— А вы не назовёте своё имя? — поинтересовался он после небольшой паузы, во время которой они испытующе смотрели друг на друга.

 Она ещё несколько секунд без тени смущения молча его разглядывала, потом ответила, иронично усмехнувшись:

 — Ольга.

 — Ольга, — с определённой долей театральности повторил он. — У вас красивое имя.

 — Как это оригинально, — насмешливо заявила она, глядя ему в глаза.

 Он снова рассмеялся.

 — Да-да, простите. Я, наверное, совсем разучился знакомиться с девушками, — сказал он, добродушно улыбаясь. — Несу какую-то чушь…

 Ольга отвернулась от него, сбросила с себя полотенце и стала одеваться. Роман деликатно отвёл взгляд в сторону и уставился на закат.

 — Красиво, правда? — снова повернулся он к ней, когда она управилась с одеждой и наклонилась, чтоб поднять своё полотенце.

 Ольга не удосужилась ответить, с независимым видом обошла его стороной и двинулась к насыпи. Он проводил её взглядом и снова поднял глаза к небу. Потом наклонился, закатал штанины до колен, направился к морю и стал размеренно прогуливаться по воде вдоль берега, подставляя лицо солёному ветру и вслушиваясь в шум прибоя.

Глава 7. Беспокойная ночь

 Раскалённый воздух мерцал миллиардами золотистых пылинок, окутывал её со всех сторон, словно плотная удушливая вуаль, сквозь которую невозможно было что-то разглядеть. Воздух дрожал, струился сквозь пальцы, осязаемый, вязкий, обжигающий кожу. Лин двигалась вперёд, надеясь выбраться из этого пекла, но её движения были какими-то неестественными, раздражающе медленными. Она ощущала себя мухой, увязшей в горячем киселе.

 В обстановке что-то вдруг поменялось. Искрящаяся пелена стала более прозрачной, более проницаемой. В дрожащем мареве стали проступать какие-то неясные силуэты, постоянно меняющие очертания. Лин почувствовала свободу движений и подалась вперёд всем телом. Внезапно всё вокруг закружилось в стремительном вихре, пелена рассеялась, и обстановка приобрела конкретные формы. Лин теперь стояла посреди выжженной солнцем пустыни, голой, знойной, бескрайней. Всюду, куда хватало взгляда, был только песок, жёлто-серый, горячий и зыбкий. Она делала шаг за шагом, не отдавая себе отчёта в том, куда именно движется, и песок реагировал на её движения, шевелился, шуршал, расползался из-под ног во все стороны шустрыми золотистыми змейками, словно был живым существом, вызывая у неё нервную дрожь.

 Внезапно она услыхала какой-то звук. Звук был странным, неясным, но она почему-то сразу поняла, что это крик о помощи. В тот же миг её глазам предстало зрелище, от которого у неё всё внутри похолодело. Две мужские фигуры утопали в песке, отчаянно сопротивляясь и изо всех сил цепляясь за жизнь, но песок неумолимо засасывал их. Они находились далеко друг от друга и от самой Лин, в разных концах пустыни, но она, как ни странно, видела обоих одновременно и чувствовала их отчаянье. Она не могла разглядеть ни их лиц, ни чётких очертаний, различая лишь неясные, барахтающиеся в песке силуэты, но откуда-то точно знала, что один из них Никита, а другой — Пётр, и понимала, что обоих срочно нужно спасать. Даже не успев ни о чём подумать, она метнулась к Никите. Каким-то непонятным образом мгновенно преодолела расстояние в полпустыни, ухватила парня за руку и без всякого усилия выдернула его из песка, в котором он успел увязнуть по грудь. Она обняла его, и тут же ненадёжный зыбучий песок под их ногами уплотнился, превращаясь в твёрдую почву, устланную сочной зелёной травой. В мгновение ока вокруг них вырос оазис, прохладный, цветущий, благоухающий, в котором Никите ничего больше не угрожало. Лин всего на секунду забылась, испытав облегчение, но тут же спохватилась и бросилась в ту сторону, где должен был быть другой парень. Но вокруг была лишь пустыня, пустая, зловещая, смертоносная. И Лин поняла, что опоздала. Вдруг отчётливо осознала, что у неё был шанс спасти только одного, а другой изначально был обречён на гибель. Она спасла Никиту, а Петра больше нет, и уже ничего не исправить. Его больше нет…

 Безысходность захлестнула её с головой. Она захлёбывалась болью и слезами, сгорала в своём отчаянье. Всё вдруг занялось огнём, огонь окружал её со всех сторон, вокруг неё что-то полыхало, плавилось, оплывало горячими бесформенными потёками, словно воск. И её тело тоже горело и плавилось, таяло, как свечка, но она ощущала только боль потери, которая сжигала её изнутри. Его больше нет.

 — Не-е-ет! Не-е-ет! — вырывалось из её груди со стоном.

 — Лин, ты слышишь меня? Лин, Лин! Проснись, Лин! Господи, да ты вся горишь!

 Кто-то настойчиво её тормошил, обнимал, прикасался к её лицу, она слышала взволнованные голоса, ощущала какую-то суету вокруг, но никак не могла окончательно прийти в себя.

 Загорелся яркий свет, который даже сквозь сомкнутые веки неприятно резанул по глазам. Кто-то положил прохладную ладонь на её лоб, взял за запястье, потом негромко произнёс какие-то странные слова, кажется, заклинание. Кожу обдало приятным холодком, и сознание окончательно прояснилось. Она открыла глаза и увидела прямо перед собой озабоченное лицо Глеба.

 — Лин, узнаёшь меня? — поинтересовался Глеб.

 — Да, — слабо кивнула Лин.

 — Ну-ка, давай-ка сядем, — сказал Глеб, помогая ей сесть. Взял её лицо в ладони, заглянул в глаза, оценивая состояние зрачков. — Открой рот и скажи а, — скомандовал он.

 — А-а-а, — послушно исполнила его указание Лин.

 — Хорошо. Извини, я должен тебя осмотреть.

 Глеб задрал рукав её футболки, обнажая плечо.

 — Так больно? — спросил он, осторожно прикоснувшись пальцами к её коже.

 — Немножко, — поморщилась Лин.

 Она обвела взглядом обстановку и встретилась глазами с Никитой, который наблюдал за процессом, сидя на коленях немного поодаль. Он выглядел сильно обеспокоенным, даже испуганным. Дэна и Лизы в палатке не было. Лин показалось, что она слышит их негромкие встревоженные голоса, доносящиеся снаружи.

 — Так, ну, всё понятно. Ты сильно обгорела на солнце, ожоги довольно серьёзные, отсюда и высокая температура, — вынес свой вердикт Глеб. — Ничего, сейчас всё поправим. Снимай футболку, — скомандовал он. — Меня можно не стесняться, я врач.

 Лин даже в голову не пришло с ним спорить. Она испытывала невероятное облегчение от осознания того, что весь тот ужас, который она только что пережила, был лишь лихорадочным бредом, кошмарной фантасмагорией, порождённой её воспалённым умом. Всё остальное не имело сейчас никакого значения. Лин покорно стянула с себя футболку.

 — Пурагаре кутис, — произнёс Глеб, проводя ладонями над обожжёнными участками на теле Лин, не касаясь кожи. — Ну вот, теперь всё нормально, — удовлетворённо констатировал он, ещё раз приложив ладонь к её лбу и убедившись, что температура уже в норме. — Можешь одеваться. Я сейчас ещё принесу тебе одно зелье, выпьешь его, выспишься, как следует, и утром будешь, как новенькая, — ободряюще улыбнулся он и двинулся к выходу из палатки.

 Никита сразу перебрался поближе к Лин, молча аккуратно одёрнул на ней футболку, которую она успела на себя натянуть.

 — Ну, ты как? — заботливо спросил он, осторожно её обнимая и прижимая к себе.

 — Я в порядке, не волнуйся, — пробормотала Лин, уткнувшись носом в его плечо.

 — Здорово ты меня напугала, — сказал Никита, чмокнув её в макушку.

 — А что было? — спросила Лин.

 — Ты, видимо, бредила из-за высокой температуры, кричала, плакала, а я никак не мог привести тебя в чувство. Пришлось Глеба звать. Дэн за ним сбегал, поднял его с постели, — пояснил Никита и заглянул ей в лицо. — Ты точно уже хорошо себя чувствуешь?

 — Да-да, всё хорошо, — улыбнулась Лин и обняла его, облегчённо вздохнув.

 — Вот говорил же я тебе, чтоб ты в тени сидела, а ты всё время у воды торчала на открытом солнце, — укорял её Никита.

 — Я не думала, что могу так сильно обгореть. Я же уже не первый день на море. Думала, кожа уже не такая чувствительная, — оправдывалась Лин.

 — Думала она. Интересно, каким местом? — сварливо пробурчал Никита и ещё крепче прижал её к себе. — Вот только попробуй теперь из тени высунуться, сразу по заднице получишь, чтоб неповадно было ею думать.

 — Ладно-ладно, я всё осознала, — хихикнула Лин.

 — Я надеюсь, — фыркнул Никита.

 Приподнялось полотнище на входе, впуская в палатку Глеба.

 — Вот, выпей-ка это, — велел Глеб, протягивая Лин небольшую склянку с какой-то зеленоватой субстанцией.

 Лин послушно опрокинула содержимое склянки в рот.

 — Бэ-э, горькое, — сказала она, скривившись.

 — Лекарство должно быть горьким, — безапелляционным тоном заявил Глеб. — И усвой для себя на будущее, что тебе противопоказано загорать на открытом солнце.

 — Она усвоит, уж я за этим прослежу, — хмыкнул Никита.

 Лин состроила невинную рожицу.

 — Я надеюсь, — усмехнулся Глеб. — Ну ладно, я пошёл. Утром ещё загляну на всякий случай. Если днём какие-то проблемы возникнут, Дэн знает, как со мной связаться.

 — Спасибо. Извини, что столько хлопот тебе доставила, — извиняющимся тоном сказала Лин.

 — Да ладно тебе, — добродушно улыбнулся Глеб. — Главное, что с тобой всё в порядке. Ну, всё, пошёл я спать. И вы ложитесь, давайте, тебе нужно выспаться, как следует.

 Глеб выбрался наружу, и в палатку тут же влезли один за другим Лиза с Дэном.

 — Лин, ну ты как? Всё нормально? — с порога затарахтела Лиза. — Ну, ты нас и напугала! Кричала во сне, металась, рыдала, а Никита никак не мог тебя разбудить. Тебе, наверное, что-то кошмарное в бреду привиделось, да? Температура, наверное, высоченная была. У тебя лоб был горячий, как кипяток. Мы, прямо, не знали, что делать. Хорошо, что Глеб тут с нами.

 — Лиз, да что ж ты так трещишь-то? — осадил её Дэн. — У меня у самого температура сейчас подскочит от твоего треска, — прибавил он, болезненно поморщившись.