***

— Ну что, Мариночка, голуба моя, смотрю, вы совсем уже готовы покинуть нас, — радостно улыбался нам Олег Викторович, наш лечащий врач. — Не могу сказать, что сожалею и хочу видеть вас вновь. Только не здесь и не в качестве моей пациентки!

Мы с мамой понимали, что, скорее всего, именно эти слова доктор говорит, наверное, всем, кто готовится к выписке. Но какая, собственно, разница, сколько раз и кому сказаны слова, если они продолжают дарить надежду и оптимизм раз за разом.

— У нас есть два дня на последние обследования и анализы для выработки полных индивидуальных рекомендаций по дальнейшему лечению. Но, в общем и целом, уже можете собирать чемоданы, так сказать! Ну, ладненько, красавицы мои, я побежал, с минуты на минуту должны подвезти нового пациента, между прочим, вашего, так сказать, земляка, из вашего же города. Пойду встречать!

Олег Викторович стремительно покинул нас, на прощание комично подмигнув.

— Ой, котеночек, два дня! — мама, раскрасневшись, как подросток, прижала дрожащие руки к щекам. — Как же я по дому соскучилась! Мне прямо на месте не сидится, давай погуляем, а дочь?

— Мам, погуляем, конечно, только прошу тебя, спокойно! — я мягко положила руки на ее плечи. — Не хватало еще, чтобы давление скакануло от радости.

— Можно я пешком попробую? — просительно посмотрела на меня мама, и я заколебалась. Да, мы уже проходили весь коридор до выхода в парк, и даже, доехав туда на коляске, немного походили по аллее, но решиться совсем отказаться от кресла я считала поспешным.

— Ма-а-ам, давай не будем так торопиться, ладно? — она вздохнула, как огорченный ребенок, но кивнула.

Выкатившись в коридор, мы вынуждены были посторониться, потому что навстречу двигалась каталка с лежачим больным, которую сопровождал наш Олег Викторович, а рядом с папкой документов в руках вышагивала высокая изящная женщина. Мне понадобилась секунда, чтобы узнать в ней ту самую докторицу — травматолога, как ее там… Люсю. Она сменила цвет волос, и сейчас на ней были очки в тончайшей оправе, придающие гораздо более профессиональный вид, чем в тот наш визит в травматологию, когда она откровенно вешалась на моего Арсения. Хотя взгляд ее остался прежним — голодным, цепким, хищным, как у существа, что находится в постоянном поиске новой жертвы. Она меня тоже узнала почти моментально, но даже не сбилась с шага и не кивнула, хотя и глаз не отвела до тех пор, пока они нас не миновали.

— Замечательно и очень профессионально с вашей стороны, коллега, лично проводить своего пациента к нам, — вещал Олег Викторович, кажется, совершенно растаявший перед красавицей. — Никто лучше вас не посвятит меня в особенности травмы и динамику выздоровления…

Дальше я уже не расслышала слов, а только чувственный смех и звучание голоса что-то ответившей ему Люси.

— Все-таки какие они тут молодцы, — вздрогнула я от маминого голоса. — Только подумать, что меня месяц назад сюда тоже привезли лежачей, словно овощ. Но сейчас все в прошлом, и, надеюсь, больше такое не повторится!

Она, видимо, сочла нашу остановку эмоциональной реакцией на воспоминания. Воспоминания были, но немного не те. Я встряхнулась, и мы зашагали дальше.

— Мам, овощ — это дурацкое сравнение!

— Зато отражающее действительность!

Спустя час неспешной прогулки и в коляске, и пешком мы притормозили около сидящего на лавочке пожилого мужчины, судя по одежде тоже пациенте. Он задал маме какой-то вопрос, и у них завязалась беседа, в которую я не вслушивалась, потому что заметила в конце аллеи Люсю, явно направляющуюся в нашу сторону. Она уже сняла халат и осталась в элегантном коричневом платье с белыми акцентами, которое делало ее подтянутое гибкое тело еще совершеннее. И я ничего не могла поделать с тем, что меня бесило в ней все. И эта ее кошачья чувственная походка, и уверенно, почти нахально вздернутая голова, и взгляд вкупе с самоуверенной улыбкой, словно она королева мира. Это что во мне говорит — ревность или зависть?

— Добрый день, — поздоровалась она, чуть растягивая гласные, что, очевидно, казалось ей самой соблазнительным. По мне так нет. Больше похоже на то, что у нее язык заплетается. Ладно, ладно, допустим, я стервозничаю.

— Добрый, — я посмотрела на маму, все еще увлеченную беседой, которая, похоже, и не заметила появления нового лица.

— Могу я с тобой поговорить? — продолжила Люся.

— С вами! — тут же подчеркнула дистанцию я, и глаза женщины недобро прищурились. — Есть о чем?

— Ну, общий предмет для разговора у нас точно есть. Как-никак пришлось разделить одного любовника, — я оглянулась на маму и была рада, что та ничего не услышала.

— Мам, я тут рядом! — сказала и пошла вперед по аллее, предлагая этой болтливой дуре или идти со мной, или проваливать к черту.

Развернувшись через пару десятков метров, я уставилась на нее.

— То есть вам, доктор как вас там, кажется нормальным вот так явиться и обсуждать свою и мою личную жизнь перед пациентами?

— Ну, твоя мать и тот дядечка не мои пациенты, так что не вижу проблемы, — цинично отмахнулась она, вызывая у меня уже не ревность, а, скорее, отвращение.

— Очевидно, соблюдение моральных норм в связке доктор-пациент вообще не ваша сильная сторона, — сказав это, я, однако, одернула себя, конфликт мне здесь и сейчас вообще не нужен.

— Ух ты, Господи, у милой девочки прямо-таки есть зубки. Тупенькие, правда, как и она сама, но есть! — ехидно скривилась моя собеседница.

— Что вам нужно? Вы не тот человек, с кем я хотела бы проводить хоть одну лишнюю минуту, — я сложила руки на груди, отказываясь поддаваться на провокации.

— Да лишних и не надо. Со мной и, тем более, с Арсом. Это не пойдет тебе на пользу, де-е-еточка! — опять потянула слова Люся.

— Мне это воспринимать как угрозу, те-е-етенька? — ответила я, стараясь не вкладывать никаких эмоций.

Люся чуть дернула головой, справляясь со своим раздражением.

— Боже упаси! Я тебе добра хочу, милая, — она упорно «тыкала» мне и скорчила гримасу, которая, наверное, в ее понимании олицетворяла сочувствие, но, на мой взгляд, больше напоминала боль от геморроя. Хотя я ведь не доктор, откуда мне точно знать? Но с закипающей желчью ничего поделать не могла.

— Кстати, если ты пытаешься мне намекнуть на мой возраст и идущий с ним в комплекте опыт, то зря стараешься. Возможно, и есть мужчины, которые ведутся именно на чистоту и невинность, у тебя на лбу написанные огромными буквами, но Арс точно не из них, — она, говоря это, упорно пыталась поймать мой взгляд, но я смотрела только на маму и ее пожилого собеседника.

— Очевидно, у вас совсем плохо с чтением по лицам, если я могла вам показаться невинной. И я все еще не услышала ничего о том, к чему, собственно, сам этот разговор.

— Детка, если Арс немного повалял тебя по постели, это не значит, что хоть как-то затронул твою невинность по-настоящему, или ты хоть сколько узнала, каков он на самом деле. С такой, как ты, он никогда не сможет быть собой. Думаешь, он романтичный любовник, только и мечтающий ласкать тебя робко и трепетно? Нет! Он реально безбашенный похотливый зверюга. Самец, который трахает, жарит, натягивает, долбит, но никак не занимается любовью. Требовательный, жадный, желающий иметь тебя так жестко и туда, куда ему нужно. Он был с тобой таким?

Моим щекам стало горячо от кратких острых воспоминаний, и я мгновенно разозлилась на себя за то, что наверняка покраснела, выдавая себя Люсе. Каким был со мной Арсений? Жадным и требовательным? Да. Похотливым и ненасытным? Однозначно. Был ли он жестким во время секса? Возможно, почти на грани. Но при этом была и неистовая нежность, и забота о моем удовольствии, на грани его собственного самоистязания. Каждую минуту нашей близости я все время ощущала, что получаю в разы больше, чем отдаю. И даже если это не так, и я просто действительно ни черта в этом не понимаю, то отказываюсь думать об Арсении, как о какой-то эгоистичной скотине, занятой только своим удовлетворением и использующей мое тело как вещь или инструмент. Этого он не дал мне почувствовать ни разу, так что пусть Люся катится со своими характеристиками!

— Судя по тому, как ты зависла, с этой его стороной ты не знакома, — ухмыльнулась женщина, истолковав мое молчание в свою пользу.

— А судя по вашей пламенной речи, вы только с этой его стороной и знакомы! Хотя знаете, что я поняла об Арсении? Каким бы он ни был, но старается дать партнерше именно то, чего она сама желает. Он какой угодно, но не эгоистичный! А значит, вы получали его таким, каким хотели, так что нечего называть его животным, если только как похотливое животное он вам и был нужен! Это ваша сторона медали, а не его и не моя!

— Это не его сторона, это он как есть, идиотка! — зашипела Люся, подаваясь ко мне. — И ты даже наивнее, чем мне подумалось, если совершенно не видишь этого. Такой, как ты, не место рядом с ним! Как и Арсу с тобой! Даже если сейчас он влюблен и пытается показать себя не тем, кто он есть, то вскоре это притворство начнет тяготить его. Ты из возлюбленной станешь камнем на шее. Кандалами на руках и ногах. Готова к этой роли? А к тому, что рано или поздно он вернется ко мне? А я ведь приму и дам все, что ему на самом деле нужно! И тебе придется привыкать к моему запаху на его одежде и коже. Я не против делиться, а ты?

Она отстранилась и горделиво выпрямилась, улыбаясь с торжеством. А я вдруг совершенно отчетливо, как сквозь увеличительное стекло, увидела, насколько все, что она говорит и изображает тут передо мной, фальшиво. Все в этой женщине было сейчас пропитано ее усилиями изобразить ту уверенность, которой не было и в помине. И от этого понимания вдруг все мои эмоции сошли на нет, оставляя почти полную ясность.

— Знаете, что я слышу в каждом вашем слове — отчаянье! И таких, как вы, за годы жизни рядом с Арсением я видела слишком много. И мне вас жаль, так же как было жать всех до вас. Если я что и знаю точно об Арсении — он никогда не возвращается! Не делал этого раньше и не думаю, что это изменилось сейчас, когда мы с ним вместе! Поэтому просто идите своей дорогой, с ним вам больше никак не пересечься.