Я напрягаюсь настолько сильно, что у меня деревенеют плечи. Удивительно, что она заговорила о моем отце только сейчас – сомневаюсь, что в Брайаре есть хоть один человек, который не знает, что я сын Фила Грэхема, – но еще более удивительна ее проницательность. Никто никогда не спрашивал у меня, нравится ли мне играть в хоккей. Все считают, что я должен по определению любить хоккей только потому, что в него играл мой отец.

– Отец пихнул, – признаюсь я. Мой голос звучит сердито. – Кататься я научился еще до того, как пошел в первый класс. Но продолжаю играть потому, что люблю этот вид спорта.

– Это хорошо, – тихо говорит Ханна. – Думаю, это важно, заниматься тем, что тебе нравится.

Я опасаюсь, что она начнет задавать вопросы об отце, поэтому откашливаюсь и заговариваю на другую тему:

– Итак, с какого философа начнем, с Гоббса или с Локка?

– Выбирай сам. Оба чудовищно скучные.

Я хмыкаю.

– Уэллси, ты просто вдохновляешь меня.

Но она права. Следующий час я провожу в жесточайших муках, и не только из-за отупляюще нудных теорий. Я дико голоден, потому что проспал обед. Однако я отказываюсь заканчивать урок, пока не усвою материал. Когда я готовился к экзамену, то концентрировался лишь на основных вопросах, Ханна же заставляет меня изучать все тонкости. Еще она заставляет меня своими словами пересказывать каждую теорию, что, должен признать, позволяет мне лучше уяснить всю ту заумную чушь, что мы изучаем.

После того как мы продираемся через лекции по этим двум философам, Ханна устраивает мне контрольный опрос по материалу, что мы изучали несколько дней назад. Убедившись, что я все усвоил, она захлопывает буклет и удовлетворенно кивает.

– Завтра начнем применять теории к актуальным этическим дилеммам.

– Заманчиво. – От громкого урчания у меня в животе, кажется, содрогаются стены. Я морщусь.

Ханна хмыкает.

– Голоден?

– Как волк. У нас готовит Так, но сегодня его нет дома, так что я собирался заказать пиццу. – Я колеблюсь. – Присоединишься? Съедим по паре кусков и, может, что-нибудь посмотрим?

Похоже, приглашение удивило ее. Меня, если честно, тоже, хотя я был бы не против компании. Логан и остальные ушли на какую-то вечеринку, но у меня не было настроения идти с ними. А еще мне удалось выполнить все обязательные задания по своему курсу, так что на сегодняшний вечер я был свободен.

– Что ты хочешь смотреть? – настороженно спрашивает она.

Я указываю на стопку дисков рядом с телевизором.

– У Дина есть все серии «Во все тяжкие». Я давно хочу посмотреть, но все времени нет.

– Это про торговца героином?

– Про изготовителя метамфетамина. Я слышал, что фильм отпадный.

Ханна теребит пальцами прядь волос. Кажется, ей не очень хочется оставаться, но в то же время и уходить не хочется.

– А у тебя есть какие-то дела на вечер? – подсказываю я.

– Никаких, – угрюмо отвечает она. – Моя соседка сегодня ночует у своего приятеля, так что я просто собиралась смотреть телик.

– Тогда смотри здесь. – Я беру свой мобильник. – Какую начинку в пицце ты любишь?

– Гм… грибы. И лук. И зеленый перец.

– Какая же скучища! – Я качаю головой. – Мы закажем бекон, колбаски и дополнительный сыр.

– Зачем спрашивать, что я люблю, если ты не собираешься заказывать мою начинку?

– Потому что я надеялся, что у тебя вкус получше.

– Мне жаль тебя, Гаррет, если ты считаешь овощи скучными. Позвони, когда заболеешь цингой, ладно?

– Цинга – это нехватка витамина С. А солнечный свет и апельсины в пиццу не кладут.

В конечном итоге мы приходим к компромиссу и заказываем две пиццы, одну со скучной начинкой для Ханны и другую с кучей мяса и сыра для меня. Я прикрываю микрофон телефона и спрашиваю у нее:

– Диетическую колу?

– Я выгляжу как нежный цветочек? Нет, обычную, спасибо.

Рассмеявшись, я делаю заказ, затем ставлю первый диск «Во все тяжкие». Через двадцать минут звонят в дверь.

– Ого. Самая быстрая доставка пиццы на свете, – замечает Ханна.

Мой желудок только рад этому. Я спускаюсь вниз, принимаю заказ, заскакиваю на кухню, чтобы взять бутылку «Бад Лайт» из холодильника и бумажные полотенца. В последнюю секунду я прихватываю еще одну бутылку, на всякий случай, для Ханны.

Но когда я предлагаю ей пива, она решительно качает головой.

– Нет, спасибо.

– Что, ты у нас таких строгих правил, что не можешь выпить бутылку пива?

У нее во взгляде мелькает беспокойство.

– Я не любитель выпить, ясно?

Пожав плечами, я открываю свое пиво и делаю большой глоток, а Ханна отрывает полотенце от рулона и достает из коробки кусок, покрытый клейкой массой из овощей.

Мы едим, сидя на кровати, я снова запускаю фильм. Пилотная серия оказалась очень интересной, и Ханна не возражает, когда я включаю следующую.

В моей спальне находится женщина, но мы оба одеты. Это странно. И в то же время здорово. Пока идет фильм, мы не разговариваем – мы слишком увлечены тем, что происходит на экране, – но как только серия заканчивается, Ханна поворачивается ко мне и изумленно говорит:

– Надо же, она не знает, что ее муж готовит метамфетамин! Бедняжка Скайлер.

– Она обязательно узнает.

– Эй, никаких спойлеров! – возмущается Ханна.

– Это не спойлер, – возражаю я. – Это предсказание.

– Ладно.

Она улыбается, берет банку с «Кокой» и пьет. Я уже расправился со своей пиццей, а Ханна съела только половину, так что я краду у нее кусок.

– Ой-ой-ой, а кто тут ест мою скучнейшую пиццу? Уж не лицемер ли?

– Я не виноват, Уэллси, что ты клюешь, как птичка. Я не могу видеть, как пропадает еда.

– Я съела четыре куска!

Я вынужден уступить.

– Да, что превращает тебя в самого настоящего поросенка по сравнению со знакомыми мне девчонками. Они обычно ограничиваются полпорцией салата.

– Это потому, что им надо оставаться тощими, как жердь, чтобы парни вроде тебя считали их привлекательными.

– В тощей женщине ничего привлекательного нет.

– Как же, да ты повернут на тощих.

Я закатываю глаза.

– Нет. Я просто говорю, что предпочитаю фигуристых. – Я тянусь за следующим куском. – Мужчине нравится, когда есть за что подержаться… ну, ты понимаешь. – Я многозначительно изгибаю бровь. – Да и про вас можно сказать то же самое. В смысле, с кем бы ты предпочла переспать: с накаченным парнем или с тощим, как палка?

Она хмыкает.

– Нарываешься на комплимент? Хочешь, чтобы я сказала, какой ты сексапильный?

– Ты считаешь меня сексапильным? Спасибо, детка.

– Нет, это ты считаешь себя сексапильным. – Она замолкает. – Но в твоих словах есть резон. Тощие парни меня не привлекают.

– Тогда, думаю, это хорошо, что Лапочка хилый, как листик салата?

Она вздыхает.

– Может, перестанешь обзывать его?

– Нет. – Я задумчиво жую. – Будут честен. Я не понимаю, что ты в нем нашла.

– Не понимаешь потому, что он не первый соблазнитель кампуса? Что он серьезный, умный и не бешеный бабник?

Черт, а она, похоже, купилась на спектакль Кола. Будь у меня шляпа, я бы снял ее перед этим типом: уж больно мастерски он изображает из себя этакого ботаника-спортсмена – сочетание, сводящее женщин с ума.

– Кол не такой, каким кажется, – говорю я напрямик. – Я знаю, он строит из себя умного, такого загадочного, но есть в нем нечто… скользкое.

– Ничего скользкого в нем нет, – возражает Ханна.

– Ну конечно, ты с ним так много общалась, вы вели глубокие и содержательные беседы, – с сарказмом выдаю я. – Поверь мне, все это спектакль.

– Останемся каждый при своем мнении. – Она хмыкает. – Кстати, не тебе судить о том, кто мне интересен. Насколько я знаю, ты встречаешься только с безмозглыми пустышками.

Я тоже хмыкаю.

– Ошибаешься.

– Разве?

– Ага. Я только сплю с ними. Но не встречаюсь.

– Потаскун. – Ханна молчит, и вдруг я вижу, как выражение на ее лице меняется с презрительного на любопытное. – Что значит не встречаешься? Уверена, любая девчонка из колледжа убила бы ради того, чтобы стать твоей девушкой.

– Я не гонюсь за отношениями.

Мои слова озадачивают ее.

– Почему? Отношения могут сделать жизнь более наполненной.

– Кто бы говорил – женщина, которая ни с кем не встречается.

– Я одна, потому что не встретила того, с кем мне хотелось бы связать себя, а не потому, что я вообще против отношений. Ведь это приятно, когда тебе есть с кем поговорить, к кому прижаться и все такое. Разве тебе этого не хочется?

– Может, когда-нибудь и захочется. Но не сейчас. – Я дерзко ухмыляюсь. – Если у меня возникнет потребность с кем-нибудь поговорить, у меня есть ты.

– Значит, твои пустышки получат секс, а мне придется выслушивать твой треп? – Она качает головой. – Кажется, я прогадала, заключив с тобой сделку.

Я изображаю изумление.

– Ой, Уэллси, так ты еще хотела и секса? Так я с радостью дам его тебе.

Я впервые вижу, чтобы человек так сильно краснел, и от души хохочу.

– Успокойся. Я просто пошутил. Я не настолько туп, чтобы трахать своего репетитора. А то я разобью тебе сердце, и ты в отместку скормишь мне ложную теорию, и я завалю пересдачу.

– Опять, – милейшим голосом говорит она. – Ты опять завалишь экзамен.

Я показываю ей средний палец и с улыбкой спрашиваю:

– Ты сваливаешь, или я ставлю третью серию?

– Ставишь третью. Однозначно.

Мы удобно устраиваемся на кровати: я ложусь на три подушки, Ханна вытягивается на животе в ногах кровати. Следующая серия очень напряженная, и когда она заканчивается, нам обоим хочется узнать, что будет дальше. Я не успеваю оглянуться, как мы переходим ко второму диску. Между сериями мы обсуждаем просмотренное и делаем предположения. Честно? Я не получал такого огромного удовольствия от платонического общения с девчонкой… никогда.