— Нам пора, милая. — сказал он, неспешной походкой проходя в центр комнаты. Она посмотрела на него отстраненным холодным взглядом.

— Не стоит называть меня, милой, Ричард. — ответила она, сжимая руки на коленях. Мельбурн покорно кивнул.

— Как пожелаете, миледи. — печальная улыбка тронула уголки губ мужчины. — Вы хорошо выглядите в этом платье.

— Я благодарна за него. — сухо отозвалась Элизабет. — Я бы хотела уточнить…

— Я слушаю. — Мельбурн встал возле нее, и внимательно посмотрел в голубые глаза девушки.

— Если столько людей решили оказать мне поддержку. Влиятельных людей… Я Могу попросить их предоставить мне аудиенцию в Его Величества?

— Это может только сам король. — напряженно ответил Ричард. — Что ты хочешь сказать королю?

— Я хочу просить его проявить милосердие к моим братьям и мачехе, и пощадить отца и дядю Инграма. Он нарушил клятву, данную Его Величеству, но есть и другие наказания, помимо смертной казни. Ссылка из страны, например.

— Это невозможно, Лиз. — категорично заявил Ричард. — Даже не думай об этом. Ты разозлишь короля подобной просьбой. В таких вопросах его Величество не может и не имеет права проявлять лояльность или слабость.

— Я говорю о милосердии! — вскакивая на ноги, воскликнула Элизабет.

Ричард Мельбурн какое-то время с усталой печалью смотрел на нее.

— Милосердие имеет свои границы. Он изменник, Лиз. Он дважды нарушил волю короля. Если он пощадит одного, проявит слабость, то для других это послужит катализатором к дальнейшим нарушениям закона, а закон един. Для всех.

— Я ненавижу этот закон. Он против природы человека!

— По-другому нельзя. — покачал головой граф. — И давай не будем больше спорить.

— Значит, ты считаешь это правильным? Убийство моего отца? — настаивала Элизабет.

— Что ты хочешь услышать? — Мельбурн начал терять терпение. — Мне жаль, что так вышло. Я попробую помочь Томасу Перси и его брату, но ничего не могу обещать.

— Ты собирался использовать мое письмо против него! — Элизабет бросила ему в лицо обвинение, которое он давно ожидало услышать. — Ты так долго и кропотливо вынашивал план, ты мне лгал, использовал меня. Не смей даже надеяться, что я когда-нибудь забуду об этом. Если отца казнят, я буду знать, на чьих руках его кровь.

— Я спас тебя, Лиз. — тихо напомнил Мельбурн.

— Этого недостаточно. — воскликнула она яростно. — Ты убил меня полтора года назад. И потом пытался внушить, что искренне раскаиваешься, я поверила тебе. Я полюбила тебя, Ричард, не смотря ни на что, предав саму себя. И ты нанес мне еще один удар, сокрушительный и окончательный. Не проси меня понять.

— Я не прошу. — Мельбурн отошел в сторону и прислонился спиной к стене. Элизабет скользнула взглядом по его высокой стройной фигуре. Он был хорошо одет. Богатый темно-синий камзол, белоснежная рубашка, выглядывающая через декоративные прорези, узкие черные штаны, высокие сапоги и кроткий плащ с меховой окантовкой. Волосы тщательно причесаны и собраны в аккуратный хвост на затылке. Этакий денди. Даже на войне. Он снял свой дорожный пыльный костюм, чтобы предстать во всем великолепии перед семьей графа Уэстморленда. Верный вассал Его Величества, преданный слуга короны. Элизабет презрительно скривила губы.

— Я слышала, сыну графа Камберленда обещали в жены племянницу Тюдора. — насмешливо сказала Элизабет. — А какова твоя цена, Ричард Мельбурн?

Побледнев, граф отшатнулся от нее. Он яростно сжал челюсти, но сдержал себя от резкого ответа.

— Я не продаюсь, Элизабет. — бросил он и быстро покинул комнату, дав ей несколько минут на сборы.


Замок Раби. Дарем. Март 1537 г.


Элизабет Невилл не выходила из спальни трое суток и отказывалась принимать пищу. Она не желала ни с кем разговаривать, и закрыла доступ в свои покои даже прибывшей два месяца назад Джейн Митчелл, возобновившей свои обязанности гувернантки при леди Невилл. Старая дева явилась в замок одновременно с Элизабет, и играла свою роль в восстановлении доброго имени и репутации подопечной. Она поддерживала официальную версию, изложенную графом Мельбурном, и прежний значительный опыт достопочтенной уважаемой матроны в воспитании самых благородных девиц из аристократических семей, не давал волю слухам и ненужным толкам в свете. Репутация Элизабет Невилл была полностью обелена в глазах общества. Ей приходило много приглашений, с ней искали встречи самые влиятельные особы королевского двора, ее история интриговала и заставляла сочувствовать, вызвало любопытство и всеобщий интерес. Несчастная жертва своего непутевого мужа-предателя, много месяцев скрывающая от неминуемой расправы с его стороны ради богатого приданного и наследства, под надежной опекой графа Мельбурна, чья репутация тоже не оставляла сомнений, так как король особенно благоволил ему за посильное участие в подавлении восстания, она все же была похищена коварным негодяем Флетчером в отсутствие графа и силой вывезена в тыл мятежников, дабы возыметь влияние на еще одного предателя короны — ее отца Томаса Перси, защита которого была необходима Флетчера, так как он являлся разыскиваемый королевскими стражниками, преступником. И как только вся правда о судьбе несчастной девушки стала известна ее дяде — Ральфу Невиллу, графу Уэстморленду, неожиданно признавшему ее законнорожденность и брак между ее матерью и Томасом Перси много лет назад, он сделал все возможное, чтобы спасти племянницу из самого пекла военных действий в Карлайле, и теперь считал свои долгом проявить участие в будущем девушки, обеспечив ее всем необходимым. Король так же проявил лояльность к судьбе Элизабет Невилл — невинной жертве в интригах своего мужа, возмездие над которым уже состоялось, и при принятии решения о конфискаций всех владений, поместий и угодий, принадлежавших семье Томаса Перси, обвиненного в измене, Генрих Тюдор оставил в пользу девушки щедрое содержание и одно из поместий в Дареме, где она сможет поселиться, когда выйдет замуж. Неудивительно, что подобная расстановка событий в жизни леди Элизабет Невилл вызвала широкий резонанс в обществе. Но еще большее любопытство вызывал ее отказ в участии в светской жизни подданных короля. Она не принимала гостей, ссылаясь на плохое самочувствие и по той же причине вежливо отказывалась от многочисленных приглашений. Аристократические особы, ищущие знакомства с таинственной девушкой, пока принимали ее затворничество со снисхождением и пониманием, но рано или поздно Элизабет Невилл была обязана появиться в свете. А пока у нее было время на восстановление физического и духовного равновесия, но Элизабет все еще была далека от подобного состояния. И ни Джейн Митчелл, ни трепетная забота и внимание со стороны многочисленных домочадцев графа Уэстморленда, не могли смягчить сердца девушки. Она ни разу не покинула пределов замка, и избегала личных контактов с кем бы то ни было.

И три дня назад наступил еще один кризис, у которого были самые объективные причины. Элизабет получила страшные вести из Тайберна. В тюрьме Ньюгейт был казнен ее отец, вместе в другими лидерами восстания. Томас Перси, Френсис Бигод и его брат, Джон Булмер были повешены в один день. Их тела были отданы близким родственникам. За останками Томаса Перси приехала его жена Элеонора, и увезла тело мужа в имение отца, где он и был захоронен в семейном склепе Харботлов. Ее сыновья были переданы под опеку некоего Томаса Буре, заключающейся в чисто материальном участии, фактически мальчики остались жить с матерью и дедом. Им было запрещено покидать пределы поместья, и появляться в свете. А это означало, что вдова и дети Томаса Перси попали под опалу короля, и являлись политическими изгнанниками. Элизабет Невилл не могла открыто общаться с братьями и мачехой и оказывать им какую-либо поддержку, дабы не навлечь на себя гнев короля. Гибель отца и невозможность посетить его могилу и выразить соболезнования Элеонор, вынужденная разлука с братьями, и вызванное необходимостью нахождение в совершенно чуждом окружении сокрушили остатки воли Элизабет Невилл. Она была убита и раздавлена горем. Ее страдания были неимоверными и всепоглощающими. Она чувствовала себя совершенно беззащитной и беспомощной.

Не смотря на запрет графини Уэстморленд, она надела траур и собиралась носить его столько, сколько посчитает нужным. Спорить с ней было бесполезно, и леди Кэтрин пришлось смириться с решением племянницы мужа. Вскоре и она, и ее дочери — Дороти и Маргарет, которые были примерно одного возраста с Элизабет, оставили девушку в покое.

На третий день абсолютного затворничества Элизабет Невилл, к ней приехала посетительница, не предупредившая заранее о своем визите. Леди Кэтрин собиралась объяснить неосторожной гостье, что Элизабет никого не принимает и сильно больна. Однако, мисс Митчелл, гувернантка Лиз Невилл, убедила графиню, что ее подопечная примет посетительницу, и, возможно, даже почувствует себя гораздо лучше, переговорив с прибывшей. Леди Кэтрин развела руками и позволила мисс Митчелл поступать так, как она считает нужным.


Элизабет лежала в кровати, накрывшись простыней, и смотрела в потолок. Рядом на столике стоял поднос с нетронутым обедом, ставни были плотно закрыты, огонь в камне давно потух, но она не ощущала холода, давно привыкнув к подобным неудобствам и потеряв к ним всякую чувствительность. Когда дверь в покои резко распахнулась, впуская яркий дневной свет, Элизабет возмущенно пискнула, и раздраженно прикрыла руками лицо, спрятавшись в тени опущенных пологов балдахина.

— Леди Луиза, графиня Скроуп, миледи. — разрезал тишину звонкий густой голос Джейн Митчелл. Женщина пропустила вперед хрупкую женскую фигурку, а сама скрылась, прикрыв за собой дверь. Элизабет не сразу поняла, кто перед ней. Слишком много времени она провела в кромешной темноте и безмолвии. Она напряженно наблюдала, как худенькая женщина уверенно движется к кровати Элизабет, но она не остановилась, чтобы поздороваться, а прошла мимо — прямо к окну, закрытому ставнями. Распахнув их, гостья раздвинула тяжелые гардины, и приоткрыла окно, впуская свежий поток воздуха. Солнечный свет залил спальню, и ослепил Элизабет, не давая ей разглядеть наглую нарушительницу ее покоя. Прищурив слезящиеся глаза, девушка видела лишь смутные очертания фигуры приближающейся к ней маленькой женщины, которая остановилась у подножья кровати, и тщательно огляделась по сторонам.