Господи, если бы она на меня так смотрела и так о чем-то просила, я бы костьми лег, но сделал все что угодно. Но доктор остался глух к ее просьбе.

— Девушка, милая, ну вот что вы несете! Мало того, что определить на глазок, заразны вы или нет, я не могу, но и что это за отношение к себе? Что значит «куплю что-то и все пройдет»! Здоровье — это не шутки!

— Вы не понимаете…

— Нет, я как раз понимаю, что есть абсолютно здоровый член вашей семьи, способный прямо сейчас осуществить полноценный уход за вашей тяжелобольной матерью, в то время как вы приведете себя в норму и позже сможете сменить его. И меня, как руководителя данного отделения, это устраивает более чем. А в чем усматриваете проблему вы? Вы ведь все приехали сюда ради того, чтобы помочь близкому для всех человеку. Какое в таком случае может быть соперничество?

— Вы правы… извините, — Василиса сникла, смиряясь, и снова чихнула и прочистила горло. — Я веду себя глупо. Просто мне кажется, мама будет волноваться, если я опять исчезну.

— А вот тут я себе позволю вмешаться и сказать, что заметила во время перевозки, что ваша мама постоянно, не взирая на ваши уговоры, пытается о чем-то с вами говорить, девушка. А в силу того, что сделать нормально она это пока не может, сильно волнуется, напрягается, и мы имеем скачки давления. Это сейчас весьма нежелательно.

— Хотите сказать, что мое присутствие вредно для нее? — тут же опять ощетинилась Василиса.

— Вам честно? — женщина посмотрела на нее почти жестко. — На данный момент, да. Я врач «Скорой», а не психолог, но из ситуации вижу, что сейчас присутствие другого человека ваша мама перенесет лучше, чем ваше. За какое-то время она окрепнет и тогда сможет безопасно сказать вам все, что хочет, и это не приведет к тому ухудшению, к какому могут привести ее безуспешные попытки сейчас.

— Итак, мы, думаю, друг друга поняли, — подвел черту доктор. — Приятно будет увидеть вас вновь. Я готов к первичному осмотру вновь поступившей и жду сопровождающего для введения в курс наших дел и порядков, — он кивнул и направился вглубь коридора, чтобы скрыться за одной из дверей.

— Мне тоже пора, — заторопилась врач со «Скорой». — Извините, если вмешалась в личное, но я честно высказалась в интересах больной.

Мы остались вчетвером в коридоре. Василиса шмыгала носом и смотрела в пол. Выглядела она несчастней некуда, стоя в нескольких шагах, и словно подчеркивая этой дистанцией степень своего сейчас одинокого разочарования. И у меня прямо заболело все внутри от желания обнять ее и успокоить, дать понять, что одной ей уже никогда не быть, я этого просто не позволю. Отец за все время разговора не проронил слова и не пытался спорить с Василисой, и я ему был за это очень благодарен.

— Лиска, прости, что так подставил с этими духами дурацкими, — Кирилл выглядел почти несчастно. — Хотел порадовать. Порадовал.

— Да откуда ты мог знать? — печально отмахнулась она. — У меня же, правда, никогда и ни на что не было аллергии, а тут…

— Васенька, ну чего ты так распереживалась? Ну, подлечишься и вернешься сюда через несколько дней, здоровая, и сменишь меня. — Отец, конечно, уговаривал ее, но я видел, какие нетерпеливые взгляды бросает на двери, за которыми скрылся доктор. Как будто готов был бегом ломануться туда, и мы — единственное досадное препятствие, его удерживающее. Мдя, с актерским мастерством у него как-то не очень.

Василиса подняла, наконец, слезящиеся покрасневшие глаза и посмотрела на него все понимающим взглядом.

— Да, вы правы, дядя Максим. Пойдемте все объясним маме, — тихо сказала она и пошла по коридору, оставляя за собой этот, пусть и крошечный, кусочек первенства.

— Сень, моя сумка с вещами в багажнике, — сказал отец и догнал ее.

— Вот зараза! — как только они скрылись, Кирилл стукнул кулаком по стене. — Да как же я так облажаться-то умудрился!

В другое время я бы, может, и позлорадствовал. Но не тогда, когда это касалось здоровья моей занозы, поэтому сейчас просто промолчал и пошел за вещами отца.

Когда вернулся, то застал всех троих стоящих рядком в коридоре и задумчиво разглядывающих противоположную стену.

— Могу я увидеть Марину? — спросил, протягивая сумку отцу.

— Не в этот раз. Они ее уже сразу наверх на какое-то сканирование подняли, — ответил отец и, очевидно, больше не в силах скрывать свое нетерпение быстро пожал руку Кириллу и мне. — Сень, ты знаешь, что делать.

Потом он глянул на Василису и осторожно провел по ее плечу, будто она из фарфора:

— Все хорошо будет, — сказал он ей, словно чуточку извиняясь.

Она молча кивнула, снова чихнула несколько раз и почесала шею. Так, надо срочно с этим что-то делать. Отец, больше не оглядываясь, ушел от нас, а я сразу залез в телефон в поисках ближайшей клиники в Краснодаре, где есть аллерголог. Оказалось, что частная клиника с неплохими отзывами есть по этой же улице через несколько кварталов. Просто замечательно!

— У Кирилла рейс через два часа, надо отвезти его в аэропорт, — как-то устало сказала Василиса, когда мы вышли на длинную аллею, ведущую к выходу с территории центра. Неподалеку гуляли родственники пациентов, катая тех в сверкающих никелем удобных креслах. Выглядели все достаточно жизнерадостно. Василиса зацепилась за них взглядом, представляя, видимо, что тоже вот будет гулять с мамой.

— Кирилл прекрасно доберется и на такси, а мы с тобой едем к врачу! — отрезал я.

Василиса резко обернулась, распахнув свои зеленые глазищи, и я тут же узнал это возмущенное выражение и понял, что чуть перегнул. Да, я, мля, гений в вопросе того, как все испортить одной фразой! Она сдержала свой гнев в отделении, но сейчас я отчетливо читал по ее лицу, что получу полную отдачу за все. За свое и чужое. Спина прямо разом взмокла в ожидании взрыва с ее стороны. Ну и ладно, давай, Снежная моя королева, отморозь мне все по самое здрасти!

— Лиска, Арсений прав! — неожиданно вмешался Кирилл, переключая ее внимание на себя. — Никаких возражений с твоей стороны! Я что, малолетка, чтобы меня до самолета за ручку провожать?!

Зеленые, пылающие справедливым гневом озера сузились, превращаясь в прицелы лазеров. Василиса сжала кулаки, будто хотела врезать обоим.

— Вы! — прошипела она. — Оба… два…

Не досказав свою мысль, она резко развернулась и понеслась вперед, а я только и мог, что, шагая позади, любоваться ее порывистыми движениями и развевающимися волосами всех переливов золота.

— Кринников, придурок, прекрати лыбиться, или нам обоим конец! — шикнул на меня Кирилл, когда мы достигли ворот.

На парковке Василиса замялась, так как не знала, в какой стороне припаркована машина, но к нам так и не повернулась. Я двинулся к автомобилю, а Кирилл подошел к разгневанной упрямице и обнял ее за плечи, склоняясь к уху. Васька дернула головой, как будто не желая слушать, но Кирилл настоял, и она буквально на глазах оттаяла. Я отвернулся и пошел быстрее, не желая наблюдать за тем, как легко кому-то, но не мне, удается заставить Василису расслабиться и отпустить свой гнев. У меня это никогда не срабатывало. Все было, скорее уж, наоборот. Чем больше я прилагал усилий, тем выше была температура кипения. Может, засунуть гордость куда подальше и спросить у этого умника на гастролях, какой такой волшебный антифриз он использует, чтобы охлаждать Васькину горячку? Хотя смысла нет. Сто процентов у меня с ней чужие методы не сработают, какими бы чудотворными они ни были. Свои искать надо.

Мы ждали на парковке минут пятнадцать, пока приехало вызванное для Кирилла такси. Все это время они стояли поодаль и о чем-то тихо разговаривали, а я все старался смотреть куда угодно, но не в их сторону. Потому что выглядели они прямо-таки парочкой, причем из тех, кому комфортно и приятно в обществе друг друга, несмотря на то, где они сейчас находятся, и кому всегда есть о чем поговорить. И это не просто раздражало меня, разжигая понятную ревность и зависть, но и словно являлось лишним напоминанием о том, что я не допущен в некий внутренний круг моей занозы. Я, побывав внутри ее тела, оказавшись однажды ближе некуда, все еще был снаружи, извне, посторонним. Между нами так и оставался невидимый и нерушимый силовой барьер, и чем больше я в него ломился, тем прочнее он становился. И годы врозь этого не изменили.

Когда они прощались, то я увидел, как блестят глаза Василисы, но малодушно отнес это к усилению симптомов аллергии. Не хочу я думать, что она может плакать из-за Кирилла. А то не ручаюсь, что не возникнет желания добавить ему боевой раскраски. Подтверждая мой прежний вывод об отсутствии чувства самосохранения, Кирилл подошел ко мне и протянул свою лапищу для прощания. Я, поколебавшись секунду, пожал ее.

— Рад был, наконец, познакомиться, воплотить в жизнь некоторые экстремальные желания и благодарен за весьма креативную программу активного отдыха! — нагло ухмыльнулся он.

— Рад, что ты рад. Но обратно скоро не жду, — ответил я ему не менее нахальной усмешкой.

— Ну, жди, не жди, Кринников, но знаешь ведь — вернусь, если что, — взгляд Кирилла стал колючим, и он резко понизил голос, чтобы стоящая чуть поодаль Василиса не расслышала. — Скажу всего один раз. Я желаю тебе справиться, мужик, но если нет, то вернусь. И уже не посмотреть, а забрать то, чего не заслуживаешь.

— Обломаешься! — еще тише ответил я ему.

До клиники мы ехали молча. Перед кабинетом Василиса сердито на меня зыркнула.

— Ты не пойдешь со мной внутрь.

Ну да, моя заноза и ее границы.

Молча пожав плечами, я развалился в коридоре в мягком кресле и сделал вид, что страшно увлечен рассматриванием монстрообразного комнатного растения в здоровенной безвкусной кадушке. Василиса глянула еще раз, будто не доверяя моей незаинтересованности нисколько, но я выдержал безразличное выражение, и она, вздохнув, пошла в кабинет.