— Это не Красавица и Чудовище, я не собираюсь запирать тебя в замке с кучей работающей бытовой техники.

— У тебя что нет ни одного замка? — автоматически спросила я, усмехаясь. Моя голова предательски склонилась к его плечу. Ох, как уютно лежать на его плече. Я могла бы остаться здесь навсегда.

— Хм, у меня три замка, — небрежно ответил он, как будто мы говорили о трех велосипедах или трех креслах, или трех немного подержанных книгах в мягкой обложке, а не о трех чертовых замках. Его рука обняла меня за плечи, притягивая ближе к себе.

— Но работающую технику всегда переоценивают, она вечно ломается. Я возлагаю вину на дешевое производство, думаю, стоит привлечь внешние источники.

Я нахмурилась, поскольку не уверена, насколько серьезно он говорил о работающих приборах, и у меня нет уверенности язвит ли он, или…

Он поцеловал меня в макушку, воспользовавшись тем, что я повернула голову, и продолжил:

— В конце концов, это не пожизненное заключение, Лейси. Нам нужно остаться заинтересованными друг в друге достаточно долго, пока цены на акции не стабилизируются, и мы не сможем выкупить компанию Дженнингса. Все очень просто.

— На самом деле многие другие вещи намного проще, — пробормотала я ему в плечо. — Калькуляция проще. Предвыборные махинации гораздо проще. Мир на Ближнем Востоке черт побери намного проще по сравнению с этим запутанным бардаком…

Его рука очутилась в моих волосах, нежно, но настойчиво он приподнял мой подбородок вверх, чтобы поцеловать меня в губы. Это был медленный, теплый поцелуй, сначала нежный, но затем становящийся все более настойчивым, его рот жадно поглощал меня, он потянул меня на колени, моя грудь прижалась к его груди, его язык скользил между моими губами, а другой рукой он крепко схватил меня за бедра. Я почувствовала его эрекцию, упирающуюся мне в бедро, жар вспыхнул между моих ног, я была уже мокрой для него…

Он усмехнулся, отстранившись от моего рта всего на долю дюйма.

— Кажется, мы ладим намного лучше, когда общаемся таким образом, не так ли? — пробормотал он, голосом похожим на темный шоколад, перемешанный с морской солью пополам с грехом.

Он попытался поцеловать меня снова, но я оттолкнула его. Я не могла позволить ему сделать это. Мы не должны были целоваться. Тем более опять. Мне необходимо было сохранять трезвую голову.

— Не следует ничего такого делать, — сказала я, пытаясь слезть с его колен, но он обнял меня еще сильнее. — Черт возьми, Грант, это бизнес!

Ах, зачем я только выпила шампанское, почему он должен быть таким комфортным, настойчивым и очаровательным, почему он должен быть моим боссом и «находится под запретом», почему он должен быть таким засранцем, единственное, что мне больше всего хотелось, это прикоснуться к нему и почувствовать его крепкие плечи, словно фундамент здания, точеные скулы, мягкие и уступчивые губы, которые разжигают огонь во мне — нет, нет, нет!

— Я серьезно, Грант, мы немного под задержались с игрой.

— Я думаю о совершенно других вещах сейчас, и мне хотелось бы, чтобы мы продолжили, — пробормотал он с лихой улыбкой.

Черт возьми, никто в реальной жизни не улыбался такой лихой улыбкой! Лихие улыбки были у сексуальных пиратов и стремительных французских шпионов семнадцатого века в гофрированных рубашках! Я отказалась смягчиться даже от такой лихой улыбки.

— Ты не пират, — сообщила я ему. — У тебя нет попугая или крюка вместо руки, у тебя нет ничего кроме сексуальности, поэтому перестань изображать из себя пирата сейчас же и вернемся к делу.

Весьма возможно, что я стала немного пьяной. Может быть. Но мне показалось, что я достойно аргументировала свою гипотезу в подвыпившем состоянии.

Грант даже не проявил никакой реакции на мое словесное излияние по поводу пирата.

— Дело, ммм? Ах, девушка с глазами, достойными награды. Ты в бриллиантах? Или ты видела фильм про кровавые бриллианты и предпочитаешь сапфиры? — его рука поднимается, поглаживая меня по щеке, я оперлась на нее без раздумий. — Рубины, несомненно, будут волшебным образом сочетаться с твоим цветом лица и комплекцией.

— Пожалуйста, замолчи, — сказала я ему в ладонь. Оооо, какая прекрасная кожа на ладони. Просто слегка обветренная и шероховатая, но такая теплая.

— Если ты настаиваешь, — ответил он с блеском в глазах и наклонился ближе.

Я уперлась ему в грудь рукой, удерживая его.

— Не таким образом! Я уверена, что ты можешь замолчать, не используя мои губы, как разрушающий меха… мехамизма твоей бесконечной болтовни!

Он надулся. Мне почти удалось побороть в себе страстное желание поцеловать его, чтобы он перестал дуться. Я успокаивала себя тем, что это для блага всего человечества, но он обижался так, как будто готов рвануть ко всему женскому населению Земли и заняться сексом, базирующемся явно на невменяемости.

— Это так ты хочешь поощрить своего жениха? — спросил он, широко удивленно раскрыв глаза, пародируя как бы трагическое разочарование. — Лейси, таким образом, ты можешь создать у меня комплекс.

— Ты не мой жених, — пробормотала я. — Вопрос не взаправдашний.

— Мне известно несколько сотен людей, которые могут с тобой не согласится, — ответил он.

— К черту этих людей, — тихо сказала я.

— Я бы предпочел трахнуть тебя, — сказал он без обиняков, и все мое тело обдало жаром, словно от вулкана, магма начинала пульсировать в моих венах, я разомлела и похоже медленно стала таять. — Хотя, если ты предпочитаешь дождаться первой брачной ночи, то я бы позволил себя уговорить.

Вопреки этому заявлению, его руки неспешно начали путешествовать, словно по незнакомому городу, вверх по моему бедру, изредка останавливаясь, чтобы познакомиться с достопримечательностями и впитать царящую атмосферу. Я разрывалась между полностью окунуться в его исследования или же сказать ему прекратить, и продолжить лишь снимать отпускные фотографии, добираясь до своего конечного пункта назначения, прежде чем он потеряет забронированный номер в отеле.

— Сейчас, словно ты в свадебном платье с обручальным кольцом…

Замаячившие неоновые огни указателя «Steddy Tatts» никогда не выглядели для меня, так привлекательно, похожие на сияющий луч маяка, который спас меня от бурного моря гормонов, которое на самом деле могло оказаться действительно плохим принятым решением и будущим унижением. Я практически пулей выскочила из лимузина прежде, чем водитель успел полностью остановиться, при этом мне удалось избежать растяжения лодыжки, только Господь знает, каким чудом, и выпалила на ходу:

— Мы поговорим об этом завтра, спокойной ночи, до свидания!

Голос Гранта продолжал следовать за мной вверх по ступенькам в мою квартиру, и его акцент только усиливал очевидное удивление:

— Не оставляй меня в неопределенности, Лэйси, ты предпочитаешь длинное колье из жемчуга или же обычной длины?

Длинное колье, чтобы не было пути вернуться назад в ад, и я сказала ему об этом.


2.

Я проснулась со всеми барабанами, собранными в оркестр, известными мне в городе, которые стучали в моей голове, создавая импровизации в своеобразном музыкальном жанре между меренгой, сальсой и малоизвестным барабанным боем, который я могу назвать только лишь: «Черт побери, Лейси, на кой хрен, ты так сильно и много пила, ты просто чертовая идиотка. Господи я хочу умереть, дайте мне просто тихо и спокойно умереть, если только от этого перестанет стучать эта боль в моей голове». Наверное, со стороны это не совсем понятно, но я сама лично хорошо знакома с многими увлекательными вариациями барабанной дроби.

— Чееееееерт, — застонала я, переворачиваясь и сонно моргая на будильник. Нечеткие красные цифры сообщили мне, что сейчас полдень. Полдень… По-моему, в полдень было назначено что-то очень важное. Работа? Мое сердце испытало момент паники, прежде чем я вспомнила, что сегодня выходной, хотя я не планировала отдыхать до понедельника. Поэтому, сегодня не нужно спешить на работу. Ну, и ладно. Это мне как раз подходит.

Поэтому я позволила своей голове упасть обратно на подушку. Подушки были отличными. Во всем мире должны изготавливаться такие подушки, большущие мягкие, на которых легко засыпать и манящие своей тишиной. О Господи. Вчера вечером явно был перебор шампанского. Интересно, можно ли на самом деле умереть от похмелья? Я могла точно проверить эту теорию сегодня утром, вернее… э-э, днем. О Господи. Почему именно мне так плохо? Не может мое похмелье и раскалывающаяся головная боль уйти к тому, кто это действительно заслужил, например, к террористу или аферисту, или Гранту, черт побери, Девлину? В мире явно нет справедливости. Этот полуденный свет, который, не переставая ярко слепит глаза, и эта бесконечная барабанная дробь, звучащая…

БАМ, БАМ, БАМ. БАМ.

Минуточку.

БАМ.

Барабанная дробь слышится не в моей голове. Она явно слышится от... моей входной двери? И давно кто-то колотит мне в дверь? Причем этот кто-то настроен чертовски решительно.

Если это Грант, то ему лучше всего привезти с собой годовой запас аспирина и такой же, годовой урожая кофе какой-нибудь латиноамериканской страны, если он хочет, чтобы я не оторвала ему голову.

— Подождите одну минутку! — заорала я, тут же жалея о своем крике, который такой болью отразился в моей голове, что заставил меня морщиться и бормотать проклятия, любые какие приходили мне в голову, я встала с постели.

Бешенный стук в дверь только усилился.

— Клянусь Богом, — тихо бормотала я себе под нос, пытаясь не тревожить свою пронизывающую головную боль криком, плетясь к двери, — я отрежу ему яйца и отправлю их в Китай самолетом в первом классе и пришлю ему за это счет. Я разрежу его на ломтики и скормлю ведьме Порции в мастерски приготовленном сэндвиче.