Открывается коробка, и, вдруг, всё в этом мире становится правильным. Пицца до сих пор горячая, как будто только что из духовки. Каждый из нас берёт по кусочку и не утруждает себя тарелками. Вместо этого мы стоим лицом друг к другу, прислонившись к стойке.

— Итак, значит ты говоришь, что тебя привлекают пудели?

Лукас качает головой, скрывая улыбку.

— Или ты говорил о том, что тебя привлекаю я?

— Ешь свою пиццу.

Я смеюсь, и Лукасу это надоело. Он берет кусок из моей руки и подносит к моему рту. Он кормит меня, чтобы я замолчала, и я на все сто согласна с этим. Я откусываю большой кусок и жую с уверенной ухмылкой.

Затем я позволяю своему взгляду опуститься ниже его шеи, что является критической ошибкой в стремлении удержать верх. Лукас без футболки, и какие бы упражнения он ни делал в спортзале, они работают. И очень хорошо. Он в отличной форме: широкие плечи, зауженная талия, которая полностью убивает женский мозг. Я никогда не заботилась о наличии кубиков на прессе, до того момента, пока не посмотрела вниз и не увидела, что у Лукаса есть кубики, которые ведут вниз к фланелевым штанам, низко сидящим на его бедрах.

— Это считается ужином, верно?

Взгляд, который он, наконец, бросает на меня своими темными глазами ‒ единственный ответ, который мне нужен.

Вот чёрт!

За считанные секунды на его кухне царит хаос. Куски пиццы брошены и забыты. Коробка отодвинута в сторону и опрокинута со стола. Но нам всё равно. Лукас поднимает меня и сажает на холодный гранит, который покусывает мои бёдра, и я ворчу как раз перед тем, как его губы опускаются на мои.

Рукой я обхватываю его голое плечо и тяну ближе, между своими раздвинутыми ногами. Его руки скользят вверх, по моим шелковым шортам, мимо задницы и сжимают талию, подтягивая меня ближе к краю столешницы. Я бы упала вперед, если бы он не держал меня, и вдруг мы продолжаем то, что начали этим утром, только теперь Лукас поднимает мою майку над головой и роняет свой рот на мою голую грудь. Всё происходит так быстро, как будто он учился этим движениям в течение нескольких недель. Я пытаюсь наверстать упущенное и просовываю свою здоровую руку за пояс его фланелевых штанов, и оборачиваю вокруг члена.

Кровати, свечи и стриптиз для людей, у которых много свободного времени или которым просто скучно. А у нас есть только голод. Мы в бешенстве, и это заметно.

Я всё еще держу его рукой, двигая вверх-вниз, когда он зажимает один из моих сосков между губами. Я кричу, и он нежно кусает его. Я отыгрываюсь, еще крепче сжимая его член.

В дверь стучат.

— Эй, Лукас! Мне надо было вернуться к машине, что бы принести сдачу…

Вернулся Микки Чилдресс, и Лукас вежливо говорит ему, чтобы он шел на хрен и оставил сдачу себе.

— Эй! Спасибо!

Я смеюсь, и Лукас, пользуясь случаем, стаскивает с меня шорты и трусики. Он так сильно дергает, что я слышу, как что-то рвется; не знаю, ткань ли это или мое здравомыслие. Несколько секунд я лежу голая, на холодном граните, совсем обнаженная перед ним. Он оценивает меня сверху донизу, на это требуется слишком много времени. Моя кожа начинает покалывать под его оценивающим взглядом, я тянусь к нему, и он прижимается ко мне, заворачивая в свое тепло.

Он спрашивает, не стоит ли нам переместится в другое место: диван, кровать, пол ‒ но становится очевидно, что этот островок для нас на идеальной высоте, как раз на уровне его бёдер. И когда я раздвигаю ноги и позволяю им раскрыться, он получает ответ. Здесь. Прямо сейчас. Плати по счетам, большой мальчик.

Я ожидаю, что он разденется, чтобы соответствовать мне, в моем естественном состоянии, но он только дёргает свои штаны вниз, достаточно, чтобы я увидела, как моя рука всё ещё обернута вокруг его члена. Мои глаза расширяются. Я имею в виду, что видела его раньше, я пробовала его на вкус, но с этой точки зрения, всё кажется слишком реальным.

— Ты понимаешь, что мы собираемся сделать, да? — спрашиваю я.

— У меня есть одна довольно хорошая догадка.

— Я так напряжена. У меня кружится голова.

— Я должен попросить тебя подписать форму согласия?

— Наверное, это хорошая идея. Могу я одолжить ручку?

— Дэйзи.

— Боже. Это так странно! Лукас Тэтчер собирается заняться со мной сексом.

— Да, собирается, — Лукас смеётся, прижимая меня к груди. Это объятие такое интимное и обнадеживающее.

— Мы не можем это сделать, — говорю я, притягивая его ближе.

— Если ты хочешь подождать, мы…

— Нет! БОЖЕ, НЕУЖЕЛИ ТЫ СОВСЕМ НЕ СЛУШАЕШЬ?!

При этом я прижимаюсь губами к его губам и поцелуем высасываю из него всю эту вечно любящую жизнь. Он стонет и отвечает взаимностью, дергая меня вперед, пока моя задница не оказывается на краю островка. Мы идеально выровнены, бедро к бедру, как я и планировала. Он впервые прикасается ко мне своим членом, моё сердце колотится, а покалывание поднимается по позвоночнику. Я хочу, чтобы он продолжил, но он дразнит меня своим прикосновением.

Он упирается ладонью мне в живот, а когда его большой палец касается сердца моих чувств, мурашки начинают бежать по моей коже. Легкие круги, которые он выводит, похожи на барабанную дробь, которая наращивает интенсивность, пока он не отходит и не смотрит между нами. Я закрываю глаза и сжимаю пальцы ног, когда он погружается на первый дюйм. Я раскрываю рот. Ещё дюйм. Крошечный стон ускользает от меня. Ещё один сильный толчок, и Лукас использует все эти с трудом заработанные мышцы, чтобы зарыться в меня по самое основание. Я растянулась до небытия.

— Не двигайся, или я разобьюсь, — говорю я Лукасу.

— Ты будешь в порядке.

— Ты убьешь меня.

Он осторожно выходит из меня, и я чувствую, как он дрожит. Из всех симптомов, которые я, когда-либо наблюдала, Лукас, испытывающий удовольствие от того, что находится внутри меня, является самым неотразимым.

— Сделай это снова, — умоляю я.

Он возвращается, входит в меня и медленно растягивает. Я обнимаю его за шею и прижимаюсь голой грудью к его груди. Его твердые мышцы дополняют мои женские изгибы. Во мне взрывается тепло ‒ первое ощущение, которое предупреждает о том, что должно произойти. Он сжимает мои бёдра и толкается быстрее. Если бы я могла говорить, мои слова звучали бы неразборчиво от его сильных толчков. От простого «да, прям так» до «Лукас ‒ ты Бог».

Его пальцы снова находят путь к моему центру, и он добавляет дразнящие маленькие круги в репертуар. Подушечка его пальца грубая, но мне нравится.

— Я так близко, — говорю я ему, и он продолжает эти сенсационные круги. Он держит их в нужном темпе, в нужном давлении, поэтому каждый раз, когда он скользит по этому пучку нервов, удовольствие взрывается через меня. Лукас поднимает меня с островка и прижимает к двери кладовки. Он использует другой угол, чтобы ещё глубже проникнуть в меня. Он выходит на совершенно новый уровень, и я уже несколько минут не дышу. Нет никакого способа узнать, умерла я или нет, потому что, конечно же, это именно то, на что должен быть похож рай.

Слишком долго каждое ощущение обволакивает меня, и я почти отключаюсь. Кажется, этого слишком много. Я сгораю изнутри, а потом его большой палец ударяет еще раз, и я наконец вспыхиваю. Лукас следует за мной, и мы вместе держим друг друга, задыхаясь и трепеща, неся друг друга к самым высоким вершинам. Мы не отходим от двери кладовки. На данный момент она удерживает меня больше, чем Лукас. Одна моя нога обернута вокруг его талии, а другая просто болтается, слишком слабая, чтобы держаться.

Так много слов срываются с кончика моего языка. Я извиняюсь, поздравляю. Часть меня почти признается в вечной любви. Для чего? Я не знаю. Но потом Лукас опускает меня на ноги, и мы смотрим друг другу в глаза. Впервые за долгое время мы смотрим друг на друга, и из меня вырывается короткий смешок. Я думаю, это остаточное удовольствие, которое все еще пульсирует во мне. Лукас тоже улыбается. Он выглядит ленивым и довольным.

Когда я чищу зубы, то чувствую, что у меня болит живот. Я узнаю это чувство: едва уловимый страх, связанный с переменами, смешанный с дозой приятного беспокойства. Так я себя чувствовала сегодня утром, перед тем, как Лукас обманом затащил меня на кухню.

Я смотрю на себя в зеркало и не узнаю девушку, которую там вижу. Я вытираю брызги со стекла, и понимаю кто она. Она ‒ это я, насытившаяся после секса со своим врагом.

Я выплёвываю пасту и продолжаю чистить зубы. Делаю всё, что угодно, лишь бы отсрочить следующие несколько минут.

Я подозреваю, что моё волнение имеет какое-то отношение к моей текущей жизненной ситуации. При нормальных обстоятельствах я бы сбежала. Я бы вернулась домой и спряталась под своим детским одеялом. Но я застряла в квартире Лукаса. В его ванной. И использую его мягкое полотенце для рук.

Лукас входит в ванную и в зеркале ловит мой взгляд. Ощущение, которое разрастается в моём животе, опасное. Меня может стошнить.

— Куда мне положить твою сумку?

Его вопрос состоит всего из пяти слов, но между ними много подтекста.

— В гостевую комнату? — пожимаю я плечами. — Ты считаешь, что именно туда её нужно отнести?

— Да, наверное... да, — говорит он, взваливая её на плечо.

— Если ты не думаешь…

— Нет, я имею в виду, ты и так через многое прошла. — Он кивает и уходит. — В шкафу в прихожей есть еще одна подушка, если она тебе нужна.

— Спасибо, — говорю я, с набитым ртом зубной пасты.

Мы ‒ две балерины, ходящие на цыпочках вокруг друг друга.

Всё становится хуже, когда я проскальзываю в гостевую комнату, пытаясь быть тише мыши, и на тумбочке замечаю стакан воды и книгу. Я вздыхаю. Пока я обдумывала, как пролезть через окно в ванной и убежать в закат, Лукас беспокоился о моей жажде. И, чёрт возьми, книга ‒ психологический триллер, мой любимый жанр.

Лукас, ты манипулирующий, очаровательный засранец.



На следующий день мы с Лукасом ‒ актеры, которые хорошо играют роли двух совместно проживающих взрослых. Когда я выхожу из гостевой комнаты, вижу, как он готовит блинчики. Лукас стоит с обнаженным торсом и наливает тесто на сковородку. Это воплощение мечты, которая хотя бы раз была у каждой женщины.