Эль Кеннеди - Сделка

Мне совсем не нравится, что лучший друг Гаррета, возможно, испытывает ко мне какие-то чувства, однако Логан ни разу не переступил черту, ни словом не обмолвился, и это меня немного успокаивает. Я искренне надеюсь, что он и в самом деле переживет, потому что, как бы сильно он мне ни нравился, люблю-то я его лучшего друга, и так будет всегда.

Для нас этот семестр был очень напряженным. Я опять репетирую, на этот раз, готовясь к весеннему конкурсу, и на этот раз дуэтом – с Декстером. Нам вдвоем отлично работается. Команда Гаррета отлично показала себя и после сезона. На следующей неделе состоится финал чемпионата, и проводиться он будет в Центре Уэллс-Фарго, на домашнем стадионе Philadelphia Flyers, а это означает, что я буду смотреть финальную игру на стадионе, а жить все три дня, пока команда находится в Филадельфии, у тети Николь.

У меня нет ни малейших сомнений в том, что наша команда разгромит соперников. Весь сезон Гаррет и ребята усердно работали, и если они не победят в финальном матче, я съем свою шляпу. Или буду долго-долго утешать своего мужчину ласками. Такая у меня каждодневная работа.

– Смотри-ка, кого нелегкая принесла, – вдруг говорит Гаррет. Я поворачиваюсь и вижу в дверях Берди и Натали.

У обоих разгоряченные лица, у обоих вид заговорщиков, и любому понятно, почему они опоздали на вечеринку. Я тепло обнимаю Нат и улыбаюсь Берди, который тут же ощетинивается в ответ на какое-то насмешливое замечание Гаррета.

– Эй, я же говорил тебе, что я против вечеринок. Нельзя праздновать до победы – это плохой знак.

– Нет, тут уже все ясно. – Гаррет ухмыляется и чмокает меня в щеку. – Я уже победил, я выиграл свой самый главный приз.

Я точно знаю, что мои пунцовые щеки напоминают два помидора.

Натали добродушно посмеивается, но Берди, к моему удивлению, лишь одобрительно кивает.

– Видите, – заявляет нам Гаррет, обнимая меня за плечи, – мне дозволяется говорить Берди такие вещи, потому что я знаю, что он не станет смеяться надо мной.

– А зря, – бурчу я, – потому что такой липкой приторности я никогда не слышала.

– Ой, да ладно тебе, – отмахивается он. – Тебе же нравится, когда я романтичен.

Да. Нравится.

Берди и Нат идут здороваться с остальными, а мы с Гарретом остаемся в нашем уголке. Он прижимает меня к себе и целует, и хотя я против ПВЧ[54], я забываю об этикете, когда Гаррет целует меня.

Его губы теплые и упругие, язык горячий и влажный. Я с готовностью приоткрываю рот, впуская его язык, и жажду большего, но Гаррет отстраняется и, хмыкнув, дергает меня за волосы.

– Веди себя прилично, Ханна. Мы на людях.

– Ха. Как будто я не вижу, что у тебя встал.

Он смотрит вниз и преувеличенно вздыхает.

– Проклятье, Уэллси, ты возбудила меня, а я этого даже не заметил. – Он хмурится. – Черт побери, теперь я вынужден покинуть собственную вечеринку. Мы поднимемся наверх, чтобы решить возникшую проблему.

Я фыркаю.

– И не мечтай. Я не собираюсь пускаться во все тяжкие на глазах у всех наших друзей.

Он изображает на лице отчаяние.

– Ты стыдишься меня?

– Не строй из себя маленького мальчика. – Я тыкаю его пальцем в грудь. – Со мной это больше не работает.

– Маленького мальчика? – повторяет он. Его губы изгибаются в хитрой улыбке, он встает спиной к ребятам, берет мою руку и кладет ее прямо на член. – Это очень похоже на маленького мальчика?

Меня охватывает сладостный трепет. Нет. Мощная волна возбуждения.

Вся изнемогая от желания, я издаю тихий стон и хватаю его за руку.

– Замечательно. Пошли наверх.

– Не-а. Я передумал. Мы остаемся здесь и наслаждаемся вечеринкой.

Я отшвыриваю его руку, будто это горячая картофелина, и грозно хмурюсь.

– Ты издеваешься надо мной.

Гаррет хохочет.

– Ага, но ты все равно любишь меня.

От счастья во мне поднимается целый рой бабочек. Они порхают, порхают и собираются вокруг моего сердце. Я снова беру Гаррета за руку и сплетаю свои пальцы с его.

– Да, – радостно говорю я. – Я все равно люблю тебя.

Мой отец ждет меня, я вижу его, когда наша команда вываливается из боковой двери стадиона. Дину каким-то образом удалось завладеть старым школьным бумбоксом, и он несет его на плече, а из динамиков несется «Мы чемпионы» в исполнении Queen. Эта победная песня звучит только для нас и наших друзей и родственников, приехавших в Филадельфию посмотреть на игру. Когда мы появляемся, раздается гром аплодисментов, и некоторые из моих товарищей-балбесов принимаются театрально кланяться, прежде чем поздороваться с людьми, которые пришли поболеть за нас.

У меня получилось, черт побери. Конечно, мы стали чемпионами общими усилиями – нет, командным доминированием, потому что впервые за все годы финальный матч «Замороженной четверки» закончился с «сухим» счетом. Симмс не пропустил ни одной шайбы противника. Ни единой. И, как и следовало ожидать, все три раза лампочка на нашей части табло загоралась после трех метких и точных ударов – моего, Така и Берди.

Я горд командой. Я горд тем, что довел ее до чемпионского титула. Это идеальное окончание идеального сезона, и эта идеальность становится совершенством, когда мне на шею бросается Ханна.

– Господи! Это лучшая игра всех времен! – объявляет она, прежде чем поцеловать меня, да так страстно, что у меня начинает саднить губа.

Меня веселит ее энтузиазм.

– Видела, как я пальцами показал пистолет, когда забил тот гол? Все для тебя, детка.

Она радостно улыбается.

– Извини, что вынуждена тебя расстроить, но ты вообще-то указывал на старого дядьку через несколько мест от меня. Он пришел в дикий восторг и стал всем орать, что ты забил гол для него. Потом я слышала, как он спрашивал у своей жены, а не узнал ли ты, случайно, о том, что у него диагностировали диабет, так что у меня не хватило духу растолковать ему, кому конкретно был посвящен этот удар.

Я от души хохочу.

– Ну почему у нас все так непросто?

– Ничего подобного, – возражает она. – Просто так интереснее.

Не могу не согласиться с этим.

Краем глаза я замечаю отца, маячащего у автобуса, однако я намеренно не замечаю его. Я обращаю внимание на то, что, по сути, его никто не замечает. Ни я, ни Ханна, ни мои товарищи по команде. Несколько месяцев назад я им рассказал правду об отце, потому что меня здорово задело то, о чем мы говорили с Ханной – что жизнь несправедлива, что моего отца до сих пор чтят. Так что после Нового года, когда один из наших защитников, старшекурсник, попросил меня взять у Фила Грэхема автограф, я не выдержал. Я усадил ребят – даже позвал тренера – и все им рассказал.

Нет надобности говорить, что разговор получился неприятным и чертовски напряженным, но когда все было сказано, мои товарищи доказали мне, что я не просто их капитан, но и член братства. И сейчас, когда мы идем к автобусу, ни один взгляд не обращается в сторону моего суперзвездного отца.

– Увидимся в кампусе? – говорю я Ханне.

Она кивает.

– Ага. Меня отвезет дядя Марк, так что я буду там почти одновременно с вами.

– Позвони, когда доберешься до дома. Я люблю тебя, детка.

– Я тоже тебя люблю.

Я целую ее на прощание, поднимаюсь в автобус и сажусь на свое обычное место рядом с Логаном. Двери закрываются, и автобус отъезжает. Я не поворачиваюсь к окну и не оглядываюсь на высокого угрюмого мужчину, который топчется на парковке.

В последнее время я вообще перестал оглядываться.

Я смотрю только вперед.

Работая над этой книгой, я наслаждалась каждой секундой, однако, как и при создании других моих книг, я не смогла бы обойтись без помощи замечательных людей. Выражаю благодарность:

Джейн Литтл за прочтение написанной тайком, ради развлечения книги; именно Джейн убедила меня поделиться этой книгой с читателями, а потом, когда я предприняла первую попытку опубликовать ее за свой счет, всячески поддерживала меня;

Вивиан Аренд за то, что она вышла за пределы своей зоны комфорта и прочитала книгу для новых взрослых! И просто за то, что она такая замечательная.

Кристен Каллихан за бесценные советы и безграничную веру в успех книги.

Гвен Хейз. Она самый милый, самый умный и смешной редактор, с которым я когда-либо работала.

Шэрон Муха за острый глаз (и за то, что она ни разу не жаловалась, когда я отсылала ей многостраничную рукопись и просила отредактировать и вычитать текст).

Саре Хансен (Okay Creations) за красивейшую обложку!

Нине Боччи, агенту по рекламе, моей спасительнице, за то, что она полюбила эту книгу не меньше, чем я, и позаботилась о том, чтобы о ней все узнали!

А также всем, кто читал/полюбил/перечитал/обсуждал эту книгу – вам всем, ребята. Вы молодцы.