— Я не знаю, Ричард. — тихо ответила она. — Но так не должно быть. Мы не можем….

— Не можем что? — скатившись с нее, Мельбурн опустил голову на согнутую в локте руку, опиравшуюся на постель. Почти фиолетовые глаза внимательно изучали нежное лицо Элизабет из-под опущенных длинных ресниц.

— Любить друг друга. — шепнула Элизабет. Скулы Ричарда напряглись, горькая улыбка тронула невыносимо красивые грешные губы.

— Не думай об этом так, Бет. — проведя кончиком пальца по ее щеке, медленно сказал он. — Ты не любишь меня, и никогда не полюбишь. Я знаю это. Так не бывает. — Мельбурн покачал головой, упав на подушку, и вдыхая аромат ее волос. Ричард накрыл ладонью ее тонкую кисть, разделяющую их лица. Перевернув руку, Элизабет переплела свои пальцы с его, не отводя глаз от преступно красивого лица Ричарда.

— Я уже не знаю, что я чувствую. — призналась она.

— Я знаю, Элизабет. — поцеловав ее прохладные пальчики, Ричард закрыл глаза, и перевернулся на спину, прижимая к груди их сплетенные руки. Лиз с трогательной доверчивостью прислонилась к его плечу.

— Иногда…. - спокойно начал он. — Иногда мы не понимаем, как это происходит. Сложно объяснить, что толкает двоих чужих и агрессивно настроенных людей навстречу друг к другу. Мы слишком устали от войны, от боли и страданий. Устали от ненависти, крови и мести. Устали от гордости и противоборства. Мы заблудились в лабиринтах противоречий, и вышли на свет. Ослепительно яркий, и этот живородящий огонь на мгновение освободил наши мысли и усталые тела. Это так чудесно, так… — он глубоко вздохнул, и чуть повернув голову, посмотрел на нее. — Так восхитительно притвориться нормальными, живыми, настоящими, словно нас не коснулась боль. Как бы мы не стремились к свету, мы оба безнадежно искалечены, Элизабет. Вся беда в том, что для нас нет выхода. Мы обречены блуждать во тьме, ища успокоения, забвения и тепла. Я обрек тебя, Бет. И искалечил. И то короткое ощущение счастья, что мы испытали, обманчиво и нестабильно, как хрупкий мост. Одно воспоминание и волшебство исчезнет так же внезапно, как и появилось. И ты никогда не простишь мне этого. И ничего не забудешь. Если бы я мог хоть что-то изменить…. Повернуть время вспять, и снова оказаться в том лесу, глядя на бесстрашную девушку с рассыпавшимися по плечам белыми, как январский снег, волосами, свободную и прекрасную, пытающуюся ускакать от преследователей на своем коне. Я бы оставил тебя там…. И никогда не узнал этой боли. Никогда не узнал бы тебя, единственную, достойную и равную по духу и силе самому храброму рыцарю. Я не хочу оправдать себя, Элизабет. Это не так. Я не унижу тебя объяснениями собственных преступлений. Моя агония была столь мучительной и эгоистичной, что я не видел никого и ничего, погрузившись в собственную боль. Я так жаждал сломать тебя, покорить, приблизить к той грани, за которой барахтался сам. Семь кругов ада, Элизабет. Как я и обещал, но ты прошла их все. И опередила меня, я лишь приближаюсь к седьмому. Я думал, что испытал уже все на своем веку, думал, что никогда ничто не тронет меня, не заставит чувствовать, я думал, что умер вместе с Марией и моим сыном. Я ошибся, милая. Просчитался. Я был глуп. Я просто временно ослеп. Но сейчас я четко вижу. Смотрю на тебя, и понимаю, последний выстрел за тобой. И в нужный момент твоя рука не дрогнет. Я это знаю.

— Ричард. — Элизабет накрыла пальцами его губы, заставляя умолкнуть. — Я не хочу больше никакой мести. Я просто хочу домой. Больше ничего.

— Но я не хочу, чтобы ты уходила. — хрипло проговорил Мельбурн, глядя ей в глаза тяжелым печальным взглядом. — и у меня нет сил, чтобы заставить тебя остаться.

— Но мы могли бы попытаться, Ричард. Когда оба станем свободными. Когда пройдет время и заживут раны.

Полная горечи усмешка тронула губы Ричарда, и он порывисто встал с кровати.

— Стало холодно. Я подброшу дров. — отстраненным чужим голосом сказал Мельбурн.

Взгляд Элизабет скользнул по его высокой обнаженной фигуре, пока он медленно шел к камину. Мускулы играли на его бронзовой спине и руках, подтянутые ягодицы и сильные длинные ноги, он был непозволительно красив для мужчины, и опасен для женских сердец. Словно древнегреческий Бог любви и красоты, сошедший с небес на грешную землю. Жестокий, непреклонный и чувственный, полный контрастов, и, порой, совершенно неуправляемый. Дикий. Одинокий. Злой. Страдающий. Беспощадный. И все же так тонко чувствующий и страстный. Он ничего не делал наполовину. Войне, ненависти и боли отдавался полностью и без остатка. Он просто не умел иначе. Прирожденный воин. Или варвар. Элизабет до сих пор не знала, кто он — Ричард Мельбурн.

Она смотрела и не могла отвести глаз, упиваясь его совершенным телом, на котором красиво играли отблески разгорающегося огня. Этот мужчина смог перевернуть ее мир, разрушить до самого основания и бросить в пекло ада, и пытать так долго и мучительно, ни разу не поддавшись зову разума. Ни пощады, ни милосердия. И она помнила каждую минуту своего падения, каждый миг мучительной боли и стыда, бессильной ярости и всепоглощающего гнева. Могло ли его оправдать то, что и он страдал не меньше, а, может, даже больше, чем она? Ответ для Элизабет был очевиден. Ричард прав, для них нет выхода. Они обречены.

— Ричард. — позвала она. Когда он обернулся, огненные искры сверкнули в его глазах, и она завороженно уставилась в его необыкновенное лицо. Она вдруг вспомнила статую воина, которую видела в покоях Марии Мельбурн. От сделанного открытия у девушки перехватило дух. Скульптура была сделана с Ричарда. Жена хотела увековечить его красоту, хотела, чтобы он всегда был рядом. Иногда чувства бывают такими сильными, что даже короткая разлука разрывает душу, наполняя ее ядом. Элизабет не знала такой любви. И не хотела бы узнать. Теперь она увидела, что любовь может сделать с человеком.

— Ты так сильно любил ее? — спросила она, глядя в его вопрошающие глаза. Что-то дрогнуло в его лице, и он замкнулся, снова отворачиваясь к огню.

— Это она любила меня, и верила мне.

Элизабет не ждала, что он, вообще, ответит. Но Ричард говорил, и девушка боялась спугнуть столь непривычную для него откровенность.

— Мария бесконечно и покорно прощала мне все, отдавая больше, чем я захотел взять. Иногда мне кажется, что это я убил ее. Я не был хорошим мужем, Элизабет. Я предавал ее, а она искала мне оправданья, я был груб, а она окружала меня слепым обожанием и нежностью. Я дал ей так мало счастья, и в тот момент, когда моя жена больше всего во мне нуждалось, меня не оказалось рядом. Я ни кому не говорил этого. Но я знаю, что разрушило меня и превратило в еще большее чудовище. Чувство вины. Я никогда не прощу себя за то, что не смог ее уберечь. Она была моим ангелом, и щедро делилась своим светом, а я позволил отрезать ее крылья, занимавшие половину моего неба.

— Ты не виноват. — полным сострадания голосом, сказала Элизабет.

— О, нет, Бет. Я виноват. И мне не было бы так тяжело это осознавать, будь я уверен, что любил ее хотя бы наполовину так, как она меня.

— Ричард, не мучай себя. Не все способны на такую любовь. Ей повезло, у нее был ты, и ей было достаточно. Я уверена, что Мария была с тобой счастлива.

— Нет. — Ричард повернул голову, взглянув на Элизабет через плечо. В глазах его расплескалось грозовое небо. — Не была. Я видел это в ее печальной улыбке. Я так часто пытался все изменить, начать сначала, я просил прощения, давал обеты и снова нарушал. Но сейчас я понимаю, как это жизненно важно, чтобы тебя любили. Я больше никому не нужен, Элизабет, как это не печально. Даже сестра отвернулась от меня. Я когда ты ударила меня кинжалом, я не испугался. Я был готов умереть, я даже хотел….

— Я знала это. Догадывалась. — мягко сказала Элизабет. Обернувшись в простыню, девушка встала с кровати, и тихо ступая по ковру босыми ногами, подошла к Ричарду, и встала за его спиной.

— Значит, ты специально меня спасла? — с ироническими нотками в голосе, спросил он. Элизабет обняла его за талию и прижалась щекой к его спине, почувствовав, как он затаил дыхание и напрягся.

— Нет. Я просто хотела, чтобы ты жил. — прошептала Элизабет. Он постепенно расслабился, привыкнув к ее неожиданной нежности. — И сейчас хочу.

Медленно развернувшись, Мельбурн обхватил руками ее лицо и страстно поцеловал.

— Я тоже сейчас хочу. Снова. — шутливо сказал он, отрываясь от ее губ. Элизабет растерянно моргнула.

— Тебе рано утром уезжать. Ты устал.

— Я еще далек от усталости, родная. — улыбнулся Ричард.


Элизабет проснулась через несколько часов. В окнах уже забрезжил рассвет. Она обнаружила, что лежит на своей софе, целомудренно прикрытая одеялом до самого подбородка, а рядом на деревянном сундуке аккуратно сложена ее одежда. Приподнявшись на локтях, она обвела спальню графа сонными глазами. Постель Ричарда была пуста и аккуратно застелена. Неужели он уехал, даже не попрощавшись с ней? И это после всего, что было между ними этой ночью. Ты не любишь меня, и никогда не полюбишь, так сказал Мельбурн. Но он не сказал, что чувствует сам. Неужели все действительно так? И их соединила жажда забвения и отчаянное чувство одиночества? В глубине души Элизабет понимала, что все намного сложнее, чем просто страсть и желание закрыться, пусть всего лишь на одно мгновение от болезненной и жесткой действительности. Ричард просто навязал ей свое понимание ситуации. Ты не любишь меня. Это означало также, что и он не любит ее. Да, и о какой любви может идти речь в их печальном случае? Мельбурн уехал, не простившись, потому что она значила для него не больше, чем Беатрис и Мэри, время от времени помогающие ему "забыться". Элизабет едва не застонала от острого разочарования и отвращения. И в этот момент в покои зашел он, полностью закованный в доспехи. Ричард шагнул к ней со странным выражением в глазах, держа в руках свой шлем, и оглушительно громыхая при каждом движении. Сердце девушки дрогнуло, и она улыбнулась ему.