— Не должны ли мы перегрызть глотку друг другу, чтобы потом быть друг другу приятными? — спросил Маккиннон, проходя мимо Эллен, чтобы подать руку Ромэйн, но, когда ладонь девушки легла на его руку, в глазах Джеймса можно было прочитать, что он не стал бы пренебрегать и другими способами доставить ей удовольствие.

А в это время тоненький голосок нашептывал Ромэйн изнутри: «Да, конечно, мы могли бы быть приятными друг другу сегодня вечером».

Поднеся руку Ромэйн к губам, Джеймс поцеловал ее указательный палец, оставив на нем влажный и теплый след от прикосновения кончиком языка. Ромэйн затаила дыхание и замерла, не желая делить наслаждение ни с кем, кроме Джеймса. Видя, что глаза партнера горят желанием, девушка поняла, что они оба должны прилагать усилия, чтобы контролировать страсть, которая росла с каждым днем и толкала их друг к другу. В противном случае их брак перестанет быть фиктивным.

Глава 10

Ужин не заладился с самого начала. Несмотря на то, что Грэндж всегда была желанным гостем за столом, на сей раз герцог не позволил ей сесть с господами. Войдя в столовую в сопровождении мужа и ошеломленной Эллен, Ромэйн пожалела, что ужин не накрыли в уютной и удобной гостиной, где они обычно завтракали. Просторная столовая, которая могла вместить более сотни человек, едва освещалась мерцанием нескольких свечей, расставленных в подсвечниках по всей длине стола красного дерева.

Свечи в латунных люстрах не были зажжены. Пламя, бушующее в камине, не успело прогреть воздух и изгнать из комнаты зимний холод. Герцог, очевидно, имел намерение подавить незваных гостей великолепием замка, однако Ромэйн полагала, что это вряд ли приведет к желаемым результатам.

Эллен медленно обводила глазами стены, задрапированные телком, затканным золотом, и обшитые деревянными панелями цвета спелой вишни. Джеймс, по-видимому, остался безразличен к изысканному убранству столовой. Его пристальное внимание привлек только длинный ряд картин, едва заметных в полумраке.

Ромэйн чувствовала себя беспокойно. Кем был человек, за которого она вышла замуж? Он чувствовал себя одинаково уверенно и в домишке Доры Данбар, и в покоях Вестхэмптон-холла, но, кажется, более всего ему была по вкусу грубая солдатская жизнь. И при этом его костюм, хотя и не последней моды, был сшит, несомненно, искусным портным, из добротного и дорогого материала. Когда Джеймс попал в полосу света, девушке удалось разглядеть, что светлые брюки были подобраны в тон полосатому жилету. Что касается галстука, он был повязан с изысканной элегантностью.

Где же настоящий Джеймс Маккиннон? Этот? Или грубый солдафон, который тем не менее вызволил ее из лап бандитов и спас ей жизнь? Кто же из них настоящий?

— Удивительно! — восхищенно прошептала Эллен. — Эта комната еще больше, чем зал для танцев.

— Берегись пауков, которые живут за фризом, — весело предупредила ее Ромэйн. — Перед редкими приемами гостей, когда мы обедаем в этой столовой, слуги стараются вытравить насекомых отсюда, но некоторым всегда удается уцелеть, и тогда они нападают на ничего не подозревающих гостей как раз перед подачей соуса.

Послышались тяжелые, размеренные шаги герцога, и Эллен не успела ответить. Ромэйн глубоко вздохнула и сделала шаг вперед, чтобы поприветствовать дедушку. Он подставил ей щеку для ежевечернего поцелуя, затем устремил полные ярости глаза на Джеймса, и взгляд этот поведал Ромэйн, что беседа между мужчинами добром не кончилась.

— А где остальные? — строго спросил герцог.

— Мы ждем только Камерона и тетушку Дору, — ответила Ромэйн.

— У тебя нет никакой тетушки Доры!

— У Джеймса есть, — пробормотала Ромэйн.

И снова старик взглянул на Джеймса так, будто одно упоминание его имени жалило хуже крапивы, и приказал:

— Дитя, помоги мне пройти к столу. С тех пор как ты сбежала, мне приходится во всем зависеть от Блама. Ты знаешь, он относится ко мне так, будто я все еще бегаю в коротких штанишках. Это стало невыносимо.

Ромэйн повиновалась. Затем повернулась к Джеймсу и Эллен, чтобы они поторопились занять свои места. Поддерживая дедушку, она вспомнила, как они руку об руку бродили по парку.

— Ты любишь этого мужчину? — герцог спросил тихо, чтобы шепот не достиг посторонних ушей.

— Я вышла замуж совсем не потому, что люблю его, — Ромэйн помедлила и с отчаянием прошептала: — Ты же знаешь, я любила Брэдли.

— Фу-у! На самом-то деле ты никогда не любила этого никчемного повесу.

— Дедушка, разве ты можешь судить о том, что подсказывает мне сердце?

Старик повернулся к ней лицом и улыбнулся:

— Дитя мое, я познал любовь задолго до рождения твоего отца. Я видел ее в глазах твоей бабушки, когда ухаживал за ней. Потом я видел те же глаза у твоего отца, когда он предлагал руку и сердце твоей матери. Я хорошо это знаю, хотя в моей стариковской жизни почти нет места любви. Верь мне, девочка, когда я говорю, что ты не любила Брэдли.

— Но я собиралась выйти за него замуж. — Слезы повисли на ресницах Ромэйн. — Дедушка, я была готова забыть все, что было у меня здесь, я была готова оставить тебя — лишь бы стать женой Брэдли.

— Может, и так, но, когда ты говорила о Монткрифе, в твоих глазах не было огня любви. — Старик крючковатым пальцем смахнул слезинку со щеки внучки и, сухо усмехнувшись, добавил: — Не спрашивай меня, что это такое. Это тебе подскажет только сердце.

— Но я оставила тебя, дедушка.

Герцог откашлялся и с помощью Ромэйн проделал остаток пути до кресла.

— Грэндж объяснила мне, что произошло.

— Не брани ее.

— Я и не браню, но она не должна была принуждать тебя вступать в брак с этим человеком, если ты этого не хотела.

Герцог тяжело опустился в кресло и сложил руки между хрустальных кубков и серебряных тарелок.

— Теперь я хотел бы выслушать твое объяснение.

Ромэйн провела языком по пересохшим губам. Она не могла честно рассказать обо всем дедушке, потому что обещала Джеймсу, что никому не раскроет его тайну. Но лгать она хотела меньше всего.

— Я не могу объяснить тебе ничего, кроме того, что это было наилучшим выходом из положения, — прошептала она.

— К черту! Это не ответ! — прорычал старик, стукнув кулаком по столу.

Зазвенело серебро, тонко и остро пискнули два хрустальных кубка, ударившись об пол. — Ромэйн, я никогда не считал, что у тебя меньше мозгов, чем у этого записного болтуна, который волочился за тобой.

— Брэдли…

В беседу неожиданно вмешался Джеймс:

— Он вычеркнут из жизни моей жены.

Ромэйн была удивлена не столько тем, что Маккиннон вмешался в разговор, сколько испытанным в этот момент облегчением.

Джеймс подошел и обнял ее за плечи, а герцог недобро прищурился.

— Ваша светлость, — продолжал Джеймс. — Высмеивать Ромэйн за ее решение выйти за меня замуж — самое неблагодарное занятие. Мы уже женаты, и в самое ближайшее время вы убедитесь в том, что никакие ваши действия не смогут изменить этого.

Молчание было прервано глухим громким стуком. Это старый герцог отодвинул свое кресло в сторону. Когда он выпрямился, Ромэйн обратила внимание, что мужчины почти одного роста.

Прежде чем дед успел раскрыть рот, чтобы отдать немилосердный, непоправимый приказ, Ромэйн положила руку ему на плечо:

— Если Джеймса выгонят из Вестхэмптон-холла, мне придется ехать вместе с ним.

— Ерунда!

— Нет.

Грудь старика высоко и тяжело вздымалась. Чуть позже, глядя на внучку, он с трудом опустился в подставленное кресло и крикнул, чтобы подавали первое блюдо.

— Я надеюсь, ты предупредишь своих новых родственников, что в этом доме не принято опаздывать к ужину и что впредь им следует являться вовремя, — недовольно проворчал герцог.

Ромэйн подняла глаза и увидела, что в столовой появился Камерон.

— Хорошо, дедушка, — послушно вымолвила она и наклонилась, чтобы поцеловать деда в знак молчаливого извинения. Вестхэмптон похлопал внучку по руке, но строго приказал занять свое место, чтобы слуги могли быстро обслужить обедающих.

Джеймс взял жену под руку, чтобы усадить ее справа от герцога. Отодвигая стул, он тихо спросил:

— Вы всегда ходите на задних лапках перед дюком?

— Когда это необходимо.

— Странно, — пробормотал Маккиннон, — что вы пренебрегли этой привычкой, когда решились убежать с Монткрифом.

— Мне трудно далось это решение.

— Неужели? И вы ожесточенно сражались с собой?!

Джеймс улыбнулся, а Ромэйн нахмурилась. Почему он относится к ней уважительно и нежно только на людях? Зачем он злит дедушку?

Оставляя Ромэйн, Джеймс как бы невзначай провел пальцем по выемке у Ромэйн на шее, и ей пришлось взять себя в руки, чтобы скрыть наслаждение, которое она испытала от его прикосновения. Девушка недоумевала, как случилось, что он захватил полную власть над ней. Даже когда она пребывала в ярости, ему было достаточно одного-единственного прикосновения, чтобы она начала думать только о том, как бы слиться с ним в поцелуе.

Джеймс сел справа от нее, накрыл своей ладонью ее ручку и слегка сжал ее. Ромэйн не могла сдержать блаженной улыбки, глядя в заповедную глубину его зеленых глаз. Девушка высвободила руку из-под его ладони и едва сдержалась, чтобы не погладить его по щеке, да и то только потому, что Джеймс указал ей глазами на герцога, от чьего взора не укрылось ни одно движение.

Ромэйн бранила сама себя. Прав был дедушка, что не спускал с нее глаз. Она не могла больше полагаться на себя, потому что теряла разум, лишь только Джеймс к ней прикасался. Если она будет покорной настолько, что позволит ему соблазнить себя, у нее не будет возможности восстановить свою безупречную репутацию, когда закончится весь этот маскарад.