— А ну, пошли их оттуда выбьем и на асфальте разложим, — разгневанно рыкнул рыжий здоровяк и двинулся на выход, и несколько человек последовали за ним.

— Стоять, Мореев! — затормозил его водила. — Даже если, и правда, пасут, ты что им предъявишь? Мы частная охрана, у нас нет права даже доки у них затребовать. На каких, мать его, основаниях? Простите, девушка, — сверкнул он в мою сторону глазами с выражением «чего стоишь тут, уши греешь?»

— Ну, а что ты предлагаешь, Молотов? ТОптаться тут и сглатывать, что они сидят и глумятся там, довольные после того, как шефу дом испохабили? — вмешался относительно молодой парень из группы поддержки рыжего.

— А ты считаешь, что шефу будет приятнее нас из ментовки вытаскивать, когда вы обосретесь, и они на вас же и заяву накатают за неправомерное применение силы, да еще и под угрозой оружия? — возразил еще один пассажир нашей машины. — А если люди в машине вообще не при делах и тут случайно? А если это намеренная провокация, чтобы силы разделить?

— Мы что, на войне? Не попутал ли ты? — насмешливо отозвался молодой.

— Я не попутал, салага, а стараюсь думать головой и предугадать все варианты!

— Ага, вот и будете тут разговоры разговаривать, когда действовать надо! — заносчиво глянул в мою сторону парень.

— Есть конкретный план? — уже откровенно раздраженно спросил наш водила, перехватив его взгляд. — Излагай, умник торопливый.

Выступавший парень смешался, но тут заговорили все и сразу. Мужчины спорили и явно не могли прийти к единому мнению, еще больше усиливая ощущение хаоса, посетившее меня ранее.

А я же, глядя на не то чтобы растерявшихся, но, очевидно, ожидавших хоть какого-то руководства, само собой не от меня, конечно, сотрудников Сени, поняла одну простую вещь: вот-вот что-то случится. Что-то нехорошее. Что-то, с чем чисто физически ни я, ни спящий после инъекций Сеня справиться не сможем. И еще пришло четкое осознание, что не хочу, чтобы кто-то что-то за меня решал, ведь я и сама могу. А значит что? А то, что принимаю самостоятельное решение сбежать и спрятаться. Маму волновать нельзя, дядя Максим, судя по тому, что не отвечает на звонки — вполне возможно, занят с мамой на процедурах и отключил сотовый. Усталость как рукой сняло, все личные переживания и моральные терзания смыло начисто, а в голове вдруг наступила поразительная ясность. Страх? Да, он остался, еще как, куда же от него денешься, но он трансформировался из затмевающего разум в побуждающий стимул. В мозгу словно какая-то программа включилась, хладнокровно высчитывающая варианты и последовательность возможных выходов. Действовать надо а) быстро, б) незаметно, в) максимально отвлекая внимание противника на что-то яркое, пестрое, безобидное — как Леся на пляже с Гешей. Кстати…

Подошла к машине и, открыв дверцу, склонилась к сопящему раненому, потрогала лоб, поправила руку, которая при такой неудобной позе наверняка затечет, без всякого стеснения залезла в карман шортов, вытащила его телефон и, быстро пролистав список, нажала на кнопку вызова.

— Ку-ку, мой мальчик, ты куда…

— Это не Сеня, — сглотнув, перебила словесный поток. — Это я. Мы в беде. Большой. Поможешь?

За пять минут тезисно пересказала все, произошедшее с нами за последние сутки. Включая вероятных наблюдателей и дезориентированность чоповцев. На удивление в трубке стояла тишина — никаких охов, причитаний, лишних междометий. Пара сухих уточняющих вопросов, на которые у меня, увы и ах, не было ответов.

Закончив рассказ, спросила еще раз, срываясь на откровенно просящий тон и отдавая себе отчет, что поступаю почти нечестно:

— Так что, поможешь? Нам хотя бы на один день, пока действие снотворного закончится, и он соображать нормально начнет…

На что в ответ услышала краткий адрес, по которому можно прогуляться прям сию секунду, а затем мне оставалось только кивать и изредка отвечать в трубку:

— Да… Есть… Отличные… Могу… Не знаю… Спрошу… Поняла… Поняла… Сделаю… Конечно смогу… Жду.

Закончив разговор, уставилась на все еще спорящих мужчин. Активная жестикуляция и то и дело срывающиеся крепкие выражения выдавали еще более повысившийся общий уровень агрессии. Не особо хорошая обстановка для восстановления сил при ранении, однако.

— Послушайте! — попробовала я привлечь внимание.

На меня кто-то зыркнул, но, само собой, чисто мужской разговор не прервался, и не похоже, что меня собирались по-настоящему замечать. А мне нужно добиться полного внимания и понимания, иначе ничего не выйдет. Стиснув зубы и послав мысленно куда подальше свою нелюбовь к общению с толпой нервных брутальных самцов, вспомнила, как ведет себя в таких экстремальных случаях на съемочной площадке одна знакомая продюсер, и, набрав в грудь воздуха, завопила:

— Ой-ей-ей, черт, мой лифчик! Только не смотрите на меня, пожалуйста!

Кто бы сомневался, что в одну секунду смолкли все разговоры, и все находившиеся в зоне слышимости обернулись в мою сторону? Господи, это же мужчины! Хотя, может быть, это голос у меня такой командирский? Ага.

— Так, мальчики, раз уж вы, наконец, обратили на меня внимание, выслушайте, пожалуйста, короткое объявление, — тут же перешла я к делу, понимая, что надолго произведенного эффекта не хватит. — Через двадцать-тридцать минут мы с Сеней эвакуируемся отсюда. Можете не пытаться узнать куда именно — я все равно не скажу. Просто на всякий случай, — я подтвердила сказанное весьма властным и решительным движением руки и уверенной позой. Ну, мне так, по крайней мере, казалось. — Мало того, вы мне поможете его скрытно и незаметно от наших наблюдателей положить в транспорт, который нас заберет. После того как мы уедем, у вас будет масса времени решить — валить ли отсюда всем либо разделяться, или же держать круговую оборону с привлечение сил полиции. Я в этом ни черта не понимаю и лезть с советами и участвовать не собираюсь, но и Сеню с вами не оставлю. Спорить не советую. Все равно сделаю так, как считаю безопасным для нас. А если что — клянусь, я просто пожалуюсь на вас всех папе Максиму. Вот!

Обведя лица прибалдевших мужиков нахальным взглядом, тряхнула копной вконец спутанных волос и сделала, на мой взгляд, контрольный выстрел:

— Я в душ на пять минут, а вы пока приберитесь немного — хотя бы осколки сметите, так хрустят мерзко…

Я практически ломанулась в дом, но крик «стоять!» от уже порядком примелькавшегося водителя заставил меня буквально подпрыгнуть на месте. Развернулась, готовясь отстаивать свое желание действовать, как хочу, и права на бесчувственного сейчас Арсения. В конце-то концов, на данный конкретный момент я сейчас единственный член семьи, и раз охранная фирма принадлежит дяде Максиму и Арсению, то в силу отсутствия одного и временной недееспособности второго, считаю, что все бразды правления переходят ко мне. Разве нет? Ой, ну и не очень-то и хотелось, главное сделать сейчас что хочу, а остальное — гори оно огнем! Остановивший меня мужчина прошел мимо меня внутрь и через несколько секунд вышел с домашними тапками в руках. Только тут я осознала, что стою тут в бахилах, а значит, полы дома после визита вандалов превращаются в настоящую полосу препятствий. Мужчина поставил обувь передо мной, и я от этого проявления заботы немного растеряла свой боевой настрой. Пробормотав «спасибо», я продолжила свой путь, сопровождаемая молчанием всех присутствующих.

За следующие десять-пятнадцать минут я открыла в себе очень много нового: оказывается, я умею мыться быстро. Очень быстро. Почти мгновенно. Включая длиннющие волосы, которым я всегда уделяла не менее получаса — промыть дважды, бальзам, маска для волос, тоник, все дела. А еще я, кажется, умею сконцентрироваться на самом главном: запасная пара белья, джинсы (что б я еще хоть раз в своей жизни одела шелковый комбез!!!!), пара футболок, ветровка, удобные кеды, рюкзак и… да, пожалуй, в этой комнате все. Так. Сеня. Что там в его шкафу? Хм, а он у меня аккуратист, смотри ты, так и не скажешь. Ладно, вся лирика потом. Итак: запасная пара белья, упс, презервативы… все мужчины хранят их повсюду? Ай, ладно, тоже пригодятся, джинсы, пара футболок, ветровка, удобные кроссы. Готово. Время — 18 минут с того момента, как поднялась на второй этаж. Вниз, проверить Сеню.

На кухне сидели опять же наш водитель, пассажир и еще трое из вновь прибывших, наверное, потому что я не помню их лиц среди нашей группы сопровождения. Дрожь в коленях и акробатический переворот желудка стали очередным напоминанием о том, как же я не люблю участвовать в спорах и отстаивать свое мнение. Но потом я напомнила себе, что, черт возьми, это мой дом, моя кухня, моя жизнь и мой мужчина. Ну и что, что это не навсегда! Какое это имеет значение прямо сейчас? Правильно, никакого! А значит, я имею право и буду сама решать, как поступать с этим всем моим. Разжав судорожно сжатые кулаки и резко выдохнув, как будто собиралась глотнуть чего-то реально крепкого, я шагнула в кухню. Подойдя к ним с хозяйским видом и присев на свободный стул, начала быстро и четко излагать услышанный ранее план спасения рядовых «Райнов». Смотреть я при этом старалась строго перед собой, усиленно избегая чужих взглядов и не желая видеть выражений их лиц и, наверное, выглядела из-за этого слегка окосевшей. По окончанию монолога меня ждала оглушительная тишина, и я, наконец, решилась обвести присутствующих глазами. Ну, что сказать? Мужчины не выглядели радостными и восторженными. Секунд пятнадцать на меня смотрели как на умалишенную, а потом лицо пассажира нашей машины скривилось, как при подкрадывающемся чихе, и он… громогласно расхохотался, хлопая ладонью по столу и даже пытаясь постучаться об него лбом.

— О-о-о-й, нимагу-у-у-у… Мужики, мля-а-а, ща грыжа выскочит. — Остальные коллеги, давясь хохотом и прыская в могучие кулаки, старались не встречаться со мной взглядами, выражение которых прочитать было нетрудно — ну куда ты, девочка в розовой футболочке, лезешь.