— Генри Перси, граф Нортумберленд очень болен, и ему, возможно, не известно о действиях, предпринимаемых вашим отцом и священником Инграмом.

— Не понимаю, что вы хотите от меня? — сердце девушки предательски дрогнуло. Ей стало страшно, потому что она знала, что слова графа имеют смысл. Дядя Инграм остался без шиллинга за душой, когда его аббатство осквернили слуги короля, разрушив и разграбив все имущество, оставив после только руины и выжженные поля. Король посягнул на самое дорогое, что было у людей севера, на их веру.

— Я хочу, чтобы вы написали своему отцу о том, что живы, и находитесь здесь под моим покровительством. Вы сообщите ему, что во время прогулки год назад подверглись нападению разбойников, от которых вас спасли мои рыцари, и все это время скрывались под защитой стен замка Мельбурн, узнав из тайных источников о преступных планах вашего супруга барона Алекса Ридсдейла. Он планировал убить вас, и присвоить обещанное ему приданное, чтобы после жениться на женщине, с которой давно состоял в любовной связи.

Элизабет посмотрела в глаза графа, пытаясь постичь его мысли, и понять истинные причины его просьбы. Все происходящее казалось ей абсурдным и лишенным смысла. Но граф ничего не делает просто так. Вряд ли письмо чем-то навредит ее отцу, наоборот, он будет несказанно рад тому, что она жива. Элизабет задохнулась от охватившей ее радости. Если Томас Перси узнает, где его любимая дочь, он непременно последует сюда, чтобы забрать домой. И если следовать легенде, придуманной графом Мельбурном, ее имя останется незапятнанным. Она будет выглядеть жертвой вероломности своего мужа. А граф Мельбурн отважным рыцарем, спасшим несчастную девушку, а не злодеем, погубившим ее честь.

— Какая вам от этого выгода, милорд? — спросила Элизабет. Ричарда удивила ее проницательность. Впрочем, он никогда не сомневался в ее умственных способностях.

— Я решил исправить свои ошибки. — сказал он после минутного замешательства. — Герцог Саффолк сообщил мне так же, что его люди напали на след вашего мужа. Скоро он будет пойман и доставлен сюда. Я выбью из него признательные показания, а далее направлю в Карлайл для проведения судебного разбирательства, после он будет повешен. Вы довольны?

Элизабет опустила глаза, чтобы он не увидел застывшего в них выражения. Она не желала смерти Алексу, не смотря на то, что он стал причиной всех несчастий и похоронил ее для всего мира.

— Больше всего на свете я хочу вернуться домой. — тихо ответила Элизабет, чувствуя приклеенный к ней взгляд Ричарда. — Все остальное не имеет для меня значения.

— Значит, решено. — удовлетворенно кивнул Мельбурн.

Спустя час послание Томасу Дарси от его дочери было написано и запечатано.

— Что ж, моя дорогая Элизабет. — пряча письмо в складках плаща, сказал Мельбурн, в его голосе прозвучала толика печали. — Вот все и изменилось. Теперь вы не пленница, а моя гостья. И подопечная. Завтра к вам прибудет гувернантка, которая будет предупреждена обо всем, и вы окажетесь под ее зорким надзором. В ваше распоряжение отойдут покои Луизы Чарлтон, а так же я закажу для вас новый гардероб, которым незамедлительно займутся лучшие портнихи графства. Мэри Бренон и Дора Морис, жена моего секретаря, отныне ваши горничные.

— Милорд, вы не обманываете меня? Это не новый способ посмеяться надо мной? — недоверчиво спросила Элизабет. Ричард мягко улыбнулся ей.

— Как мало вы знаете меня, милая Бет. — сказал он. — В доказательство моей искренности примите от меня в дар эти чудесные платья и украшения. — граф указал на коробки и свертки, наваленные горой на софе возле камина. Как странно, что она не заметила их раньше. Хотя ничего удивительного, она смотрела только на графа, стоило ей переступить порог его покоев. — Ну же, бегите, посмотрите. Я знаю, вы соскучились по красивым вещам. Я ненадолго покину вас, чтобы встретиться с Чарльзом, и вернусь. Вы можете что-нибудь одеть, и порадовать меня. Я пришлю Дору Морис. Она поможет вам. И заодно познакомитесь.


Дора не очень понравилась Элизабет. Она вела себя заносчиво, но девушка решила проявить мягкость и постараться найти общий язык с будущей горничной. Тем более, что Дора очень хорошо справилась со своими обязанностями. Она не только помогла Элизабет облачиться в выбранное платье из белого тончайшего шелка с блестками, с широкими ниспадающими с локтей рукавами и глубоким вырезом, отделанным кружевами, но и сделала высокую элегантную прическу, вплетя в волосы нити жемчуга. И еще одна нить жемчуга красовалась на ее тонкой изящной шее.

— Я должна радоваться, Дора. Но мне почему-то грустно. — призналась Элизабет, когда с ее одеянием было покончено. — Я так долго этого ждала.

— Может, вам не хочется покидать его сиятельство? — сухо предположила Дора. Элизабет печально улыбнулась.

— Несколько часов назад я готова была бежать отсюда, но нашла поддержки, и почти отчаялась. И вдруг…. Я не верю, что все так быстро может поменяться.

Неожиданно Элизабет вспомнила, что граф упомянул о связи Луизы и герцога Саффолка. Неужели это ее преданная подруга попросила своего влиятельного любовника вступиться за несчастную пленницу ее брата? Других объяснений резкому изменению планов Мельбурна у девушки не было. Она не верила в его благие намерения и искреннее раскаянье.

Отпустив Дору Морис, Элизабет решилась на то, в чем отказывала себе долгое время.

Зеркало стояло за кроватью графа.

Оно показало ее отражение в полный рост.

Ничего не изменилось. Элизабет Невилл стала еще прекраснее, чем раньше. И даже маленький белый шрам на щеке, оставленный графом, не портил ее сияющей юностью красоты. Она была стройна, гибка и белокожа, как и подобает истинной леди. Элизабет всмотрелась в свое лицо, достойное быть написанным рукой лучшего художника короля. Лишь ее глаза отражали боль и страдания, которые ей довелось пережить. Глаза взрослой женщины, а не восемнадцатилетней девушки.

Непонятное чувство сдавило ее грудь, и, закрыв лицо руками, затянутыми белыми перчатками, она ощутила влагу на своих щеках. Так долго, мучительно долго она не позволяла эмоциям взять верх, она стоически переносила то, что заставило бы плакать даже мужчин, и вот сейчас в момент своего триумфа, она рыдала, как дитя, и не могла найти этому объяснения.

Она не слышала, как он вошел и встал за ее спиной. Удивленный и онемевший он смотрел, как плечи этой сильной духом, отважной девочки содрогаются от глухих рыданий.

— Что же я делаю с тобой. — прошептал Ричард с горечью, мягко разворачивая Элизабет и прижимая к своей груди. Его руки бережно гладили ее спину и плечи, утешая и согревая всхлипывающую девушку. Ее голова доверительно покоилась на его плече, и граф, уткнувшись лицом в ее надушенные волосы, не мог заставить себя оторваться от нее. Ее боль словно перетекала в него. А слезы ранили сильнее, чем все обидные слова, сказанные ему в гневе.

— Прости меня. — выдохнул он, легко касаясь губами ее щеки. — Я не хочу, чтобы ты плакала, Бет. Что угодно, только не слезы.

Взяв в ладони ее лицо, он осушил влагу своими пальцами, и смотрел на нее пронзительно грустным взглядом, полным сожаления и тепла. Он ждал, когда она успокоиться и перестанет дрожать.

— Извините, я не знаю, что на меня нашло. — пробормотала она, заикаясь. Влажные ресницы, дрогнув, опустились. — Наверно, это слезы облегчения.

— Да, так и есть. — тихо согласился Ричард. — Ты такая красивая. Белый удивительно идет тебе, Бет.

— Спасибо, милорд. — девушка вяло улыбнулась, шмыгнув носом. Этот звук позабавил Мельбурна, и он лукаво улыбнулся, опустив руки на ее плечи.

— Ричард. Назови мое имя. Я так устал слышать это сухое "милорд", "ваше сиятельство" и так далее. Возможно, больше нам не представиться такой возможности.

— Ричард. — послушно прошептала Элизабет.

Ее нежный голос, произносивший его имя, снова пробудил в нем все чувственные порывы, связанные с этой юной красавицей. Глаза его потемнели, став почти фиолетовыми. Склонившись, он посмотрел на нее долгим, полным нескрываемой страсти взглядом, словно борясь с самим собой, и проигрывая….

— Прости. — снова шепнул он, целуя ее соленые от слез губы.

Граф уже знал, что она не оттолкнет его. Сила возбуждения, пронзившая напрягшееся мужское тело от одной этой мысли, поразила его самого своим размахом. Женщины всегда вызывали в нем определенные желания, но ничего подобного тому, урагану, что охватил его сейчас. Ее губы, нежная бархатистая кожа, вздрагивающая от волнения грудь, сдавленная узким корсажем, сводили Ричарда Мельбурна с ума. Он жаждал ее до боли. И это пугало его самого, заставляя смотреть глубже, искать причины. Но потом…. Не сейчас.

Ее ладони легли на его твердую, словно камень грудь… и он замер, испугавшись, что Элизабет оттолкнет его вновь, но этого не произошло. Ее нежные руки скользнули вверх и зарылись в его густые черные непокорные волосы. Приоткрыв губы, она позволяла ему целовать себя так, как он того желал. И этот жадный обжигающий поцелуй изменил все, смел все преграды и предубеждения, смешал в один взрывоопасный коктейль вожделение, гнев и жажду полного слияния. Он осыпал поцелуями ее лицо, шею, обнаженные плечи, прижимая к себе, давая ей почувствовать свою страсть. И она снова задрожала в его железных объятиях. Он знал, был уверен, это не страх.

— Ричард. — слабо запротестовала девушка, когда его умелые пальцы взялись за застежки на ее платье, но он подавил ее возглас еще одним сводящим с ума поцелуем.

Вскоре платье упало к ее ногам, оставив Элизабет в одной нижней сорочке и чулках. Шпильки вылетели из ее волос, и они мягко разлились по хрупким плечам, жемчужины посыпались на пол. Мельбурн нетерпеливо склонился к девичьей груди, лаская ее сквозь тонкую ткань. Горячие мужские губы жадно обхватили твердый сосок и втянули его в рот. Его язык творил чудеса с ее телом, и девушка невольно застонала, удивленная тем, как страстно отзывается на умелые ласки графа.