— Устала? — озабоченно спросил Кирилл. — Мне кажется, или ты горячая?

Я тут же насторожился, как гончая. Неужели заболеть умудрилась? Запросто ведь. Ей же одного сквозняка хватит, и сляжет. И после этого мне говорят, что ее запирать нельзя? Да меня любой суд оправдает, так как это действия, исключительно направленные на сохранение жизни и здоровья одной упрямой особы! Ну, еще это будет очень способствовать моему спокойствию и адекватности, но это уже несущественные подробности, к делу отношения не имеющие, и этому самому воображаемому суду о них знать не обязательно.

— Нет, Кирюш, просто устала. Надо же еще вещи собрать, — ответила Василиса. — Давайте решим, что у нас за планы на завтра, и я пойду сумку соберу и прилягу. Нет у меня столько выносливости, как у вас, мужчины.

Вот над выносливостью мы еще, даст Бог, поработаем, моя хорошая. Будем часто и подолгу работать. Будем тренироваться, сил не жалеючи, с полной выкладкой. Так, чтобы в конце могла говорить только: «Сеня» и «пожалуйста». В идеале это же самое стонать. А вообще-то нахрен мне это «пожалуйста»? С каких это пор я таким принципиальным приверженцем вежливости стал? Достаточно одного «да» в здравом уме и твердой памяти. А потом уж пусть хоть материт последними словами, хоть дверями перед носом хлопает, я уже не сойду с маршрута.

— Я планирую к восьми уже быть в больнице, Васенька, — ответил отец, усаживаясь на свое место за столом.  — Нужно столько вопросов по перевозке решить. Марину, скорее всего, на реанимобиле или на «скорой» везти надо, так что буду связи и знакомства подключать, чтобы сразу организовать, а то можно днями ждать. Не думаю, что все это решится прямо моментально, поэтому ты вполне можешь выспаться.

Василиса тут же поменялась в лице. Слетела с нее расслабленность, как и не было. Губы сжались, выдавая эмоции, а ноздри затрепетали, как всегда в моменты гнева. Вот, конечно, понимаю, что отец хочет как лучше и старается щадить Василису, но я видел, как тревога каждый раз вспыхивает в ее глазах, когда он это делает. И это поднимало во мне ответную волну раздражения. Похоже, не совсем доходило до отца, что Василиса не беспомощная и не ребенок, и нужно уступить ей немного территории вокруг его обожаемой Марины, потому что она такая же ее, как и его. Конечно, ее долго не было, но это сейчас не имеет значения. Васька вернулась, она хочет и готова в полной мере заботиться о матери, а все попытки отца подвинуть ее под благовидными предлогами воспринимаются слишком болезненно. Он всегда был собственником во всем, что касается Марины, и человеком, привыкшим взваливать на себя решение всех проблем без разбора. Нет, он никогда не бил себя в грудь коленом и не орал «мое», но уже давно подвел их отношения к тому, что все, абсолютно все нужды или желания этой женщины были его проблемами. А ее единственной главной заботой был он сам. Он ни в чем Марину никогда не ограничивал, ничего не навязывал. Просто стал незаменимым во всем, даже в элементарных мелочах. Я всегда с удивлением наблюдал, как он ее слушает. Так, словно нет в этот момент ничего важнее, пусть хоть камни с неба. Будто даже спустя столько лет вместе все еще благоговел перед ней и боялся пропустить хоть слово. В юности я не мог понять источника такой тяги одного человека к другому. За что можно кого-то любить вот так? Почему? Красота? Всегда есть и будет кто-то красивее. Понимание? По-моему, отец всегда понимал и чувствовал Марину гораздо больше, чем она его, несмотря на все, что там принято говорить о солдафонских замашках бывших военных. Секс? Черт, в этом плане я как-то не мог думать об отце и женщине, практически заменившей мать. Но из своего опыта тоже знал, что секс — каким бы хорошим он ни был — вещь достаточно легко достижимая и не является чем-то исключительным. Все зависит от грамотно выбранного партнера и прилагаемых усилий. Тогда что? Удобство? Идеальное совпадение? Терпение? И только сейчас я понимал. Нет причин. Кроме одной. Это просто была она. Большего ему и не нужно. Как там сказал наш гость столичный? Он причалил. Все. Выходит, у меня с Васькой так же? Чего же я, дурак, не видел и не понимал этого? Как жить собирался, если бы не вернулась?

Да обыкновенно! Как живут миллионы людей рядом с кем-то, кто не тот. Мало, что ли, таких? Ходят, небо коптят, ни о чем не парятся, помирать не собираются. Не знают и знать не хотят, что может быть вот так, чтобы глаз не отвести, чтобы душу наизнанку. Или знают, да трусливо прячутся, сам разве не такой же был? Ведь всю юность как «йо-йо» на резиночке скакал вокруг моей занозы. Чем дальше от нее, тем мощнее тянуло назад, вот и врезался в нее со всей дури, не в силах порвать гребаную связь, но и не желая с ней смиряться из ослиного упрямства. Да и те пять лет, что ее не было, жил? Разве что наполовину. На ту самую, в которой у человека все, вроде, есть: работа хорошая, друзья настоящие, увлечения, чтобы нрав свой укротить и душу радовать, ну и женщины, не монах небось. Но вот вторая половина звенит пустотой, как давно покинутый дом, куда и самому заглядывать неохота, потому что там только холод до костей и сквозняки.

— Нет, я могу и потом поспать, — решительно заявила Василиса. — Кирюша, ты с нами в Краснодар?

Кирюша, мля. А Арсюшу спросить не хочешь, дорогая?

— Да, Лис, я вас до центра провожу, а потом меня Арсений в аэропорт подкинет, — бодро ответил столичный гость, чем заработал подозрительный взгляд Василисы.

— Точно, такой был план, — без особого энтузиазма подтвердил я. — Я провожу Кирилла на самолет, а потом вернусь к вам. Вы решите за это время, кто первый остается с Мариной, а кого я забираю домой.

Теперь Василиса вопрошающе смотрела на отца. Я понимал, что она будет настаивать на том, чтобы остаться первой, и мысленно умолял отца, чтобы он не уперся. Он вздохнул под прямым взглядом Василисы.

— Хорошо, давайте разберемся на месте, — хмурясь, сказал он. — Мы же вообще еще не знаем, что там и как.

Прекрасно! И этот мужчина вещал мне о терпении и мудрости! Очевидно, когда дело касалось Марины, эти опции у него в мозгу отказывали. Вот теперь понятно, в кого я такой.

— Ладно, утро вечера мудренее, — ответила Василиса, однако из ее уст это прозвучало не миролюбиво, а, скорее уж, упрямо. — Спокойной ночи!

Василиса удалилась и выглядела при этом не слишком довольной. Прекрасно, еще этого не хватало!

— Мне, собственно, на сегодня тоже впечатлений хватило, — сказал Кирилл, усаживаясь, однако, за стол. — Но я бы хотел опять поднять тему с некой неприятной особой по имени Ольга Зарицкая. Так как Василисе тут еще оставаться, и ясное дело, что в четырех стенах она сидеть не будет, то считаю уместным вопрос о том, как ее оградить от нападок этот малоадекватной особы.

Отец хмуро посмотрел на меня. Он страшно не любил недостатка информации, из-за которого не мог видеть всю ситуацию. Но тут уж моей вины не было. Сам узнал об инциденте совсем недавно.

— Василиса и Кирилл случайно столкнулись с Ольгой в ресторане, — пояснил я, не уточняя, что, возможно, никакой случайности и не было. Если Василису увидел кто-то из знакомых, то вполне вероятно, что объявилась мадам Зарицкая там совершенно намерено.

— Думаю, тебе нужно связаться с Марком и уточнить, насколько быстро он собирается… устранить эту проблему, — отец не рекомендовал, а отдавал приказ.

— Да прямо с утра и сделаю. Уточню и когда, и как надолго. В любом случае я собирался ставить человека, чтобы ходил за Василисой. — Тут уж чего утаивать.

— То есть, о проблеме ты знал? — нахмурился Кирилл.

— Ольга навестила меня первым, как только узнала о возвращении Василисы. — Не слишком мне понравился взгляд, направленный на меня, но промолчать не вариант.

— В чем ее проблема? — недоуменно нахмурился Кирилл.

— Ну, она выскочила замуж за того парня, который был женихом Василисы. — Ох, вот не люблю эту тему. Не важно, как все обстоит сейчас, но называть Марка женихом Васьки для меня по сей день все равно, что камни жевать.

— То, что потрахушки в будущей супружеской постели все-таки имели продолжение, я и сам уже понял, — раздраженно выпалил Кирилл, но потом, смутившись того, что ляпнул, кивнул отцу: — Пардон, мой язык.

— Парни, не уверен, что некие моменты, относящиеся к личной жизни Василисы, должны дойти до моих ушей, но, видимо, сейчас такая ситуация, что этого не избежать, — вздохнул отец. — Поэтому давайте без подробностей, но внятно.

— Наверное, с моей стороны тоже не особо хорошо обсуждать это за спиной Василисы. Просто скажу, что именно то, что она застала своего жениха и эту Ольгу в весьма недвусмысленной ситуации, и послужило толчком к ее отъезду из города. — Кирилл посмотрел прямо мне в глаза с нечитаемым выражением. — Помимо прочего, конечно.

Вспышка гнева была такой же, как всегда у меня, когда дело касалось Васьки. Мгновенной и ослепляющей, не оставляющей места разумным мыслям. Какого черта? Что он знает о том, что случилось между мной и Василисой? Она этим с ним поделилась? Что, на хрен, у них тогда за отношения? Если, как он говорил, они не были близки, то с чего бы ей делиться столь интимным? Я неправильно понял это его: «Мы не переходили ЭТУ черту»? Я прожигал в Кирилле глазами дырку, а он, полностью игнорируя мою реакцию, продолжал:

— Мне понятно, что Василисе дико неприятно встречаться с женщиной, предавшей ее подобным образом. Чего я не улавливаю, это почему сама Ольга так бесится? Ее же буквально трясло при виде Василисы, я видел это совершенно отчетливо.

— Возможно, она переживает за свой брак, как и любая женщина, — пожал плечами отец.

— А разве у нее есть повод? У них не слишком хорошо все сложилось с ворованным женихом?

Отец покосился на меня.

— Думаю, там все сложилось именно так, как могло бы в их ситуации, — ответил я. — У Ольги нет разумных причин так рефлексировать. Просто она, — «Сучка», — э-э-э… чрезмерно реагирует.