Во время его речи, я так наклонилась вперед, что чуть не упала со стула, когда кивнула.

— Да, — Лукас и я говорим в унисон.

— Хорошо. Тогда следующие несколько месяцев я буду вас испытывать. Я хочу видеть страсть, когда буду отдавать вам своих самых трудных пациентов. Я хочу видеть от вас внедрения новшеств, видеть, что вы не просто совершаете какие-то телодвижения, как это делают многие врачи в эти дни. Удивите меня! Я хочу, чтобы вы стали лучшими!

Энергия, излучаемая мной и Лукасом, ощутима. Мы Титаны, а доктор Маккормик ‒ Дензел. (прим. переводчика: из фильма «Вспоминая титанов» 2000 года. История чернокожего тренера, которого играет Дензел Вашингтон, и его команды по американскому футболу, которые столкнулись с проблемой расовой дискриминации). Я хочу стучать шлемом об стену раздевалки и кричать «ура».

— Я не подведу вас, сэр, — говорит Лукас и встает.

Я вскакиваю на ноги и подхожу к столу с протянутой рукой.

— Всю мою жизнь я шла к этому моменту.

Доктор Маккормик улыбается каждому из нас и сообщает, что мы можем приступать к дневным встречам. Раньше между нами была напряженность, но доктор Маккормик только что поднял ее до беспрецедентного уровня. Он выстрелил из стартового пистолета, и мы выбегаем из его кабинета, толкая друг друга, проходя по длинному коридору.

— Ты опозоришься, если останешься, — насмехаюсь я.

Мы находимся в нескольких шагах от наших кабинетов, и я собираюсь забежать внутрь, когда он поворачивается и прислоняет меня к стене. Я не съеживаюсь; я прижимаюсь прямо к нему, поднимая голову вверх, чтобы посмотреть в его уродливые глаза, цвета грецкого ореха.

Он протягивает руку и теребит нашивку на моем белом халате.

— Когда через несколько недель ты соберешь свои вещи, я позволю оставить тебе этот халат, чтобы ты могла вспоминать о том, что могло бы случиться.

Думаю, он чувствует, как мое сердце бешено колотится. Я в ярости. Но у меня нет достаточно хорошего ответа, поэтому я иду в наступление.

— Ты слышал его? Он не ищет приятеля по гольфу, он ищет теплоту, — я прикасаюсь к его лицу бархатной тыльной стороной ладони. — А что может быть теплее, чем женское прикосновение?

Помимо подергивания щекой, он равнодушен.

— Это действительно была твоя любимая часть клятвы?

— Если это любимая часть доктора Маккормика, то и моя тоже, — говорю я с невинной улыбкой.

Он прищуривает глаза.

— Не знал, что ты теперь марионетка. Если я ткну в тебя пальцем, ты выполнишь мою просьбу?

Мэрайя вежливо кашляет в конце коридора, и мы внезапно осознаем, что уже не одни.

— Простите, что прерываю, сэр... мэм, доктор Белл, но Миссис Харрис ждёт вас в третьей палате.

Я улыбаюсь и прохожу под рукой Лукаса, как будто на этом мы закончили, но мы далеки от этого. Я прохожу мимо Мэрайи, благодарю её за карту и ухожу от перестрелки, прежде чем шальной выстрел поймает меня на выходе. Как только я поворачиваю за угол, моя уверенная улыбка спадает.

Пришло время начать этап №3: «Вытеснение Лукаса».

В шесть вечера я встаю из-за стола и начинаю собираться домой. Оставшиеся к тому времени пончики быстро расхватывают, и Джина вручает мне фруктовую композицию, от которой с большим успехом, будь мы в мультфильме, могли исходить видимые волны вони.

— Вы можете забрать это домой? Она привлекает мух.

Я натягиваю улыбку и киваю, двигаясь к входной двери с фруктовой катастрофой в руках. Я припарковала свой велосипед у «Кофейни Гамильтона», и он все еще там, а его веселая, зеленая окраска как будто насмехается надо мной.

— Отличная работа, доктор Тэтчер! — говорит Джина позади меня.

— Превосходный первый день! — присоединяется Кейси.

На прощание они похлопывают его по спине, и если я сейчас повернусь, то меня стошнит.

Я выхожу через парадную дверь клиники, и Лукас следует за мной. На секунду мне кажется, что он что-то замышляет, но потом я вспоминаю, что он живет через дорогу. Как удобно.

Я ускоряю шаг, чтобы увеличить расстояние между нами. Улица с двусторонним движением узкая, а мой велосипед так близко ‒ я чувствую вкус свободы.

Я схожу с тротуара и слышу, как визжат покрышки. Раздаётся оглушительный гудок, и Лукас Тэтчер хватает меня за локоть и дергает назад, спасая от столкновения с передним бампером грузовика, мчащегося по улице.

— Осторожно! — кричит из окна водитель.

Я качаю головой и быстро моргаю.

Мое сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Дыхание короткое и учащенное. Я смутно замечаю, что дрожу от шока.

— Не делай всё слишком легким для меня, — дразнит Лукас.

Его рука все еще сжимает меня, и в течение длинной секунды, я закрываю глаза и стою там, позволяя ему держать меня. Вторая секунда проходит быстро, и мой шок заменяется яростью, направленной на себя. Как я могла быть такой глупой, что даже не посмотрела по сторонам, прежде чем перейти улицу?

Я вырываюсь из его рук.

— Вероятно, это не первый раз, когда кто-то прыгнул под колёса после того, как провел с тобой весь день.

Это хорошее возвращение, но я все еще не могу поверить, что он только что спас меня. Это так волнительно.

Убедившись, что дорога пуста, я бегу через улицу и убираю свою сумку и фрукты в корзинку моего велосипеда. Кипя от злости, я надеваю шлем и вытаскиваю свой велосипед из стойки немного агрессивнее, чем планировала. Вечернее солнце начинает низко опускаться над горизонтом, и к тому моменту, когда я еду на запад в сторону дома, я почти ничего не вижу, ослепленная солнцем. Так или иначе, но Лукас тоже в этом виноват.

Через полмили у меня учащается сердцебиение, и его слова проносятся эхом в моей голове.

«Ты ничуть не изменилась, Дэйзи…»

«Эти фрукты от Дэйзи…»

«Я не знал, что ты теперь марионетка…»

Я начинаю вымещать свою злость на велосипеде, давя на педали с такой силой, как если бы вместо них были нежные части тела Лукаса.

Когда я подъезжаю к последнему повороту на Магнолия-авеню, приведенный в действие моим гневом велосипед набирает впечатляющую скорость. Я наклоняюсь в сторону поворота, чтобы компенсировать центробежную силу, и мои изношенные шины вдавливаются в тротуар.

Но ненадолго.

Я наезжаю прямо на лужу разлитого машинного масла ‒ подарок окружающей среде от одного из старых дырявых фермерских грузовиков Гамильтона. Заднее колесо велосипеда теряет сцепление с дорогой, а руль начинает раскачиваться в тщетных попытках выровнять идущий ко дну корабль. Время как будто замедляется, и мой велосипед летит по направлению, перпендикулярному движению, заваливается набок и загружает меня, как циркового артиста в пушку. И как раз перед моим столкновением с землёй, время ускоряется.

Мой мозг начинает действовать, вынуждая мою левую руку принять на себя всю тяжесть падения. Героически, рука выскакивает в последнюю секунду, как будто хочет пообщаться с дорогой. К сожалению, дорога может многое сказать. Я слышу тошнотворный треск чуть громче, чем остальной шум аварии, а затем над сценой оседает резкая тишина.



— Милый гипс, — говорит Лукас на следующее утро.