И голосу природы смертный глух.

Я перечитывала их снова и снова. Я хотела донести до тебя смысл, объяснить, как много ты теряешь, продолжая лелеять свой гнев и потакая порокам. Это так странно, я действительно верила, что смогу помочь тебе измениться. Я бы могла полюбить тебя, Ричард, будь ты чуточку добрее к людям.

— Ты уже почти любишь меня, Бет. — мягко сказал Мельбурн. В его взгляд прокралась грусть, и он нежно коснулся ее щеки. — Я понял это сегодня. Когда ты поцеловала меня. Ты считала этот поцелуй наказанием, но он был настоящим. Он ошеломил меня глубиной твоих чувств. Я думал, что меня уже нельзя удивить или взволновать. Я вижу отрицание в твоих глазах. Но не нужно…. Я понимаю, понимаю, Элизабет. Ты не позволишь себе принять любовь ко мне. Никогда. Мы ходим по лезвию бритвы, страсть на грани фола. Мы одержимы друг другом. И этого нельзя отрицать, нельзя закрыть глаза и притвориться. Ты всегда говоришь правду, ты не умеешь лгать, но сейчас, Бет, ты готова обмануться. Ради спокойствия души и сохранения сердца. Открою тебе тайну, милая. Слишком поздно.

Есть существа, которые глядят

На солнце прямо, глаз не закрывая;

Другие, только к ночи оживая,

От света дня оберегают взгляд.


И есть еще такие, что летят

В огонь, от блеска обезумевая:

Несчастных страсть погубит роковая;

Себя недаром ставлю с ними в ряд.

Это тоже про нас, Элизабет. Вопрос в том, что дальше?

— Ты учил сонаты Овидия? — невольно улыбнулась Лиз. Странно, но все сказанное Ричардом, не вызвало в ней волну негодования или несогласия, а, наоборот, наполнило душу покоем. Он понимает ее, как никто другой.

— Моя жена была одержима им. Теперь ты. Лирика не для тебя, Бет. Тебе больше подошло бы творчество Данте Алигьери.

— Я читала "Божественную комедию". Ты знаешь, чем больше зла и боли вокруг, тем сильнее душа рвется к свету и красоте.

Элизабет дотронулась до ладони Ричарда, которой он ласкал ее лицо и мягко сжала его пальцы.

— Я знаю, почему ты тогда сорвал с меня украшения и разорвал платье. — неожиданно произнесла она твердым голосом, глядя ему в глаза. Она заметила, как сузились зрачки Ричарда и напряглись скулы. Ледяное выражение исказило красивые черты лица. Он вырвал свою руку и попытался отвернуться. Но Лиз удержала его за плечо.

— Нет, не отворачивайся от меня. Мы должны поговорить. Это необходимо. Ты знаешь, что Роберт рассказал мне обо всем, что сделал Флетчер с твоей семьей и жителями замка. Он забрал вещи твоей жены, как трофеи и принес мне. Но я понятия не имела. Когда я увидела ее портрет, это стало для меня настоящим шоком. Страшно представить, что почувствовал ты, когда увидел меня в ее платье.

— Хватит, Бет. — хрипло сказал Ричард, протестующе поднимая руку. — Кого ты пытаешься оправдать? Меня? Или себя? Теперь ни платье, ни изумруды, ни мои чувства не имеют смысла. Ты никогда не принадлежала ему. Я уничтожал тебя только за то, что Флетчер хотел тебя. Какая ирония. Скоро ты отправишься в Лондон, и тебя будет желать половина придворных кавалеров.

— Ты ошибаешься, Ричард. Если бы он желал меня, то пришел бы сюда и вырвал меня из твоего плена.

— Ты бы хотела этого, Лиз? — спросил Мельбурн, пристально глядя на нее. — Скажи. Сейчас.

— Да. — кивнула она, заметив, как исказилось его лицо гримасой разочарования и боли. — Я бы хотела ничего не знать. Вернуться домой задолго до того, как узнала тебя. До того, как стала понимать твое отчаянье, твою ярость. Теперь я даже разделяю их. Мы оба одинаково презираем двух человек. Алекса Флетчера и… меня.

— Я не презираю тебя, Бет. — покачал головой Ричард. — как я могу? Ты, все, что осталось у меня. Ты нужна мне, Элизабет. Очень нужна. — прошептал он, обхватывая ладонями ее лицо. — Я хочу, чтобы ты любила меня, я хочу, чтобы ты простила меня, я хочу, чтобы ты помогла мне исправить все, что я натворил.

— Ох, Ричард. — вздохнула девушка, приникая к нему всем телом и пряча лицо на его груди, вдыхая его ставший родным запах. Сильные руки крепко обнимали ее, прижимая к себе. Когда это случилось? спрашивала себя Элизабет. Когда злейший враг стал ее возлюбленным? И настоящие ли эти чувства?

— Мы разберемся потом. Во всем разберемся. — словно прочитав ее мысли, прошептал Мельбурн. — А теперь я очень прошу тебя. Сними это чертово платье. Его слишком много.


Следующие дни пролетели, как одно мгновение. Ослеплённые новыми нежными и одновременно неистовыми чувствами, обожжённые страстью, Ричард Мельбурн и Элизабет Невилл откровенно наслаждались обществом друг друга, презрев все приличия. Даже неугомонная Джейн Митчелл с ее моралью опустила руки, поняв, что противостоять двоим сумасшедшим не в ее силах. Ричард повысил ее жалование до баснословных размеров, и чопорная праведная гувернантка замолчала, пустив ситуацию на самотек.

Мельбурн забросил друзей и дела, и все свое время посвящал Элизабет. Он не мог насытиться ее обществом, ее телом, ее язвительным и нежным в минуты страсти язычком, ее мелодичным смехом и хрипловатыми гортанными звуками, которые издавала девушка, когда они оказывались в темноте его спальни. Одержимость этой женщиной была сродни неизлечимой болезни, от которой не было лекарства и спасения. Да он и не искал освобождения. Наоборот, Ричард воспринимал каждое мгновение, как радость и подарок, редкостный и недолговечный. Отдавался ей с отчаяньем умирающего, словно ожидал, что каждый миг, каждый вздох и ласка могут стать последними. Элизабет чувствовала в нем эту напряженность, но молчала. Она понимала, что им предстоит разлука, и не хотела отягощать ощущение счастья ненужными и тяжелыми разговорами о будущем. Когда-нибудь им будет больно, но не сейчас. Не сегодня. И ее совершенно не смущало откровенное презрение мисс Митчелл, и других обитателей замка, считающих связь Элизабет и графа непристойной и достойной порицания. Девушка понимала, что они осмелились перешагнуть все допустимые границы, но разве им это впервой? Что значит мнение горстки людей и осуждение общества, если ей по-настоящему хорошо с Ричардом? Ее душа, уставшая от противостояний и ненависти, постепенно отогревалась. Чувства, мысли, желания и мечты, вера в завтрашний день — все, что казалось потерянным и безжалостно украденным — было возвращено. И Лиз не заглядывала внутрь головоломки, в поисках ответов и причин. Она была спокойна и не видела ничего предосудительного в тех чувствах и нежных ночах, что соединяли ее и графа Мельбурна.

Каждое утро они отправлялись на соколиную охоту, или просто гуляли, катались верхом, отдыхали возле чистого живописного озера, что пряталось за холмом, наведывались в деревни, чтобы пообщаться с крестьянами, выслушать их жалобы или благодарности графу. Несколько раз Ричард возил Элизабет на рыночную ярмарку, и скупал все, на чем останавливался ее взгляд. После обеда любовники возвращались в замок и закрывались в библиотеке, где вместе читали, играли в шахматы или просто разговаривали. Они научили друг друга смеяться и радоваться каждому мгновению нежданно свалившегося на них счастья. О былых обидах не было сказано ни слова. Конечно, Элизабет ничего не забыла, а просто задвинула мрачные воспоминания в долгий ящик, не позволяя темным мыслям испортить перемирие с Ричардом. Он всячески поддерживал ее, не касаясь запретных тем, не задавая вопросов. Возможно, они оба прятали голову в песок и занимались самообманом, чтобы потом расплатиться сполна за свою ложь. Но Элизабет чувствовала, что то, что происходит между ними — хорошо и правильно. Это те отношения, с которых нужно было начать. И она была готова бороться за них, готова забыть…. И не было ничего естественнее и приятнее, чем засыпать и просыпаться рядом с Ричардом, видеть его каждую минуту своей жизни, позволять ему то, от чего потом ее щеки заливал румянец. Ее огорчало только одно — от отца до сих пор не было вестей. Но сейчас она и не спешила покинуть своего похитителя.


Однако, на десятый день их счастливого соединения, Элизабет Невилл проснулась одна. Она вызвала Дору Морис, и с пристрастием допросила ее. Оказалось, что граф уехал с рассветом на конную прогулку и ничего никому не сказал. Девушка встревожилась, но не придала эпизоду большого значения. Нельзя принадлежать друг другу безраздельно. Но без Ричарда, без его влияния на нее, Элизабет терялась. Она начинала думать и ковыряться в себе. Сомнения, страх и раздражение темной волной поднимались из глубин подсознания и затягивали в свою пучину. Без Ричарда она не улыбалась, лицо ее сразу становилось замкнутым и напряженным. Неудивительно, ведь именно в нем она черпала силы и уверенность. Глядя на его красивое чувственное лицо Лиз забывала обо всем, и поддавалась чарам и обаянию графа.

Когда солнце оказалось в зените, и утро переросло в полдень, а Мельбурн так и не вернулся, Элизабет больше не могла выдерживать напряжения и тревоги. Она попросила Дору помочь ей одеться и спустилась в конюшни. Оседлав непокорную белую кобылку, Элизабет в одиночестве, вопреки уговорам Роберта, тревожившегося о ее безопасности, отправилась на поиски Ричарда. Бедный Роберт. Отпустив поводья, девушка позволила лошади перейти в галоп. Бедный Роберт. Он больше всех страдал от открытых отношений между его хозяином и пленницей. Холл не говорил ни слова, все было в его выразительных несчастных глазах. На зато Беатрис болтала за двоих. Иногда девушка опускалась до публичных оскорблений, которые грубо и резко обрывал Мельбурн, но он не всегда был рядом с Лиз. И ей довелось услышать немало нелицеприятных откровений о себе самой.

Элизабет нашла Ричарда на холме, сразу за воротами замка. Это было особенное место. Кладбищенский холм. От Мэри Лиз узнала, что там были захоронены все, кто погиб в ночь, когда Ридсдейл напал на замок.