— Вау, — шепчет Келли себе под нос, краснея как школьница. Она смотрит на меня, в поисках поддержки, а потом понимает, что я не присоединюсь к ней в вожделении к Лукасу. Я его соперник.

— О, неважно.

Я оставляю их закончить приветствия и иду на кухню, чтобы налить себе выпить. Даже не осознаю, что налила Джека с колой, пока Лукас не подходит ко мне сзади и не выхватывает стакан из рук.

— С каких это пор тебе нравится Джек Дэниэлс?

— С каких это пор ты носишь свитера?

Тишина. Мой ответ немного слабоват, но он признаёт его.

— Что здесь делают Келли и Патрик?

— Их пригласила моя мама. Для нас.

— Для чего? Еще одни соперники для игры?

— Она думает, что Келли будет добиваться тебя.

Он смеется, и мое сердце в три раза увеличивается в груди. Это обеспечивает дополнительный приток крови, и я набираюсь смелости, чтобы посмотреть на него. Его каштановые волосы до смешного очаровательны и волнисты. Его скулы кажутся острее, чем когда-либо. Он подносит мой стакан к губам и делает глоток, прежде чем вернуть его мне. Я хочу вылить всё содержимое ему в лицо, но также я хочу поцеловать его. К счастью, через дверной проём на кухню, я вижу, как Келли смотрит на нас, и не делаю ни того, ни другого. Знаю, она хочет подойти и поболтать с Лукасом, хочет заявиться сюда и хлопнуть своими большими карими глазами. Картина, как она улыбается ему, сводит меня с ума.

— Значит, Патрик здесь ради тебя? — спрашивает он, привлекая моё внимание к нему.

Я кручу в руках свой стакан.

— Предположительно. Думаю, мама надеется, что он приютит меня как бродячую собаку.

— Ты слишком дикая. Ты съешь его живьем.

Я не отрицаю этого.

Мама хлопает в ладоши и объявляет начало вечера игр. Когда я возвращаюсь в гостиную с Лукасом, идущим за мной, то понимаю, что она переставила все вещи обратно, видимо в то время, когда мы с Мэделин собирались наверху. Вот тебе и фэн-шуй.

— Лукас, ты будешь сидеть здесь, а Дэйзи ‒ здесь.

Она рассадила нас по разные стороны, и все смеются, кроме Лукаса и меня.

— Вы же спрятали все острые предметы, верно? — смеется Патрик.

— У вас есть что-нибудь, чтобы мы могли использовать в качестве барьера между ними? — спрашивает мистер Тэтчер.

— Может лучше поставить забор? — добавляет Келли, оглядывая всех в комнате, чтобы удостовериться, что мы находим ее забавной.

Я хочу сказать ей, что она всё испортила. Шутка больше не смешная.

— Хорошо, давайте начнём, — говорит Лукас с легкой улыбкой. — Мы оба согласились вести себя цивилизованно, да, Дэйзи?

Это то, что он говорит, но мой мозг искажает его слова в прелюдию: «Мы же договорились вести себя прилично, не так ли, Дэйзи?»

Я прочищаю горло и слабо киваю.

Он сидит на другой стороне гостиной, улыбаясь своими идеальными губами и идеальными ямочками, одетый в этот ужасный кобальтово-синий свитер. Он красив. Я хочу растерзать его.

— Да. Я согласна. Давайте начнём шоу.

Следующий час мы проводим в аду. Я сижу между Патриком и миссис Тэтчер, и, так как я люблю миссис Тэтчер, я бы хотела с ней пообщаться, но мне не удаётся сказать ей ни слова, потому что Патрик делает всё возможное, чтобы завладеть моим вниманием. Келли тем временем зажала себя между Лукасом и нашим пыльным книжным шкафом. Там не было стула, но она его притащила. Ей явно неудобно, но она не возражает. Она сидит рядом с Лукасом, а её платье очень низкого кроя, и как я раньше этого не заметила? Каждый раз, когда она наклоняется, чтобы поговорить с ним, её сиськи задевают его руку. Я хочу объявить открытый кастинг для церковной рождественской постановки, чтобы она была вынуждена уйти.

Никто не сводит глаз с меня или Лукаса, и они смотрят на нас, как ястребы. Это похоже на то, если бы мы были новым сезоном давно отмененного телешоу, и они смотрели бы его, чтобы убедиться, осталось ли всё по-прежнему. Назло им, я веду себя идеально. Я встаю и принимаю очередь в шарады. Патрик, мой партнер, и он должен угадать, какое название фильма я изображаю, но его догадки не имеют смысла.

— Ммм... ммм... Крестный отец?! Нет... В поисках Немо!

Я оглядываюсь на Лукаса, и губами он произносит: «Звездные войны».

Я роняю свой воображаемый световой меч и застываю. Я снова стою на коленях в смотровой и чувствую его вкус во рту. Лукас знает это. Он наклоняет голову и улыбается. Звенит звонок, и мы проигрываем еще один раунд.

— Мы сделаем их в следующий раз, Дэйзи! — бодро говорит Патрик.

— Вы, ребята, отстаёте на десять очков, — указывает Мэделин, затем видя, как я хмурюсь, добавляет: — Но думаю, что всё возможно.

Келли и Лукас лидируют, и доктор Маккормик говорит, что они отличная команда. Мне надоело играть, и, может быть, когда я возвращаюсь на свое место, я ворчу слишком громко по этому поводу.

— Не будь злой неудачницей, Дэйзи, — говорит при всех моя мама.

Мои щеки горят.

— Напоминает мне о тех временах, когда Лукас выиграл у неё в борьбе за президента класса, — смеется миссис Тэтчер. — Она была в такой ярости.

Доктор Маккормик и моя мама следующие, и я смотрю на лестницу, задаваясь вопросом, будет ли неловко, если я уйду посреди вечера игр. Я почти решаюсь на это, но потом снова подходит очередь Лукаса и Келли, и я пристально смотрю на них, потому что это скручивающее ощущение в моем животе ново для меня. Оно новое и причиняет боль. Я фокусируюсь на ощущениях, когда Келли изображает Алису в Стране Чудес, а Лукас угадывает это в рекордно короткие сроки. Келли визжит и бросается в его объятия. Я вскакиваю со стула, и все вокруг смотрят на меня, ожидая моей реакции.

— Из… извините, — бормочу я. — Я не очень хорошо себя чувствую.

Может быть, я и в правду заболела, потому что мой желудок действительно болит. Я поднимаюсь наверх, в свою ванную, и наклоняюсь над унитазом, ожидая, когда же меня вырвет, и тогда я понимаю, что страдаю не от тошноты. Это кое-что похуже.

— Дэйзи? — Лукас стучит в дверь моей спальни, я смываю воду в пустом унитазе и выхожу, чтобы открыть ему дверь.

— Нужен доктор? — улыбается он.

Он стоит на пороге и держит в руках коробку крекеров и стакан воды.

Как будто это решит мою проблему.

— Ты в порядке?

— Все великолепно, — говорю я, отступая назад и оставляя дверь открытой для него.

Это прозрачное приглашение: он может войти, если хочет. За двадцать восемь лет он ни разу не был в моей комнате. Я смотрю, как он входит и закрывает за собой дверь. Он ‒ великан, входящий в кукольный домик; мои вещи кажутся маленькими и детскими по сравнению с ним. Он смотрит на трофеи и ленты, украшающие стены, на предметы, отсутствующие в его собственной коллекции. Он улыбается, проходя мимо грамот с наших школьных, научных ярмарок. Мои полки забиты старыми учебниками из колледжа. А на плакате, который весит над моей кроватью, не изображена музыкальная группа или один из актёров «Сумерек»; это анатомическая диаграмма человеческого сердца.

Я сижу и наблюдаю, как он осматривает мои вещи, и, когда он наконец поворачивается ко мне, его взгляд падает на мое тело, сидящее на маленькой кровати.

Я паникую.

— Мэделин, наверное, скоро придет проведать меня.

Он задерживает дыхание. Наверное, чувствует мой страх.

— Твоя мама вывела всех на задний двор, чтобы показать свой сад. У нас еще есть время.

— Как тебе удалось улизнуть?

— Я вызвался проведать тебя, учитывая, что ты заболела.

Кажется, его это забавляет.

— Я действительно плохо себя чувствую.

Он приближается.

— Да? И каковы симптомы?

— У меня что-то сжимается в груди. Я чувствую слабость. В животе как будто скручивается желудок. И у меня возникло непреодолимое желание нанести телесные повреждения Келли.

Он прячет улыбку и ставит воду, и крекеры на мою тумбочку.

— Именно этого я и боялся.

Я резко падаю на кровать.

— Я, наверное, не переживу эту ночь, не так ли?

Когда он опускается рядом со мной, старый матрас провисает под его весом. На секунду мы просто сидим на моей детской кровати, не прикасаясь друг к другу, соблюдая правила дома, но это длится недолго.

— Еще пару проверок, и мы все узнаем.

Его рука едва касается моего живота, а затем он рисует маленький круг, обвивая ткань моего платья вокруг своего пальца.

— Как насчет этого места? Здесь больно?

Я киваю и закрываю глаза.

— Да.

Он проводит рукой по моим ребрам и груди, пока не останавливается там, где моё сердце.

— А здесь?

Я отвечаю дрожащим голосом:

— Худшее, что я когда-либо чувствовала.

Он наклоняется, и его губы касаются моей открытой шеи.

— Здесь?

— Не уверена. Проверь еще раз.

Я чувствую его улыбку на своей коже, когда его рука скользит вниз между моими ногами. Он берет в руки шелковистую ткань моего платья и осторожно поднимает её. Теперь мои колени обнажены перед ним. Потом и мои бёдра. Нижняя часть моих трусиков едва видна, и прохладный воздух, попадающий в этот запретный участок кожи, заставляет меня дрожать.

Лукас делает паузу и отступает, оставляя меня открытой для его изучения.

— Раздвинь ноги, — говорит он.

Его слова повелительны, но тон нежен, настолько нежен, что я подчиняюсь. Я раздвигаю бедра, и моё платье поднимается еще на несколько дюймов, но на этом всё не заканчивается. Лукас касается края моих трусиков и стягивает их вниз по бёдрам. Я должна согнуть колени, чтобы он не смог стащить их с моих ног, но моё тело не принадлежит мне. Оно слушает его и делает именно то, что он хочет.

Как только я обнажаюсь ниже пояса, Лукас отталкивается от кровати.

Я приподнимаюсь на локтях, чтобы посмотреть, как он двигается по моей комнате, голодная до его мыслей. О чем он думает, прислонившись к моему комоду и оценивая меня? Он всё ещё в джинсах, у него преимущество. Я не одета, и, всё же, я ничего не делаю, чтобы опустить подол вниз.