Уверена, моя палатка будет хитом. Конечно, у меня до сих пор небольшое похмелье с прошлой ночи и, конечно, организаторы ярмарки засунули меня в никем не занятое место: между палаткой с жареными Твинки (англ. Twinkie – бисквитные пирожные с кремовым наполнителем) и пожилой женщиной, торгующей ослепительными ловцами снов, но я не позволю этому помешать мне. После того, как я скажу доктору Маккормику, что сотни, нет, тысячи людей выстроились в очередь, чтобы измерить свое давление, он осыплет меня комплиментами, прежде чем печально посмотреть на Лукаса. А что он сделал за последнее время?

Я принесла с собой реквизит: небольшой плакат с описанием, как важно следить за здоровьем сердца, который я сняла со стены в смотровом кабинете, и несколько фирменных ручек, которые нашла в нижней части шкафа. Они пыльные и в большинстве из них высохли чернила, но это лучше, чем ничего.

Запах свежеиспеченных Твинки доносится до меня ‒ и на секунду я сомневаюсь в своих силах. К ним уже выстроилась дюжина человек, а на мою палатку даже бегло никто не взглянул. Есть небольшой шанс, что я всё-таки переоценила участие нашей клиники в ярмарке. А от моего плаката «Здоровье сердца» оторвался уголок и теперь завивается на ветру.

Я поворачиваюсь, чтобы поправить плакат и вижу его: Лукаса Тэтчера.

Какого черта он так рано здесь делает?

В записке, которую я ему оставила, было написано: «Палатка №1933, шесть вечера».

Но палатки под №1933 не существует, а ярмарка в пять вечера уже закончится.

— Доброе утро, — говорит он, довольный тем, что не попался в мою ловушку.

— Лукас — киваю я, оценивая его. — Рада, что ты смог прийти.

На его черной бейсбольной кепке и соответствующей ей футболке напечатаны логотипы семейной клиники доктора Маккормика. Он похож на голливудского актера, которому мы заплатили, чтобы он был нашим представителем. На его плечах весят две тяжелые сумки. Он роняет их на стол, и мои ручки разлетаются в стороны.

— Полегче, Господи. Там что, трупы?

— Нет, но эта палатка действительно похожа на морг.

Он смотрит на дюжину разбросанных ручек, как на мусор. Затем расстегивает первую сумку и начинает выгружать настоящие сокровища: хорошие и дорогие вещи. Очаровательные кружки, на которых написано красивым дизайнерским шрифтом: «Сохраним Гамильтон здоровым», много бейсболок и футболок.

— Несколько местных компаний согласились спонсировать лотерейные призы, — говорит он, вытаскивая лотерейные билеты. — Чтобы поучаствовать, посетителям просто необходимо измерить свое кровяное давление, рост или вес. Они должны объявить об этом по громкой связи.

Это блестящая идея, но я ему этого не говорю.

— Да, но ты загромождаешь палатку всем этим барахлом, так что не мог бы ты просто…

— О, эти кружки такие милые! — вмешивается пожилая леди с ловцами снов.

Я хочу сказать ей, чтобы она присматривала за своим столиком, но Лукас опережает меня. Он берет одну из кружек и передает ей.

— Благодарю. Если у вас будет время, мы бесплатно измерим ваше давление.

Она улыбается ему, с обожанием в глазах, и прижимает кружку к груди, как будто будет лелеять её вечно. Меня сейчас стошнит.

Через несколько минут Лукас занимает весь стол. Теперь он выглядит ярким и привлекательным. У нас было уже четыре человека, которые остановились, чтобы принять участие в лотерее, а ярмарка официально еще даже не началась.

— Я и тебе принес футболку, — говорит Лукас, протягивая её.

Похоже, это мой точный размер.

Я выдергиваю её из рук и после того, как переодеваюсь, мы превращаемся в двух одинаковых, улыбающихся докторов. Мы скоро станем самой популярной палаткой на ярмарке, но по причинам, которых ни один из нас не мог себе представить.

— Лукас Тэтчер и Дэйзи Белл?! — один из наших одноклассников останавливается и смотрит на нас. — Это правда? Вы действительно работаете вместе? Эй, Барб! Ты не поверишь в это.

Барб не верит, но, когда видит нас, говорит об этом Аманде, которая сообщает Сэму, а тот говорит Райану. Вскоре это распространяется на всю ярмарку, в честь дня основания Гамильтона. Хотя я и предполагала, что лотерея Лукаса привлечет много людей в нашу палатку, но в конечном итоге люди выстраиваются в очередь, чтобы потаращиться на величайшее шоу всех времен: Дэйзи Белл и Лукас Тэтчер вместе делят одну палатку и при этом не устраивают кулачные бои. Для многих - это невообразимо.

— Так, ты и Дэйзи, хмм? — спрашивает Бен, еще один одноклассник, пока Лукас размещает манжету для измерения артериального давления на его руке.

— Что? — спрашивает Лукас.

— Вы действительно вместе? Вы двое даже не смогли бы осилить школьную алгебру, если бы мистер Лоппер не рассадил вас по разным углам класса.

— Мы работаем вместе, — поправляет Лукас. — И мне хотелось бы думать, что с тех пор мы повзрослели.

Я встречаю взгляд Бена через плечо Лукаса и качаю головой.

— Это не так, — произношу я.

К обеду у нас заканчиваются все лотерейные билеты, а моя рука болит от надувания манжеты для измерения давления. К счастью, несколько минут назад начали жарить барбекю, что наконец-то отвлекает внимание от нашей палатки.

Я сажусь и сдергиваю стетоскоп с шеи.

Лукас садится рядом со мной.

Я чувствую запах копченой грудинки, и у меня во рту скапливаются слюнки.

— Ты голодна? — спрашивает он.

Это первый нормальный разговор, который он заводит со мной, и я очень боюсь смотреть на него. Мои навязчивые мысли не уменьшаются, а становятся только хуже. Во вторник он поцеловал меня. В среду, он заметил меня на встрече одиночек. В четверг он заигрывал со мной в лаборатории. В пятницу он не выпускал меня из моего кабинета, а потом я чуть не начала соблазнять его на вечеринке у Мэделин. Я ломаю шаблон. В субботу все будет по-другому. Я собираюсь взять эти навязчивые мысли и похоронить их в шести футах под землей.

— Не собираешься со мной разговаривать?

Я пожимаю плечами.

Он игнорирует мое молчание.

— Как прошла встреча в книжном клубе?

Я больше не могу сопротивляться. Я поворачиваюсь к нему и вижу, как он смотрит на мои ноги в том месте, где заканчиваются джинсовые шорты. Его глаза становятся цвета поджаренных грецких орехов, темные, как после нашего поцелуя. Я прислушиваюсь к тому, о чём они сигнализируют и встаю, оставляя Лукаса одного на корабле.

Я успокаиваюсь, чувствуя, что между нами появляется дистанция. Каждый шаг, который я делаю, дает мне надежду. Контроль. Я блуждаю по ярмарке, используя толпу людей, чтобы оградить себя от тревожных правдивых мыслей, которые пытаются пролезть в мой мозг. Написала ли я Лукасу неправильную информацию о палатке, чтобы мне не пришлось делиться с ним похвалой от Маккормика, или это было потому, что я не могу доверять себе, находясь рядом с ним? В какой-то момент я даже обнаружила, что наблюдаю за Лукасом, пока он разговаривал с пышной брюнеткой, задаваясь вопросом, считает ли он её красивой. Я была так взволнована этим зрелищем, что не заметила, как посинели пальцы моего одноклассника Бо, от того, как сильно я надула манжету для измерения давления на его руке. Ну, его пальцы могли быть синими и до того, как он пришел к нам.

Я обхожу всю ярмарку. Дважды. Я съедаю сэндвич, а затем возвращаюсь и снова встаю в очередь, чтобы купить еще один для Лукаса. Я стою в двух шагах от кассы, когда понимаю, что делаю и убегаю. Меня не волнует, голоден ли Лукас.

Когда я, наконец, возвращаюсь в нашу палатку, то вижу, как Лукас упаковывает свой стетоскоп и манжету для измерения давления.

— Куда ты собираешься?

Неужели меня не было весь день? Я смотрю наверх, солнце все еще высоко в небе. Он решил сбежать пораньше.

— Теперь ты со мной снова разговариваешь? — говорит он, с хитрой улыбкой на лице.

Я ненавижу, когда он это делает. Так улыбается.

— Ты уезжаешь?

Я осознаю, что подошла ближе и сжимаю ручку его сумки, чтобы вырвать её из его руки и заставить его остаться. Я отпускаю её и делаю шаг назад.

Когда я говорю снова, я убеждаюсь, что мой голос ровный и нормальный.

— Я имею в виду, все в порядке. Мне просто было интересно.

Он качает головой и встает.

— Мне позвонил доктор Маккормик. Ему нужно, чтобы я приехал в клинику.

— Зачем?

— Туда направляется один из его близких друзей. Джеймс Холдер. Помнишь парня, который пришел с симптомами гриппа в прошлый понедельник? Видимо, ему стало совсем плохо.

— Хорошо, я поеду с тобой.

— Ты не можешь.

Я закатываю глаза.

— Черта с два я не могу. Ты не поедешь один спасать положение, а меня оставишь здесь. Кроме того, половина людей, чьё давление мы измеряем, все равно потом идут в палатку за «твинки». Думаю, мы проигрываем эту битву.

— Хорошо. Мы можем поехать вместе.

Этим утром мама довезла меня до ярмарки на машине, а до клиники больше мили. Я подумываю отказаться, но не доставлю ему удовольствия полагать, что он заставляет меня чувствовать себя неловко.

— Да, хорошо. Без разницы.

Я говорю Лукасу, чтобы он держал сумку открытой у края стола, и сбрасываю всё оставшееся добро внутрь. Затем, пока Лукас не видит, я выкидываю в мусор все дешевые ручки.

Его грузовик старый, черный, как его душа, и нуждается в капитальном ремонте. Я удивлена, что он хранил его все эти годы. Эта машина досталась ему от родителей, когда ему было шестнадцать, и, когда мы учились в старших классах, он проводил свободное время, ремонтируя ее. Я даю этому драндулету шанс ‒ пятьдесят на пятьдесят, добраться до клиники, не сломавшись.

Я открываю пассажирскую дверь и смотрю внутрь. Там одно длинное сиденье, заполненное вещами, принадлежащими Лукасу: дополнительный стетоскоп, беговые кроссовки и спортивная одежда, аккуратно сложенная на пассажирском сиденье. Лукас всё убирает, и, когда я вскакиваю и сажусь, понимаю, что оказываюсь охвачена им. Его запахом. По спине пробегает дрожь, и я понимаю, что нахожусь в его логове.