— Седенький, если бы я была твоей старшей сестрой, то я бы прям щаз, прям на глазах у изумленной публики сняла бы тебе штаны и набила морду. Ты знаешь, что мне пугаться нельзя? — раздался обманчиво ласковый голосок.

Во, помяни ее. Вон уже и катится, колобочек. Я невольно улыбнулся, наблюдая за тем, как аккуратно переступает маленькими шажочками по влажной гальке приближающаяся женщина и как подхватился только что бурчавший на нее Шон, цапнув ее ладошки сразу обеими руками. Нет, все-таки эта пара меня по-детски умиляла. Такой серьезный и спокойный Шон, чье чувство юмора мог переварить не всякий интеллект, и такая шебутная, громкая, яркая Рыж. Она и вправду была всеобщей старшей сестрой — вытереть сопли, слюни, обработать раны, напоить чаем, накормить, уложить спать, загасить на корню даже нетрезвый спор, развести костер на песке и принять кайт, поддержать и приободрить, порадоваться их успехам — у нее хватало времени и желания на всех в их не самой маленькой тусовке. Она всегда была в хорошем настроении и всем была рада. Но при взгляде на мужа ее улыбка становилась еще нежнее, глаза сияли еще ярче, и эту их абсолютную и безусловную любовь, казалось, можно потрогать руками. Вот, опять со мной происходит эта сопливая ерунда, от которой рождается чувство тоски.

— Это было нереально кру-у-уто. Нереально круто и так же божественно суро-о-ово, — с придыханием пропела Рыж, встав на цыпочки, чтобы чмокнуть, и я охотно наклонился, подставляясь ей. — Это был самый офигенский дедмен, виденный мною в этой жизни!

— Привет, Матушка Гусыня. Как твой Гусенок? В футбик играет? — я наклонился, прислонил ухо к круглому животику и замер на несколько секунд в неудобной позе.

Рыж, поглаживая пузеню, засмеялась:

— О, прямо в ухо твое толкается. Он у нас так только на кайтеров реагирует. Видать, чует хороших людей. А, вот еще на вчерашнюю Русалку так же среагировал.

— Какую русалку? — удивленно взглянул на друга, выпрямляясь и приобнимая Рыж за плечи.

— Да мы тут вчера термик караулили. Но он только Машку Плодожорку потянул, и то на двенашке. А по скалам девушка красивая гуляла. Прям в твой "Грот" и пригуляла. А там мы сидим. В засаде. На нее Геша стойку такую сделал — что твой ирландский сеттер на утку. Аж извелся весь, что она отказалась прийти сегодня на твое шоу одиночки. Говорит, не девушка — мечта. И умница, и красавица, и воспитанная, и не наглая…

— И откуда такая мечта мечтательная? Из приезжих, отдыхающих? — На самом деле не интересовала меня эта Русалка, но болтовня Рыж — замечательное отвлекающее средство.

— Да ты знаешь, странно как-то. Говор у нее практически наш — южный, мягкий. И тропки местные знает, и в городе хорошо ориентируется. Но сказала, что здесь то ли давно жила, то ли недавно вернулась.

Бу-у-ум! В голову словно прилетел невесть откуда взявшийся шар для боулинга, вышибая все мысли, кроме быстро растущего гнева.

— А Геша что же, заценил прям так сразу? — резко осипшим голосом спросил я, внезапно ощущая, что лицо свело в оскале вместо недавней улыбки.

— Эх, у нашего Гешеньки нос не дорос на таких девочек заглядываться, не по Сеньке шапка. А вот тебе бы такая сурьезная невеста не помешала. А то совсем ты от рук отбился, а я одна не справляюсь, — невинно хлопая глазищами и нарочито высматривая что-то в небе, заявила Рыж.

— И где, собственно, этот сам счастливец-страдалец в одном лице? — я оглядел пляж теперь уже в поисках Геши.

— Да кто ж его знает, — пожал плечами Шон. — Рассосался куда-то. Такая толпа тут была, разве поймешь, кто куда делся.

Стало неожиданно жарко, и весь кайф и умиротворение, наполнившие тело после каталки, исчезли. Впечатление и так было подпорчено потерей концентрации, когда меня посетило видение до боли знакомых волос, терзаемых штормовым ветром в отдалении. Что ж мне покоя даже в море от этой занозы нет!

— Эй, Седенький, ты никак оглох у нас? — Рыж ткнула пальцем меня в бицепс, вынуждая обратить на нее внимание. — По чаю, говорю?

— А? — я секунду пялился на нее, будто не знал ответа на этот простой вопрос. — Нет. У меня… встреча… деловая. Срочная. А я, дурень, забыл совсем. Мне бежать надо.

Я понимал, что собираю снарягу чересчур уж торопливо, на грани небрежности, чем притягиваю к себе полный недоумения взгляд Шона, но замедлиться сейчас все равно не выйдет. К тому же, зная Рыж, просто уверен, что если дам ей больше времени, она вцепится в меня с расспросами, уж больно ехидно сверкали ее хитрые глазки. Так, словно меня уже готовы были поставить к стенке и расстрелять снарядами ее неуемного любопытства. А отвечать ни на один из вопросов я и себе-то не был готов, не то что этому кучерявому дознавателю-мозговыносителю.

— Вот говорю же я, жениться ему пора! — проникновенно посмотрела Рыж на мужа, как будто решение данного вопроса было полностью в его власти. — А то посмотри — совсем плохой стал. Провалы в памяти, руки трясутся. Если так и дальше пойдет, лучшим подарком на свадьбу будет годовой запас виагры.

Шон сдавленно хмыкнул, но оставил слова жены без комментариев, за что я ему был искренне благодарен. Рыж за язык только потяни.

— Все! — сказал я, закончив сборы. — Увидимся!

Я практически помчался к машине.

— Эй, Седой, а это тебе, значит, больше без надобности? — поднял с гальки Шон мою трапецию.

— Спасибо, — я вернулся и, пожав другу руку, поспешил уйти. Но все равно услышал «шепот» Рыж:

— Ну вот видишь! Говорю я тебе, пора его пристраивать в добрые ручки!

Схватив в машине телефон, я увидел несколько пропущенных с рабочих номеров, но пока проигнорировал их и набрал номер Василисы, который довольно бесчестным образом добыл в отцовском гаджете. Гудки шли, пока не включился автоответчик, выводя меня из себя. Хотя, если честно, я особо не знал, что буду говорить, когда она ответит. Как вариант спрошу — не проводит ли она время интимненько с так своевременно исчезнувшим Гешей? Ага, просто гениально, особенно если окажется, что все это мои домысли, глюки и куча совпадений, и пресловутая Русалка к моей Василисе Прекрасной не имеет никакого отношения. Нет, прямо какой-то идиотизм вытанцовывается вокруг меня: Русалки, Василисы Прекрасные, Снежные Королевы… И я в двух шагах от того, чтобы стать сказочным дураком с эпичными тараканами в башке. Вот прямо ржал бы без остановки, если бы не злился непонятно на что до одури.

Уговаривая себя оставить в покое телефон, я, тем не менее, еще дважды набрал Васькин номер, лишь для того, чтобы в середине второго вызова получить сообщение от механической тетки, что абонент выключен. И от злости аж в глазах потемнело. Вот, значит, как?! Не хотим разговаривать? И плевать, что она не знает, что это я ей звоню. Что? Так занята, что трудно ответить?

Спустя час я уже сидел у себя в кабинете и ничего не мог поделать с мрачным настроением и вспышками злости оттого, что каждый новый входящий звонок был не от этой занозы. Ощущая себя натуральным идиотом и мазохистом, представлял, как они гуляют где-нибудь по набережной с Гешей, и он из кожи вон лезет, чтобы заставить ее смеяться. Или, скорее уж, в такую погоду сидят в уютной кафешке, и этот чертов везунчик поет ей вдохновенно о каталках и веселой жизни нашей тусовки, о работе своей, где он герой и спасает жизни. Что, кстати, правда. Ей все это реально может быть интересно? А вдруг совсем скоро я увижу Василису на берегу, в толпе собственных друзей, а Геша будет обнимать ее за плечи, лыбясь, как самый счастливый придурок в жизни, пока она будет смеяться и сверкать своими зеленющими глазами. И если так и будет, то разве меня нового, такого, каким, мне казалось, я стал за последние годы, не должно это радовать? Геша отличный парень. Умный, добрый, заботливый, честный. Не лентяй, не гуляка, на такого можно опереться. Если у них срастется, то он уж точно будет лучше для Василисы, чем этот лощеный красавчик столичный. К тому же, и жить бы она тогда тут осела, и я смог бы ее видеть, и, если мне покажется что-то не так и не дай боже Геша накосячит, я тут же… Да какого же хре-е-ена-а-а! Что я тут же? Что? Приду и, мать его, спасу мою Царевну-лягушку, как в гребаной сказке? Да какой смысл себе так вдохновенно врать? У меня даже от мрачной фантазии, что на моих глазах к Ваське кто-то будет просто прикасаться, вкладывая в простой жест всю возможную только между двумя интимность, нутро узлом сворачивало. Так и накрывало желание что-то разрушить. Это было иррационально и запутывало все еще больше, ломая мою решимость разобраться уже во всем этом раз и навсегда. Я ведь всегда, с самой юности знал, что Василиса не для меня и что желать того, о чем вопило мое тело рядом с ней, не просто запретно и порочно. Ради Бога, это были не те доводы, что могли остановить меня, особенно тогда. Скорее уж, любой запрет работал как вызов. Но каким бы жестоким и испорченным придурком я ни был, даже тогда я отчетливо осознавал, что навязывать себя Василисе будет совершенно подло с моей стороны. Да и что во мне было (и есть сейчас) такого, что можно предложить такой, как она? Да, я больше не тот хам, отравлявший ей жизнь только потому, что бесился от понимания, что она слишком хороша для меня. Нет, я ни тогда, ни сейчас не страдал неуверенностью в себе. Уж чего-чего, а этого добра во мне всегда было на троих. Просто я точно знал, что Василиса — это та территория, с которой, если ступлю, обратной дороги не будет. Если причалю к этому берегу, то уже с концами, навсегда. Это не мои однодневные интрижки и даже не скоротечные романы, в которые ни я, ни мои партнерши практически не вкладывали эмоций. Как только хоть немного появились мозги, я стал выбирать женщин, которые точно знали, на что идут, связываясь со мной. Никаких иллюзий или заблуждений. Никаких неоправданных ожиданий с обеих сторон. Я им давал немного от себя, ровно столько, сколько нужно для взаимного удовольствия, и получал в ответ столь же дозированную отдачу. Только тело, даже близко не затрагивая душу. С Василисой это не сработает никогда. Она из тех, кто заберет у мужчины все, безмолвно потребует целиком, с потрохами, не позволит ничего утаить, потому что и сама отдастся полностью, без остатка. За ледяным фасадом Снежной Королевы я ощущал притаившееся адское пламя. Я даже видел его короткую вспышку однажды, и память об этом мучала и искушала меня с тех пор. Или дело как раз в том, что я хочу от нее так неоправданно много? Что меня ни в коем разе бы с ней не устроило все на уровне чистой физиологии. Так! Стоп! Хватит! Я потер ладонями лицо, больше всего желая начисто стереть из головы все эти лезущие друг на друга мысли. А может, мне так и надо — увидеть, как она будет счастлива с Гешей, с актером своим, да с кем угодно, но главное, чтобы это было настоящее, и тогда меня попустит? Какого черта? Я не должен хотеть ее для себя. Я не хочу видеть ее ни с кем другим. Не хочу, чтобы снова уезжала, но вот как нам жить рядом — тоже не представляю. Как бы во всем этом разобраться? Может, тогда появится в моем штормовом небе хоть какой-то намек на просвет.