— Ты говоришь о маме этих девочек? Френсис, Марии и Джейн, да?

— Да, о ней… Слушай внимательно… Разумеется, когда моя сестра узнала, что именно задумал отец Джорджа, она ужасно расстроилась.

— А он… А сам Джордж? — с волнением поинтересовался Никки. — Он как?

— Как? — повторила я. — Он оказался слабым человеком и не смог… или не захотел противоречить отцу.

— Но ведь… — начал Никки и задумался. Ему, видимо, было трудно облечь свои мысли и чувства в надлежащие слова.

Я не стала помогать и вновь заговорила:

— А дальше, Никки, произошло вот что… Ты уже не маленький и можешь понять. Дебора должна была через несколько месяцев родить ребенка… Его отец — Джордж… Но Джордж вел себя так, как будто не хотел быть вместе с ней и будущим ребенком, а это очень беспокоило и оскорбляло Дебору. Поэтому она решила поскорее уехать из Хатфилда, где жила… В это время я уже была замужем за Томми Сандерсом, и моя сестра приехала ко мне… Конечно, куда же еще?

Я замолчала, потому что увидела на детском личике Никки совсем несвойственное его возрасту выражение напряженного ожидания чего-то дурного, что должно вот-вот произойти. Но он не произнес ни слова.

Я обхватила его за плечи и прижала к себе.

— А потом, Никки… Потом моя дорогая сестра родила ребенка… мальчика… И умерла почти сразу после его рождения, успев сказать мне, чтобы я стала для него матерью… И уже восемь лет я храню ее предсмертный завет, и все эти годы, Никки, ты был и остаешься моим сыном, которого я приняла всей душой и сердцем…

Он по-прежнему хранил молчание. Его тело оставалось напряженным, оно сопротивлялось моим объятиям.

— Значит, я не твой сын? — проговорил он наконец страдальческим голосом. — А ты не моя мама?..

Я повторила, стараясь, чтобы мои слова звучали как можно мягче:

— Да, ты сын моей сестры Деборы и Джорджа Мелвилла, лорда Девейна. Могу добавить: это дает тебе право тоже называться лордом Девейном… Теперь, после смерти твоего отца… Тебе, а не Роджеру и не ребенку Гарриет, даже если у нее родится мальчик. Понимаешь, о чем я говорю?

Я ожидала, что мои слова пробудят в нем хоть какой-то интерес, вызовут вопросы, но он молчал.

— Ты все время обманывала меня, — сказал он потом тихим, ровным голосом. — Не говорила правду.

Я вгляделась в его побледневшее лицо, в расширенные, испуганные глаза и почувствовала, что сердце у меня разрывается на части.

— Я люблю тебя больше всего на свете, — так же тихо произнесла я. — И моя любовь не обман, а чистая правда.

Дрожь прошла по всему его телу, он вырвался из моих рук и вскочил со скамьи.

— Как ты могла любить и не говорить правду? — крикнул он. — Разве так любят? Я понял, если бы ты сказала… Но ты не говорила!..

Я с мольбой протянула к нему руки:

— Дорогой… пойми, сестра никогда не признавалась мне, что она и Джордж женаты. Ни я, ни твой па… Ни я, ни Томми не знали, что ты законное дитя… И мы не хотели… боялись, что твое незаконное рождение может помешать тебе в жизни… Ты понимаешь?

Я видела, он не понимал, даже не пытался понять. Весь мир в одну минуту перевернулся для него, для мальчика, которому всего восемь лет. Что он мог уяснить? Только одно: та, кого он все эти годы считал матерью, ему не мать. Остальное было не важно.

Неожиданное открытие ошеломило его, вывело из равновесия. Опустошило.

Я должна была предвидеть, что так будет… Но могла ли я поступить иначе?..

Внезапно Никки сорвался с места и побежал туда, где стояли наши лошади. В одно мгновение он отвязал Нарсаллу, вскочил в седло и, рванув поводья, заставил ее сначала слегка попятиться, потом сразу перейти в галоп. Мгновение, и он скрылся из виду.

Я осталась стоять, сжавшись от страха, но не считая для себя возможным поехать вслед за ним. Я понимала, он должен побыть один. Без меня.


Тучи сгустились еще больше и опустились ниже к тому времени, когда я вернулась в замок. Флаги на его четырех башнях едва виднелись в сером, тоскливом небе.

Войдя в холл, я первым делом спросила у дворецкого, не видел ли он Роджера: я не хотела, чтобы тот находился сейчас вне пределов дома, потому что не верила словам Ральфа, будто его кузен никогда не причинит зла моему Никки.

Ответ дворецкого успокоил меня: после разговора в библиотеке Роджер ушел к себе в комнату и не выходил оттуда.

Мой второй вопрос был о Ральфе: где он сейчас?

— Мне кажется, его сиятельство у себя в кабинете, — последовал ответ, и я сразу направилась туда.

С ним находился один из его помощников по хозяйству, но Ральф пригласил меня войти, сказав, что они уже закончили все дела.

После ухода помощника Ральф сразу спросил, состоялся ли разговор с Никки, и я рассказала обо всем, что произошло.

Когда я закончила, он встал из-за стола и, выйдя в холл, велел находившемуся там слуге немедленно пойти на конюшню и передать Джону Гроуву, чтобы тот отправил нескольких конюхов на поиски Никки, а когда найдут, чтобы попросили мальчика срочно прийти в кабинет.

Вернувшись в комнату, Ральф снова уселся напротив меня и, слегка хмурясь, сказал:

— То, что происходит с Никки, естественно. Не следует так переживать, словно наступил конец света, и худеть с каждым днем.

— Конечно, — ответила я, — жизнь с постоянным страхом в душе весьма способствует аппетиту, не правда ли?

— Но череда несчастий уже закончилась, дорогая Гейл. Ты можешь снова приняться за еду.

Я вздохнула и потерла виски.

— Ты в самом деле считаешь, что Никки больше ничего не грозит?

— Уверен в этом, — ответил Ральф. — И потому решил завтра отправить вас обоих в Девейд-Холл. Об этом мы как раз говорили с моим помощником, когда ты вошла. Он поедет туда прямо сейчас и подготовит все, что нужно, к вашему прибытию.

У меня опустились руки, я в полном оцепенении воззрилась на него:

— Ты хочешь, чтобы мы там жили? С завтрашнего дня?

Взгляд его янтарных глаз был спокойным и уверенным.

— Да, — услышала я в ответ. — Это необходимо, чтобы утвердить Никки в его законных правах. Правах наследника и владельца Девейн-Холла… Тебе не обязательно сразу же начинать объезд ваших владений, — добавил он с улыбкой, — но необходимо, чтобы там как можно скорее появились хозяева. Тем более что твои ближайшие помощники, наверное, уже прибыли туда, и им не терпится тебя увидеть… Я говорю о мистере и миссис Макинтош. Будем надеяться, кулинарные способности старика помогут тебе прекратить голодовку.

— Возможно, ты прав, — сказала я без всякого энтузиазма.

Меня не радовал переезд, я боялась нового дома, не хотела быть там одна. Без него. Хотя понимала, что иного выхода нет.

— Девейн-Холл, — заговорил он вновь, — уже можно считать вашей законной собственностью — твоей и Никки. Я связался со своим поверенным в Лондоне, и тот начал подготовку к оформлению твоей опеки над Никки… — Увидев мое расстроенное лицо, Ральф поспешил добавить:

— Ты сохраняешь все права, как его мать, дорогая. Это подтверждено законом. Я же остаюсь душеприказчиком мальчика до его совершеннолетия.

Я не могла не спросить, так ли уж необходим наш спешный отъезд и можно ли считать, что Никки будет там в безопасности.

Ответ Ральфа показал, что он хорошо понимает мое состояние.

Повторив, что совершенно уверен в безопасности Никки, Ральф добавил:

— Не думай, будто я хочу отделаться от тебя, Гейл. Обещаю, что, как только смогу, а это будет совсем скоро, мы увидимся с тобой. Просто мне необходимо решить здесь еще кое-какие неотложные дела.

В этот момент в комнату вошел дворецкий с сообщением, что мистера Никки уже нашли, он в полном порядке и через несколько минут пожалует к его сиятельству графу.

Я прикрыла глаза и вознесла благодарственную молитву Господу.

После ухода дворецкого я уже могла думать и говорить о другом и попросила Ральфа, чтобы в предстоящем разговоре с мальчиком тот не касался самой болезненной для меня и Никки темы.

— Не имею ни малейшего намерения вмешиваться в ваши отношения, Гейл, — заверил он меня.

— О чем же тогда будет разговор?

— Об ответственности юного лорда Девейна перед его сводными сестрами.

— Что? — переспросила я, не сразу уразумев, что речь шла о трех дочерях Гарриет. А когда поняла, добавила:

— У их деда, слава Богу, денег куры не клюют.

На что Ральф ответил:

— Дело не только в деньгах. Дело в том, чтобы эти девочки не оказались в положении незаконнорожденных.

Я в тревоге посмотрела на него:

— Но разве можно что-то сделать?

— Это я и хочу обсудить с Никки.

— Ральф! — воскликнула я. — Ему еще только восемь лет!

— Но он уже лорд Девейн и должен смолоду учиться понимать свою будущую роль и ответственность перед многими людьми, чье благополучие так или иначе будет зависеть от него. Он должен знать, что ответственность — это часть тех привилегий, которыми его наделила судьба.

С этим я не могла и не хотела спорить. И вообще не хотела больше вступать в полемику с Ральфом. Единственное, чего мне сейчас хотелось, — чтобы он крепко обнял меня и сказал, что любит, что не представляет жизни без меня и больше всего желает, чтобы я стала его женой, невзирая на мое незнатное происхождение.

Но услышать это — как я поняла, поднимаясь со стула, — не было никакой надежды. Вместо всего этого он завтра отправляет меня из своего дома и, как видно, очень доволен таким решением, находя для его оправдания какие-то дурацкие причины — вроде того, что Никки и я должны поскорее вступить во владение этим чертовым Девейн-Холлом и начать мудро управлять им… О нет, я не думала, что Ральф намерен сразу же прервать наши отношения — зачем ему это, пока он не нашел никого другого? Он даже станет навещать меня в Девейн-Холле, чтобы и там прислуга шепталась о том же, о чем, несомненно, судачат в Сэйвил-Касле…