Ужасное зрелище… Молоденькая тоненькая девушка с разбросанными ногами. Ее тонкие руки скребли по траве, она не могла подняться…

— Маша, Маша, ну зачем же так, — приговаривал муж, пытаясь приподнять девушку с земли. И горько плакал.

Она не плакала — стонала от пережитого. Соседка по дому работала в Склифе, иногда я приходила к ней в гости в травматологию. Там стонали по-другому. От физической боли по-другому стонут.

Трудно было понять, что у нее сломано. Она не жаловалась. Но главное — она была жива.

Я легла рядом с ней на землю и заглянула в лицо.

— До…иг…рала св. ой спе…ктакль? — едва слышно спросила она.

— Потерпи, милая, сейчас «скорая» будет, — плакал муж, подкладывая ей под голову свернутый пиджак. Его очки запотели от слез, он снял их, вытирая глаза, бросил на траву.

— Как мне теперь с этим жить?! — выдохнула я ей в ответ, потому что она была жива. Обида за ее жестокость сменила страх смерти. Она не ответила.


«Скорая» забрала ее в Склифосовского. Был диагностирован перелом голени и компрессионный перелом поясничных позвонков. Еще пальцы на правой руке поломались, но самое тяжелое все равно позвоночник. Врач сказал, что ее спас второй этаж. Могло быть хуже.


Ух, как я плакала, сидя во дворике больницы. Мне было очень жалко ее. Каждый день я приезжала к ней и садилась на лавку перед корпусом. В палату меня не пускали. И мне было очень плохо, потому что я не понимала, как это случилось и есть ли в этом моя вина? Даже в кино я отворачивалась от экрана при подобных сценах, а тут в твоей квартире, перед глазами уходит вниз человек, который только что смеялся и пел.

В один из дней моего уличного дежурства ко мне подсел ее муж.

Я попросила его рассказать о Марии.

Ей было семнадцать, когда они познакомились. Он дипломат, работает в Испании. Намного старше нее. Увидел, влюбился без памяти, год подождал и женился. Мария хотела стать драматической актрисой и собиралась поступать в театральный, но он настоял, чтобы они уехали жить в Мадрид. Там она поступила на актерские курсы и вроде бы все складывалось замечательно. Европейская внешность, талант к языкам плюс огромная работоспособность обещали явить миру новую звезду Мельпомены. Она была единогласно принята в труппу нового экспериментального театра.

Марии исполняется двадцать два года. В это время в Москве, после затяжной депрессии, кончает с собой ее мать.

Переживая сильнейшее потрясение, Мария отказалась возвращаться в Мадрид. Она бродила по городу и искала своего «слоника».

— Почему «слоник»? Откуда это? — вспомнила я прозвище, данное мне «испанкой».

— У ее матери была фамилия Слоним. Ее все шутливо называли «наш слон» или «слоник». Видимо, она искала мать в других людях.

— А почему вы говорите о ней в прошедшем времени? — зацепило меня. Муж иронично взглянул на меня, вздохнул и, глядя куда-то в сторону, ответил:

— Вы действительно не понимаете?.. Когда ее выпишут из травматологии, то сразу переведут в психиатрическую лечебницу. У нее шизофрения. Видимо, это наследственное…

Я растерялась, потому что никогда еще не сталкивалась с людьми, страдающими этой болезнью.

— А это лечится? — с надеждой спросила я.

— Вы к ней больше приходить не будете, — продолжил он. — Ее нельзя волновать. Болезнь периодически дает о себе знать, и главным лечением для нее в эти моменты должны быть любовь, терпение и забота близких людей. А вы, девушка, как я понимаю, не способны к самопожертвованию.

— Зачем вы так? — расстроилась я. — Между прочим, именно со мной Мария была счастлива и не хотела возвращаться домой.

— Она была счастлива, потому что была нужна вам. Для нее это смысл жизни — отдавать, не прося ничего взамен. Она хотела лишь одного — чтобы вы ее любили. А вы легко избавились от нее при первом же удобном случае.

Я помолчала. В двадцать три сложно отвечать на взрослые вопросы по-взрослому…

— Да. Для того чтобы понять Марию, нужно мыслить, как она. Вы мне вот сейчас наговорили гадостей, а вполне вероятно, что она уже не помнит, как меня зовут.

— Простите меня. Это я от отчаяния. Да, отвечаю вам на ваш вопрос — это не лечится. И еще. Объяснений ее поступкам не ищите — это пустое. Я не ищу, и вы не ищите. Всего вам доброго!


Прошло пятнадцать лет.

Как-то раз мой приятель, заядлый театрал, позвал меня на премьеру модного спектакля «Угадать любовь».

Имя режиссера гремело на всю театральную Москву. В программке значилось: постановка Марии Слоним.

Я напрягла память: знакомая фамилия. Вроде журналистка такая есть.

— Нет, она не журналистка. Она гениальный режиссер. Это ее псевдоним. Ты чего, мать, неужели о ней не слышала? Она же сейчас режиссер номер один! Чувиха жесть какая модная, креативная, работает в жанре минимализма, — тут же выдал мне всю информацию приятель. — Тебе понравится. Смотри, началось…

Свет погас. Поехал занавес…

На сцене стояла кровать, стол, холодильник, по центру балкон с открытыми дверями. На столе — граненый стакан с петуньями.

А на стене — портрет розового слона в стиле сюр, из обрывков фантиков. Ее талисман…

— Пролог! — объявила молодая актриса и села на пол. Стульев не было.

— Сюда попадают через балкон. И через балкон уходят. Кто удачно, кто навсегда. Закройте двери своего балкона, и вы навсегда потеряете свежий ветер. И никакие перемены не придут в вашу скучную и серую жизнь. Вы ничего не поймете, если держите взаперти свой балкон. Люди же не просто так его придумали: балкон — это проводник к вселенской жизненной энергии или к заземлению. Впрочем, каждый сам выбирает свой путь.


Я слушала и думала, что хотел сказать автор? И мне вдруг стало не по себе. Я поняла, почему в моей жизни образовалась Василиса. Я вспомнила слова Марии: «Ты всегда будешь узнавать любовь в других и будешь обманываться». Наверное, подспудно все эти годы мне хотелось быть Марией, и кому-то отдавать, не требуя ничего взамен. И я выбрала Василису. Я очень ее любила. А она меня предала, причем так, походя, и невзначай…


Любила ли меня Мария на самом деле? Или это было обострение?.. В спектакле я так и не нашла ответа на этот вопрос. Пришла домой, снова взяла в руки программку. На обратной стороне мелким шрифтом были набраны стихи М. Цветаевой.

Вы счастливы? — Не скажете! Едва ли!

И лучше — пусть!

Вы слишком многих, мнится, целовали,

Отсюда грусть.

Всех героинь шекспировских трагедий

Я вижу в Вас.

Вас, юная трагическая леди,

Никто не спас!

Вы так устали повторять любовный

Речитатив!

Чугунный обод на руке бескровной —

Красноречив!

Я Вас люблю. — Как грозовая туча

Над Вами — грех —

За то, что Вы язвительны и жгучи

И лучше всех,

За то, что мы, что наши жизни — разны

Во тьме дорог,

За Ваши вдохновенные соблазны

И темный рок,

За то, что Вам, мой демон крутолобый,

Скажу прости,

За то, что Вас — хоть разорвись над гробом!

Уж не спасти!

За эту дрожь, за то — что — неужели

Мне снится сон? —

За эту ироническую прелесть,

Что Вы — не он.

Портрет в рамке

Прошло уже достаточно времени, чтобы понять — Роберт исчез не назло. С ним что-то случилось.

Я полистала журнал с телепрограммой и на последней странице, рядом с ведуньями и ясновидящими бабушками отыскала то, что мне было нужно.

— Детективное агентство «Холмс» слушает! — сурово ответил мужчина.

— Здравствуйте, у меня проблема… То есть проблема не у меня, а у моего мужа. То есть он мне не муж, а бывший муж… Извините, я запуталась…

— Нет, нет, все нормально. Говорите дальше. Вам нужно отыскать алиментщика? Возврат долгов? — участливо подсоединился к моей проблеме агент.

Я совсем растерялась. Как точно сформулировать, с какой целью я ищу бывшего мужа? Потому, что я добрая? Вот я, например, не впускаю соседского Барсика ночью в подъезд, хотя он орет благим матом. Он гадит, после него пахнет. Я его не люблю. Но Роберт не лучше. Потому что он — козел. Получается, что и козла, и кота я ночью в подъезд не впущу. Значит, не такая уж и добрая. Под брачно-семейные отношения поиск Роберта тоже не подходил. В этом плане его жизнь такая скукотища, что можно уснуть под кроватью с фотоаппаратом в руке. В лучшем случае посмотрит семейное порно свадебной давности и тут же уснет. Да и к чему мне это?

Сбор информации личного характера. Вот это, скорее всего. Мне нужна информация о местонахождении бывшего супруга, и это мое личное дело, зачем мне эта информация.

— Хорошо. Все понятно, — обрадовался конкретике агент. — Ждем вас завтра.

На следующий день, с легким волнением, я зашла в комнату № 5 на улице Лубянка.

Детектив встретил меня деловито, смотрел с подозрением. «Работа наложила отпечаток», — с пониманием отнеслась я.

— Его могли устранить партнеры по бизнесу или конкуренты? — начал задавать вопросы агент, выслушав мою историю.

— Теоретически — да. Люди вокруг него ненадежные, подбирал лично. Себе подобных.

— А он мог перевести капитал за рубеж и там остаться?

— Спокойно. Деньги он любит самозабвенно.

— Он мог скрыться ото всех в тайге и стать отшельником?

— Вряд ли. Он бы позвонил мне оттуда.

— Значит, получается, что в силу каких-то обстоятельств он перестал вам звонить и подавать о себе какую-либо информацию?