Ксения Черногорская - Сделка

— Ты чего так долго? — ласково, но довольно громко, чтобы они слышали, спросил он меня и приобнял, спрятав под зонт. — Совсем вымокла, глупышка.

Я едва не расплакалась, услышав это "глупышка". И как только он закрыл меня рукой, мой страх исчез, сменился чувством безопасности. Какой-то всеобъемлющей, абсолютной безопасности.

У машины я оглянулась. Парни остались стоять поодаль, тихо переговариваясь промеж собой.

Он открыл передо мной дверь и, трясясь от холода, я села в машину. Я была насквозь мокрой и уже свыклась с мыслью, что простужусь. Обнимая себя за плечи, я сидела в мокрой одежде на дорогой коже переднего пассажирского сиденья, тряслась мелкой дрожью и старалась не стучать зубами.

Он сел рядом, захлопнул дверь и включил зажигание. Затем дал по газам и, проехав мимо преследовавших меня молодых людей, увёз меня прочь.

Мы отъехали совсем немного и он остановил машину у обочины. Повернулся ко мне и, внимательно глядя в глаза, спросил:

— Как тебя зовут?

В салоне было тихо, только дождь шумел мелкими каплями по лобовому стеклу. Красиво и уютно светилась синим, красным и белым приборная панель. Отчего-то мне стало комфортно из-за его перехода на "ты". Наверное потому, что степень его участия в моей судьбе стала чем-то большим, чем просто "оказал услугу".

— Оля, — ответила я, дрожа от холода. — А… ттт…тебя?

— Влад. Слушай, это не дело. Ты вся мокрая, заболеешь так.

— Ты мм…можешь отвезти меня домой?

— Да, конечно. Далеко? Бензина мало, собирался как раз заправиться.

Я назвала адрес. Он присвистнул.

— Слушай, — сказал он. — Это не вариант. Тебе надо срочно в тепло. Переодеться в сухую одежду, выпить горячего чаю. Или какао. Отогреться, в общем. Я живу в десяти минутах езды отсюда. Женской одежды у меня нет… хотя… в общем, придумаем что-нибудь.

— Это неудобно, — ответила я.

— Не усложняй. Удобно.

Он включил зажигание и, повернувшись ко мне, добавил:

— Позвони, предупреди.

— Кого? — не поняла я.

— Ну, кого… Маму, парня… Откуда я знаю.

Он назвал адрес коттеджного посёлка, куда собирался меня везти.

— Я… потеряла телефон… Забыла в автобусе вместе с сумкой… И парня у меня нет…

Прищурив смеющиеся глаза, он с улыбкой покачал головой. В его взгляде читалось "Ну ты вообще!" и я вздохнула. Включил печку и на меня подул тёплый воздух.

— Ясно. Ладно, разберёмся.

Затем поискал пальцами в выемке рядом с коробкой передач, достал телефон и, разблокировав его, протянул мне. Телефон был крутой и массивный. На экране светилась схематично изображённая, суровая морда тигра.

— Родителей предупреди. Чтоб не волновались.

И добавил, выезжая с обочины:

— Потерпи немного. Скоро приедем.

Я вернула телефон и сказала:

— Родители спят давно. Не хочу их волновать. Лучше позвоню утром.

— Как знаешь, — пожал плечами он.

Мы мчали по шоссе. Изредка мимо проносились автомобили, но в целом дорога была пустынной. Я смотрела перед собой, глядя как дворники то и дело протирают быстро намокающее лобовое стекло, иногда украдкой поглядывала на своего нового знакомого. Очень красивый парень. Завораживающий своим уверенным поведением, своей выдержанностью. Мы молчали. Интересно, чем он занимается? Машина была очень дорогой, салон роскошным, как и одежда водителя. Стильная аккуратная стрижка, приятный древесный аромат туалетной воды, прищуренный внимательный взгляд на дорогу, прямая спина, красивая мужская кисть на руле с расслабленными пальцами, немногословность — всё в нём отвечало моим представлениям о мужественности. Он просто пылал ею. И несмотря на помощь, он явно держал дистанцию.

— Почему ты вернулся? — немного отогревшись в тёплом салоне, спросила я.

Он ответил не сразу. Продолжая смотреть на дорогу, тихо сказал:

— Если честно, сам не знаю. Просто хотел посмотреть, всё ли с тобой в порядке. Не знаю, почему. Тревожно было. Свербило будто, понимаешь?

— Да…

— Я не знаю, что там у тебя произошло, но очевидно, что ты попала в беду. Вообще я не занимаюсь извозом. В смысле, не останавливаюсь, когда голосуют. Но у тебя там под фонарём был такой отчаявшийся вид… Да и сейчас ты, прямо скажем, выглядишь растерянной. Ты не бойся. Я тебя не обижу. Отогреешься, поешь и утром поедешь домой. Подбросить не смогу, у меня утром важная встреча. Но денег на проезд подкину.

— Спасибо, — прошептала я. — Я тебе обязательно попозже всё верну.

— Не думай об этом.

До тех пор, пока оба мы находились на нейтральной территории, пусть и в его машине, разницу между нашими мирами я видела только в ней, одежде и поведении Влада. Но когда мы подъехали к его дому, а затем я увидела его изнутри…

В снимаемой мною комнатке стены были обклеены старыми, обшарпанными обоями времён СССР. По крайней мере, когда я заклеивала новыми обоями место за письменным столом, где почему-то оторвался большой кусок, я видела дату на газетах — 1989 год. Обои были с жирными пятнами, протёртостями, царапинами и отклеившимися у потолка местами, загибающимися книзу, словно хвост скорпиона.

При входе в комнату в глаза бросалась мебель: топорно сделанная, страшная и разнородная. Комодик тёмно-коричневого цвета, покрытый растрескавшимся лаком. Примитивный книжный шкаф совершенно другого стиля, цвета детского поноса, с двумя ящиками внизу, куда я убирала учебники и тетради и ободранным до ДСП углом. Скрипучая старая кровать у стены, на которой висел календарь из молодёжного журнала с полосой по центру и дырками от скобочек на ней.

Ещё в комнате был облезлый подоконник с жёлтыми пятнами и следами от цветочных горшков. Забрызганные краской, треснутые стекла окон с уродливыми грязно-белыми ручками. Из щелей порядочно поддувало и я заложила их ватой и заклеила бумагой. В морозы помогало не очень, потому что топили плохо, но всё же было лучше, чем ничего. Старая, местами рваная, серая тюль, которая не отстирывалась, убогие шторы, висевшие на металлических прищепках, исцветший грязно-тёмный палас состоящий из каких-то витиеватых узоров. Стопки журналов и газет на книжном шкафу, забитым до отказа старыми томами.

У окна, заваленный учебниками, пособиями, тетрадками и письменными принадлежностями, стоял письменный стол из ДСП с закосом под берёзовую фактуру. На спинках двух старых стульев обычно висела одежда: блузки, кофточки, свитера, футболки. То, что часто носила. В маленький комод одежды помещалось немного. Место на табуретке рядом с одноместной кроватью занимал старенький чёрно-белый телевизор с крохотным выпуклым экраном и кнопками переключения каналов.

Под ногами рассохшимися планками скрипел старый паркетный пол. А при выходе из комнаты в глаза бросалась грязная вокруг ручки дверь, выкрашенная когда-то белой краской, которая теперь выглядела, как разлитое и засохшее на столе топлёное молоко. Отмыть это огромное жирное пятно не получалось, нужно было полностью всё счищать и красить заново.

Всё было старым, истёртым, дешманским и облезлым. Но это был мой дом и, привыкнув к нему, я даже находила в нём уют. Особенно, когда включала свет простецкой лампы, прикреплённой к стене у кровати.

Родительская квартира в Туле не сильно отличалась от арендуемой мною подмосковной комнаты. Она просто была чище, больше и привычней. Но в ней тоже была разнородная старая мебель, дешёвые обои, советская люстра с покрытыми пылью пластмассовыми висюльками и грубо сколоченные, продуваемые всеми ветрами, окна. И на этих окнах рамы тоже были неаккуратно покрашены. С застывшими каплями и разводами краски на краях стёкол. И там тоже было нормой заклеивать щели на зиму бумагой.

А по дороге домой нужно было миновать несколько грязных, унылых, пахнущих кошачьей мочой, сигаретным дымом и готовящейся в квартирах едой, лестничных пролётов. Иногда в подъезде собирались местные гопники, иногда спал на ступеньках какой-нибудь выставленный женой за порог алкаш, иногда в нём громко звенели бабьи ссоры.

Мир же, в котором я оказалась благодаря своему случайному знакомому, поражал воображение стилем, аккуратностью и дорогим комфортом. И я вдруг остро ощутила себя Золушкой, которую пригласил к себе во дворец настоящий принц. Было бы лукавством принижать степень впечатления, которое произвёл на меня этот дом. Я была ошарашена. Подавлена. Растеряна. И восхищена.

Сначала мы свернули на небольшую дорогу и подъехали к сторожке, рядом с которой дальнейший путь перекрывал шлагбаум. Влад мигнул фарами, и скрытый в будке охранник поднял его, пропуская дальше.

А дальше дорога пролегала меж рядов шикарных коттеджей. Двухэтажные, трёхэтажные, с покрытыми черепицей башнями и остроконечными шпилями, открытыми верандами и эркерами, статуями и элегантными уличными фонарями, подсвеченные огнями и частично скрытые за аккуратно подстриженными деревьями — каждый из них откровенно рассказывал о богатстве владельцев, об их крупных заработках, не сопоставимых с обычными зарплатами, о швейцарских банковских счетах, о французских ривьерах и горнолыжных курортах, об островах посреди тёплых океанов, с пальмами, яхтами и ресторанами. Некоторые дома выглядели безвкусно и напоминали какие-то роскошные бараки с нелепыми конусовидными надстройками и маленькими окнами в огромных стенах. Другие поражали воображение прекрасной и удивительной архитектурой, но в большинстве своём это были просто симпатичные и ухоженные дома богатых людей.

И около одного из них мы остановились.

В этом ночном саду, среди аккуратных газонов и клумб, среди подстриженных деревьев, чёрных в ночи и серебристых в свете уличных фонарей, нужно было томно вздыхать и словно бы нехотя подставлять руку для поцелуя. А не озираться по сторонам, обнимая себя и стуча зубами от холода.