этот мерзавец не будет ее беспокоить, но кроме этого ее душил гнев за то, что он не дал ей даже одеяла, на котором можно было бы лежать. Ее деверь обращался с ней, как с животным!

Хорошо еще, что веревка была длинной и давала возможность женщине хоть немного двигаться. После дождя земля была сырой и холодной, и ей, со связанными руками, никак не удавалось найти хоть клочок сухой почвы, где она могла бы прилечь для сна. Наконец, Сэйдж, скорчившись, уселась на прежнее место, и, дрожа всем телом от холодного ночного воздуха, попыталась заснуть.

Практически всю ночь несчастная молодая женщина страдала от холода, ее тело затекло от сидения на твердой земле, но больше всего ей досаждали муки голода. Порой, сквозь забытье, ей казалось, что уже прошла целая вечность с той минуты, как она последний раз поела. Наконец, когда на востоке уже заалела узкая полоска зари, Сэйдж заснула, и почти сразу же ее разбудил резкий рывок веревки, привязанной к поясу.

— Садись, мне надо снять с тебя эту упряжь, — прохрипел Миланд. Развязав женщину, он спрятал веревку в переметную суму, затем вновь подошел к пленнице, на ходу расстегивая ширинку. Остановившись совсем рядом с нею, Ларкин помочился чуть ли не ей на ноги, забрызгав при этом ее туфли.

Сэйдж закрыла глаза, со страхом думая о том, что может последовать за всем этим. Но, очевидно, ее мучитель решил, что на этот раз он уже достаточно ее унизил, потому что в следующую секунду она услышала его удаляющиеся шаги. Женщина открыла глаза и увидела, как Миланд принялся разжигать костер. Через несколько минут вокруг вновь разнесся удивительный аромат жареного мяса; она почувствовала голодные спазмы в желудке и увидела, как Ларкин вновь усаживается есть один.