— Она стала твоей с той минуты, как ты стал о ней заботиться. Она живет потому, что ты спас ее. Теперь она твоя.

Джим откинул голову и несколько принужденно расхохотался:

— Ты сегодня, должно быть, наложил себе в трубку дурманящих листьев, милый кузен. Может, у индейцев и есть такой обычай, а попробуй ка сказать об этом той леди, что лежит в соседней комнате.

Он встал из за стола и знаком пригласил Джонни и Немию следовать за ним.

— Пошли, поздороваетесь с нею. Она горела желанием повидать вас обоих.


По мнению Сэйдж, Джим и его высокий родственник были в одно и то же время и похожи и не похожи друг на друга, и трудно сказать, чего — сходства или различия — было больше. Губы Джима, почти скрытые усами, на вид казались чувственными и не такими суровыми, как у индейца, а волосы, черные, как смоль, все таки были мягче. Кроме того, таких голубых глаз, как у Джима Латура, Сэйдж не видела больше ни у кого на свете.

Она почувствовала на себе твердый и стойкий, исполненный внутренней силы взгляд Джонни и протянула ему свою тонкую, бледную руку. Ей припомнилось, как Джим предупреждал ее о том, чтобы не было слишком безудержных похвал и неумеренных благодарностей, поэтому она, улыбаясь, просто сказала:

— Надеюсь, что когда-нибудь я сумею отплатить вам за вашу помощь и заботу обо мне и моем племяннике.

Легкая Нога бережно пожал протянутую руку, а потом подтолкнул вперед Немию, стоявшую рядом с ним, чуть позади.

— Это моя женщина, Немия.

Сэйдж подала свою руку и ей, глядя в бархатные карие глаза женщины. В отличие от своего высокого, широкоплечего мужа, Немия казалась удивительно хрупкой и маленькой. Особую неповторимую прелесть ей придавали длинные черные волосы и гладкая смуглая кожа. И так же, как и мужа, ее отличала спокойная неторопливость движений и благородная, величавая осанка.

— Дэнни мне много рассказывал о тебе, Немия, — улыбнулась Сэйдж засмущавшейся от такого внимания молоденькой женщине. — Он мне рассказывал, что ты ловишь рыбу лучше него и даже лучше твоего мужа и к тому же умеешь рассказывать удивительные истории.

Не привыкшая к лести и похвалам, Немия опустила глаза и сказала:

— В моих историях нет ничего особенного. Они просто о людях моего племени.

Джим, прислонившись к дверному косяку, не вмешивался в их разговор. Ему просто было очень интересно посмотреть, как будет общаться с его родственниками Сэйдж, и сейчас он был искренне доволен тем, как она говорила с Немией и Джонни. В ее манерах не было никакой жеманности или кокетства, не было и высокомерия, столь естественного для белой леди при разговоре с индейцами. Однако, Латур заметил, что его двоюродный брат разговаривает с Сэйдж совсем не так, как с другими женщинами. Видимо, Джон ни заметил в этой красивой случайной знакомой что то такое, что ему в ней понравилось и даже вызвало его уважение.

Джим, наконец, оторвался от двери и, подойдя к кровати, стал напротив брата.

— Она немного отличается от той, какой ты ее увидел в первый раз, Джонни?

Индеец неторопливо кивнул, соглашаясь.

— Я не думал, что ей удастся протянуть еще хоть день.

— Да, она уже одной ногой была в могиле. Джим вспомнил, как у него каждый раз замирало сердце, когда он не слышал ее дыхания, и с каким нетерпением он ожидал ее вздоха.

Легкая Нога сквозь полуприкрытые ресницы бросил взгляд на своего двоюродного брата. Заметив, как у него смягчились суровые черты лица, индеец подумал, что, пожалуй, впервые за все эти годы Джим Латур встретил женщину, которую ему не удастся выбросить из головы после того, как он затащит ее к себе в постель. Эта молоденькая леди глубоко западет ему в сердце.

Джонни положил руку на плечо Немии, как бы давая знак, что пора расставаться.

— Мы пойдем говорить «до свидания» маленькому храбрецу. А потом нам нужно ехать. Скоро на охоту выйдут волчьи стаи, а я не хочу сражаться с ними в темноте.

Он поднял руку, посылая Сэйдж прощальное приветствие. Немия застенчиво улыбнулась и тоже пошла за мужем к двери.

— Я провожу вас к лошадям, — сказал Джим и вышел из комнаты.

Сэйдж не была уверена, не надумает ли хозяин салуна вернуться сюда еще раз. Он так и не пожелал ей спокойной ночи. Надеясь все же, что больше Латур здесь до утра не появится, она приподнялась и, наклонившись к столику, задула лампу. Присутствие Джима Латура волновало и немного пугало ее. Рядом с ним она испытывала такие чувства и ощущения, которых не понимала, но твердо знала, что у приличной женщины их быть не должно. В такие минуты ей казалось, что она ничем не отличается от тех жалких созданий, которые своим телом зарабатывают на жизнь в доме, что находится рядом с салуном.

Легкий ночной ветерок колыхнул занавески и женщина посмотрела за окно. Уже стало довольно темно, на стекле дрожала тень от ветки какого-то раскидистого дерева, росшего у самой стены здания. Сэйдж с тревогой подумала о том, каково будет Легкой Ноге и его хрупкой жене, если вдруг они наткнутся на волков. Потом она с беспокойством подумала, не забыл ли Дэнни умыться и вымыть руки перед тем, как идти в постель.

Из за тонких стен до нее донесся взрыв дикого хохота и визг какой то женщины. Потом чьи то неуклюжие пальцы начали играть на пианино незатейливую мелодию; слышался громкий разговор, звон бокалов. Сэйдж накрыла в отчаянии голову подушкой, понимая, что из за всего этого дикого гвалта по соседству ей никогда не удастся уснуть …

Но следующее, что она увидела, когда открыла глаза, было яркое солнце, заливающее комнату, пылинки, пляшущие в ослепительных лучах, и Тилли, которая трясла ее за плечо и говорила, что принесла ее завтрак.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Сэйдж переступила порог, вышла во двор и зажмурилась от ослепительно яркого солнечного света. Прошлым вечером доктор Стюарт в очередной раз внимательно ее осмотрел и пришел к выводу, что после двух недель, проведенных в комнате, ей, пожалуй, можно выходить на улицу и проводить часик другой на свежем воздухе.

Сэйдж подошла к скамейке, стоящей рядом с кухонным окном, и села на нее. Откинувшись назад и прижавшись спиной к грубо обструганным доскам, которыми были обшиты стены здания, молодая женщина глубоко, с наслаждением вдыхала утренний воздух, напоенный ароматом сосновой хвои. Как прекрасно пахнет весенняя земля! Как тепло от солнечных лучей! Сэйдж никогда не была домоседкой, и сейчас, проведя столько времени в четырех стенах, она почти возненавидела те две комнаты, в которых ей пришлось жить.

Процесс ее выздоровления был очень нелегким. Однако, доктор считал главной причиной того, что больная медленно поправляется, — ее страх за собственное будущее и беспокойство за судьбу племянника. В конечном итоге, так оно и оказалось.

Утверждения доктора подтвердились через четыре дня, когда Дэнни уехал с дочерью Латура Джонти и ее мужем, чтобы побыть у них на ранчо, пока Сэйдж поправит свое здоровье. Только тогда она расслабилась, и ее состояние стало быстро улучшаться. В конце концов, хотя Миланд и не любил мальчика, она сомневалась, чтобы ее деверь по прежнему охотился за Дэнни. Целью его поисков была она и только она.

Глаза Сэйдж засветились теплым, нежным светом, когда ей вспомнилось прощание с племянником. Дэнни, уже готовый к отъезду, пришел к ней и, озабоченно глядя в ее глаза, спросил:

— Тетя Сэйдж, ты точно не против того, чтобы я поехал и оставил тебя? Ты не будешь очень уж скучать без меня?

— Ах, миленький мой, мне тебя будет так не хватать! Но я все равно буду счастлива. Ведь, подумай, это же так замечательно, что у тебя появился шанс немного пожить на ранчо! Да и потом, это все ненадолго.

— А когда твоя тетя достаточно окрепнет, чтобы выдержать поездку верхом, мы вместе с нею приедем туда, и она проведет с тобой пару дней, — сказал Джим.

После этих слов лицо Дэнни посветлело, и он перестал скрывать свое нетерпение и огромное желание поехать на ранчо, о котором он столько слышал.

Сэйдж откинула голову назад и ощутила затылком прохладную, шершавую поверхность стены. Она посидела так, наслаждаясь покоем и бесцельно глядя в никуда, а потом вспомнила свою встречу с дочерью Джима Латура и улыбнулась.

Ее первой мыслью, когда она увидела Джонти, было: «Боже, как поразительно похожи отец и дочь!» Потом Сэйдж почувствовала на себе внимательный взгляд молодой женщины. Ее пронзительно синие глаза, казалось, изучали и оценивали особу, доставившую столько хлопот Латуру. Но в следующее мгновение взгляд Джонти стал теплым и ласковым, и Сэйдж поняла, что выдержала экзамен. Дочь Джима приветливо улыбнулась и протянула свою руку.

— Папа и Тилли рассказали мне, что вы были тяжело больны, чуть не при смерти, — сказала Джонти своим слегка надтреснутым, гортанным голосом.

— Не знаю, потому что в тот момент мало что чувствовала, — Сэйдж тоже улыбнулась. — Я так благодарна им за все, что они для меня сделали!

— Думаю, благодарить нет нужды. Тилли обожает заботиться о других, а мой папочка никогда не считал слишком тяжелым трудом ухаживать за хорошенькой женщиной. Правда, папуля? — Джонти посмотрела на своего отца, который молча стоял в дверях, прислонившись к косяку.

— Вообще то, меня в этом обвиняют, — Джим вошел в комнату, слегка улыбаясь самыми уголками своих губ. — Однако, должен сказать, что Сэйдж не так как другие принимает мои ухаживания. Она не обращает ни малейшего внимания на все мои комплименты.

— Может, это потому, что она умнее всех остальных, — подсмеиваясь над отцом, сказала Джонти. — Просто Сэйдж с первого взгляда может различить пройдоху, вроде тебя.

Сама Сэйдж с некоторым беспокойством вдруг обнаружила, что разговор каким то образом перешел с ее болезни на отношение Джима с другим женщинами. А их у него, как она подозревала, было очень много. Об одной из них ей уже было известно. Звали эту женщину Реби. Дэнни как то раз очень неодобрительно о ней упомянул.