Алена Нефедова - Седьмая вода

— Ну что, семья? Двинули домой? — не столько спросил, сколько утвердил старший Кринников.

— Двинули! — сияя, поддержала его мама.

Арсений

Раньше девчонки вели дневники. Типа такого:

«День первый:

Ах, он посмотрел на меня и в зобу дыханье сперло!»

«День второй:

Обожаемой! Он глянул в мою сторону два раза!»

«День хрен знает какой:

Эта сволочь не смотрит и не подходит, и вообще меня все достало!»

Сейчас, кажется, все эти дневники заменены на блоги в сети, но не в том суть.

Мне, если честно, спустя неделю нашего общения с Василисой после выхода из СИЗО уже тоже было впору заводить такой дневничок, политый слезами и соплями. Ну, или, на крайняк, журнал печальных событий, что ли.

25 мая.

Сегодня, говоря со мной, Васька рассмеялась над какой-то моей бородатой шуткой, и у меня сердце зашлось, как у пацана зеленого, и руки затряслись от желания хоть кончиками пальцев коснуться ее кожи.

28 мая.

Сегодня вечером в беседе она вздохнула так протяжно, очевидно, потягиваясь, что я мгновенно представил Ваську, делающую это на том самом диване, который стал моим постоянным местом ночевки. Словно наяву увидел, как приподнимается ее грудь, и все тело выгибается в этом движении ленивого комфорта. Здравствуй, холодный душ, как же, сука, я тебя люблю!

30 мая.

Рассказывая мне о какой-то вкуснятине, которую пробовала в одном из ресторанов, Василиса издала восхищенный стон, и железобетонный стояк мне был обеспечен на пару часов! И снова приветствую вас, спортзал, боксерская груша и ледяная водичка!

Нет, само собой, моя жизнь от одного звонка Василисе до другого была более чем насыщена событиями. Но, видимо, таково странное свойство человеческой психики в целом или, может, моей в частности, что, едва я закрывал дверь и оставался наедине с собой, все произошедшее за день осыпалось с меня как шелуха, не оставляя ничего, и все, о чем мог думать — в каком настроении будет моя заноза, когда ответит на мой звонок.

Если придерживаться того же журнального сухого изложения, то за три недели «Безваськиного ледникового периода» произошло много и всего.

Во-первых, объявился, наконец, пропавший Марк.

Во-вторых, состоялся суд по поводу завода, на который представители столичного дядечки, устроившего нам столько неприятностей, просто не явились, так что решение было вынесено в пользу нашего клиента.

В-третьих, сильно важный следователь Семцов сдал мое дело местным и умчался в свою Москву, даже не вызвав меня для прощального допроса, а я же к нему как к родному привязался, мля! Вслед за этим все мои неприятности с законом быстро сошли на нет практически сами собой.

Ну, а если вдаваться в подробности…

Марк появился поздней ночью спустя столько дней после нашего последнего разговора, больше похожий на бомжа, какой-то изжеванный и взъерошенный. Так что охранники, дежурившие в офисе, не сразу его и узнали. Я почти в шоке взирал на вечно холеного и одетого с иголочки бывшего друга в мятой и покрытой неизвестными пятнами одежде, с расцарапанной щекой, ссадиной на лбу и левой рукой, замотанной бинтом.

— Какого хрена с тобой произошло, и где ты вообще шлялся все это время? — не смог сдержаться я от эмоций.

— Ой, ладно, Арс, не начинай. Ты ж мне не отец и не жена, чтобы допросы устраивать, — устало и раздраженно отмахнулся он, плюхая на мой стол увесистый чемодан, который держал в здоровой правой руке, и тут же разворачиваясь.

— В общем, условия нашей сделки я выполнил, процесс запущен, просто сидите у реки и ожидайте, как труп проплывет. Уверен, ты тоже меня не подведешь. Предупреждаю, Ольга подозревает о существовании этих денег и может за ними явиться. Но я знаю, что на тебя ее припадки и требования не подействуют. Ну, в принципе, все, я пошел! — и он, как ни в чем не бывало, открыл дверь.

— Стоять, Зарицкий! Че это за херня вообще? Кто так делает? Нужны же какие-то документы, гарантии. Да я, мать твою, даже не знаю, сколько там!

— Арс, ну блин, не утомляй ты меня! — скривившись, схватился за виски Марк. — Сколько бы там не было, я знаю, что себе ни копейки не возьмешь! Мои бабки у тебя, какие еще, нафиг, гарантии? Мы, может, и разосрались, потому что два дебила были, но что ты за человек я знаю. Никаких документов и лишних свидетелей мне не надо. Так что все, давай! У меня реально времени мало!

— Марк, можешь ты нормально сказать, что с тобой? Может, тебя отвести куда-то надо, в больницу, скажем, выглядишь дерьмово. Может, охрана нужна? По-людски можешь объяснить?

— Да не надо ничего. Честно! Выгляжу, как и должен выглядеть человек, получивший за дело, и даже лучше, чем мог бы. За грехи надо платить хоть как-то. Кстати, просьба. Там внутри есть бумажка с номером счета и суммой. Переведи туда деньги через время, когда все утрясется. Если вернут, переведи снова. Переводи частями, как угодно, но до тех пор, пока не возьмут. А я пошел.

Марк больше не стал останавливаться, и я, проводив его до выхода на парковку, только и смог пронаблюдать, как он, по обыкновению, лихо разворачивается и уносится прочь, оставляя после себя дымящийся черный след на асфальте, сотни вопросов у меня в голове и кучу денег, которые я пока мало представлял, куда пристроить для хранения. Ну, да, озадачить и эффектно испариться — это как раз в его стиле.

Слушанье по поводу имущественных прав на пресловутый завод состоялось в положенный день, без задержек и переносов. Прошло оно совершенно обыденно и даже скучно. Мы для обеспечения безопасности подтянули две группы, но никаких эксцессов не последовало, и я почти пожалел даже, что потратил время, явившись туда. В принципе, присутствие мое и отца там вообще не требовалось, просто очень хотелось лично посмотреть на облом тех, кто так старательно отравлял нам жизнь ради этого проклятого куска земли. Но получить моральное удовлетворение не вышло, на все про все ушло не более часа. Я предложил отцу вообще расторгнуть договор с хозяином на охрану этого гребаного завода, но он отказался.

— Сень, я понимаю, что ты зол, — покачал он головой.

— Да не зол я! Противно просто! Собственно, что изменило это решение для тех людей, кто работает на этом заводе? Ни черта! Очень скоро их выкинут на улицу, производство сравняют с землей, и чего мы задницы рвали, защищая интересы одних засранцев-хапуг перед другими?

— Сеня, мы зарабатываем, обеспечивая людям безопасность. Они нам за это платят. То, какие эти люди сами по себе и каковы их жизненные цели и приоритеты не наше дело. Наши симпатии к клиенту не являются необходимым условием для ведения нашего бизнеса, тем более в нынешних не особо радужных реалиях повышенной конкуренции.

— Пап, я не ребенок капризный и все понимаю! Просто бесит, что столько неприятностей, нервов, проблем и никакого тебе эпичного торжества хороших над плохими и яркой вывески «Счастливый конец!».

— Это жизнь, сынок! К тому же это еще не конец, и надо нам твои проблемы разгрести. Рано расслабляться! — Он прав, дело на меня никто не закрывал еще, подписку не снимали, и вообще Семцов еще продолжал рыть землю вокруг меня, так что его или еще забыли отозвать, или мужик решил, что засадить меня — его личное дело. — Но в одном ты прав, осадок противный на душе от этой истории. Ну, зато мы им цену на охрану поднимем, когда они там стройку замутят. Все равно эти люди ничего кроме языка денег не понимают!

— Тоже вариант! Будем считать это моральной компенсацией, — фыркнул я, садясь в машину.

Но и ситуация с ретивым важняком Семцовым разрешилась тоже как-то стремительно и совсем не драматично. Ровно через сутки после его отъезда по-английски к нам в офис явился адвокат тех самых недалеких типов, которых наши парни повязали при проникновении в дом, с вполне себе прозрачным предложением взаимного прекращения дел. Мы забираем заявление на них, в ответ будут сняты все обвинения в мой адрес, и мы расходимся, адиос!

Конечно, мое чувство справедливости и злость требовали не заключать никаких сделок с совестью хоть в этот раз, тем более что Артем обещал, что развалит дело против меня на следующем же слушании через месяц. Остро хотелось отвести душу хоть в чем-то, должна же долбаная кара настигнуть хоть кого-то! Ну, а с другой стороны, до возвращения Василисы и Марины оставалось чуть больше недели, и жизненно необходимо было к их появлению не только закончить ремонт, идущий ударными темпами, но и всю эту судебную канитель. К тому же это мое самое чувство справедливости желало скорее уж от души отметелить уродов, а не отправлять их за решетку. Ну, какое в этом моральное, мать его, удовлетворение для такого, как я? Правильно, никакого. Поэтому я смирился и забил на эту историю.

В конце концов, я от нее устал до безумия, и у меня есть дела поважнее беготни по казенным домам. Мне тут всю будущую жизнь в целом устраивать надо, момент, как говорится, настал, и дальше тянуть и пребывать в этом подвешенном за нервы состоянии я не собираюсь. Приедет Васька, будем прямо разговаривать и определять, кто кому кем приходится, что из этого, собственно, вытекает и куда втекает. Эти наши телефонные беседы обо всем, только не о нас, напоминающие танцы на минном поле, надо просто прекращать. Единственный вид хореографии, который меня интересует в ближайшее время — это горизонтальное танго с моей занозой, и я твердо намерен приложить все силы и природное упорство, чтобы стать ее единственным партнером на ближайшие лет… сто. Поэтому я и поручил Артему утрясти все процессуальные моменты с чужим представителем и не отказал себе лишь в маленькой гадкой радости, поинтересовавшись, чего же крутой столичный перец-покровитель не вытащит своих «шестерок». На что адвокат сделал, как и положено, удивленные глаза, заявив, что знать не знает, о ком я, просто его клиенты были сильно пьяные, в наш дом забрели вообще случайно, не там с пляжа свернули и так далее. Я только ухмыльнулся на эти смехотворные отмазки. Артем же кивал на весь этот бред, сохраняя строго профессиональное выражение лица и жестом предлагая пройти с ним в его кабинет. Когда неожиданный гость вышел, он обернулся и тихо сказал мне: