Да если Сергей начальник, то должен сидеть в офисе, а не постоянно висеть! У промальпов, оказывается (во введении в статью написано), «висеть» – значит работать на объекте.

Коллега и приятельница Эммы Леонидовны, та самая, с зятем – вольным программистом, спросила:

– Что ты читаешь с таким интересом?

С неожиданной, вдруг откуда-то взявшейся слегка чванливой гордостью Эмма Леонидовна протянула журнал:

– Хочешь, почитай интервью с моим будущим зятем.


Как и мамочка, двойняшки пережили мгновенное отключение напряжения. Еще вчера, три, два часа назад, даже во сне, твое будущее было зыбким и сотрясалось от тревог. А сейчас – вдруг мир и спокойствие. Точно были они электроприбором, вроде электрического чайника, в котором что-то закоротило, и он сотрясался в желании не перегореть, не сломаться, не пойти в утиль. Вытащили вилку из розетки – и нет напряжения.

У мамочки разом смыло все печали последних недель: растерянное отчаяние, терзания выбора, воспоминания о сумасшедших поисках фиктивного мужа. Страхи уже казались глупыми, подозрения нелепыми, будущее – прекрасным.

И двойняшки легко забыли, как ждали с ужасом смерти, как плакали над своими судьбами. Подумаешь! Дети часто плачут.

Женя первой сообразила, что в данных обстоятельствах надо заявлять о своих способностях предвидения.

– Всегда знала, что папочка нас не бросит. Просто тебе не говорила, не хотела, чтобы расслаблялся. А то мало витаминов захватишь.

– Ты знала? – возмутился Шурка откровенному вранью, дядя Вася отдыхает. – А я… Я чувствовал. Вот! Чувствовал, что папочка от нас не откажется!

Это был отличный выпад. Потому что Женька всегда талдычила про чувства, а он – про знания. Побил сестру на ее же поле.

Но у Жени было заготовлено тайное оружие.

– Дорогой мой младший братик! Хочу тебе сообщить радостное известие. Я тебя пропускаю.

– Куда? – напрягся Шура.

– На свет. Если хочешь, родись первым.

Тут был подвох! Шурка понимал – сестра просто так не отдаст первенства. Поэтому он неестественно, актерствовать он никогда не сможет, поблагодарил лилейным голосом:

– Спасибо, младшая сестренка! Чем я обязан такой чести?

– У нас ведь есть капелюшечка негритянской крови. Бабушка Наоби, из африканского племени, третий век, голые все как мартышки, красной глиной по праздникам разрисованные. У них была легенда. Старший из близнецов отправляет первым на свет младшего, посмотреть – безопасно ли в мире, можно ли выходить.

– Женька! – задохнулся от возмущения Шура.

– Тебе не угодить. Вторым не хотел и первым не хочешь. Явное отклонение мозгового развития. Помолчи! – предварила она попытку Шуры возразить. – Мамочка душ приняла, папочке звонит. Сейчас они встретятся, и поцелуются, и даже больше. Ой, как нам будет сладко! В преддверии замечательных гормончиков ты устраиваешь глупые разбирательства. Расслабься и наслаждайся… младший братик.


Нина стояла у окна. Из одежды – только большое махровое полотенце от подмышек до колен. Плохо, в спешке, вытертое тело покрывалось мурашками. Или это нервное? Нина набрала номер сотового телефона Сергея.

Видела его на крыше. Широкий пояс по талии, на котором висят карабины и веревки. Услышал звонок, роется в карманах, достал телефон.

– Нина? Видела? Читала?

– Да. Остроумно. Трогательно. Только одна неясность…

– Не было у меня! Никогда! Ни жены, ни детей! Васька наврал, шутник малолетний. Я его чуть не убил. Брата. Из-за тебя, Нина. Ради тебя я готов… Ребята смеются… Чего дыбитесь?

– Смеются над ошибками орфографическими. У тебя плакат с ошибками.

– Правда? Ночью писали, могли допустить. Нина…

– Я пошутила, нет ошибок.

– Можно сворачивать? Мы за самовольство в большие штрафы можем влететь.

– Сворачивайте, – позволила Нина. – Без тебя справятся?

– Вполне. А я? – с надеждой спросил Сергей.

– А ты торчишь на крыше, в то время как я, голая, замерзаю… Без тебя!

Эпилог

Дородовая жизнь двойняшек хотя и стала теперь безоблачной и счастливой, внутриутробного мира не принесла. Их ждали, придумывали имена, покупали вещички, а Шура и Женя продолжали выяснять, кто старше, умнее, кого из них станут больше любить. Аргументами в споре, как обычно, служили предки.

На очередном УЗИ Шурка сумел извернуться, и врач сообщил мамочке:

– Мальчик. Один точно мальчик. Второй лежит так, что не рассмотреть. Но скорее всего оба мальчики, хотя и не однояйцовые.

Шурка показал сестре язык:

– Слышала? Радуйся, что тебя за мальчика принимают.

– Подумаешь! Все возликуют, когда девочка появится. Кроме того, – прикинулась невеждой Женя, – «не однояйцовые» – это про тебя?

– Как дам в глаз!

– Попробуй!

Схватиться, подраться, повозиться им хотелось постоянно. Мешали околоплодные пузыри, в которых находились. Но попыток не прекращали, поэтому зашевелились раньше срока. Мамочка давно обложилась литературой, поселилась в интернетовских сайтах для беременных. И когда они зашевелились, помчалась к доктору: не опасно ли раннее шевеление? Врач успокоил, все в норме, с близнецами так бывает.

И дальше, по мере того как они росли, мамочка жаловалась папочке:

– Они там боксируют, я тебя уверяю, все внутри меня ходуном ходит.

Папочка обнимал ладонями мамочкин живот, прикладывал ухо и соглашался:

– Это бои без правил.

А потом орал в мамочкин пупок:

– Пацаны! Брейк! Затихли и разбежались! Я кому сказал!

Женя и Шурка замирали. А мамочка удивлялась:

– Какая-то мистика, совершенно ненаучно, и действует!

Папочка помнил о них постоянно, но общался от случая к случаю и, как правило, с призывами утихнуть, не мешать спать. Хотя в благодушном настроении мог и побалагурить. Гладил пальцем мамочкин живот, она хихикала от щекотки, отгоняла его руку, а папочка спрашивал:

– Растете, карапузы?

– Папочка, я расту быстрее Женьки! – хвастался Шура.

– У меня волосики появились! – не оставалась в стороне Женя. – А Шурка лысый.

Но папочка их не слышал. И мамочка не верила, что они способны воспринимать речь и отвечать. Мол, если немыслима коммуникация с новорожденным младенцем, что говорить о нерожденных.

Хотя сама мамочка разговаривала с ними с утра до вечера. И называла их, к большому удовольствию Жени, не пацанами или мальчиками, а «детками», «миленькими», «роднулями», «крохотулями», «любименькими» и прочими ласковыми словами.

Мамочка вставала утром, провожала папочку и бабушку на работу и говорила тихо:

– Так, роднули, сейчас мы примем душ, выпьем витаминки, позавтракаем, станем на весы. И не вздремнуть ли нам еще часок? Мне с вами к третьей паре. А в метро добрый дядя уступит нам место. А добрая тетя-дворник, надеюсь, посыпала лед на асфальте солью, и скользить мы не будем, наденем старые сапожки. Потому что ваш сумасшедший папа в подошвы моих новых ботинок вкрутил шурупы. Говорит – прекрасное средство против гололедицы. Я отлично бы смотрелась в коридоре института – с огромным животом и цокаю по паркету как свежеподкованная лошадь.

Было ужасно обидно, что мамочка не слышит их ответов. Столько интересного могли бы рассказать! И ведь не попросишь, как в довоенное время глуховатая бабушка Клава у черной тарелки радиодинамика: «Сделайте погромче!» Ей отвечали дети и внуки: «Бабуля, громкость не регулируется». У двойняшек громкость не только не регулировалась, а вовсе отсутствовала. И уже мамочка напоминала ребенка, который по резиновому надувному телефону разговаривает с отсутствующими родителями. Но замечательно, что мамочка играла в эту игру, пусть и не догадываясь о немой обратной связи.

Двойняшки развлекались заключением пари. Ставка – право первым появиться на свет. Поспорили, что скажет мамочка Грише, когда будете ним объясняться. Шурка считал, что мамочка извинится за попытку втянуть Гришу в омут собственных проблем. Женя полагала – много чести, мамочка отпустит его на волю царской милостью.

– Гришенька! – сказала мамочка, уведя приятеля в сторонку. – Наше бракосочетание отменяется. У меня все устроилось. Прости меня! Действовала в аффекте, в дурмане, в припадке паранойи. Не обижайся, ладно?

– Уф! – облегченно выдохнул Гриша. – Пронесло. Спасибо, Нина! Большое спасибо!

– За что меня благодаришь?

– За то, что избавила от позорной капитуляции. Я обмозговал ситуацию и ужасно дрейфил сказать тебе, что не гожусь в подставные супруги. У тебя точно все в ажуре?

– Абсолютно счастлива, выхожу замуж за любимого мужчину и отца моих деток.

– А меня не уважаешь?

– Да что ты! Единственное средство против женской глупости – мужская умность.

Победив, Шура ликовал. Но Женя взяла реванш в споре о том, как воспримет папочку подруга мамочки Алиса.

– Оценит и позавидует, – считала Женя.

– Эта зазнайка? – не соглашался Шура. – Она будет смотреть на папочку как на низший класс и сочувствовать мамочке.

Они, папочка и мамочка, отправились в гости к Алисе в загородный дом. На папочку произвели впечатление хоромы и красота Алиски, но по касательной – без глубокого проникновения и зависти. Папочку вообще ничто не трогало, кроме мамочки, а мысли были заняты тем, как обеспечить материально будущую семью, в которой ожидалось рекордное пополнение. С мужем Алисы он нашел общий язык и получил несколько толковых советов по организации дела на первых этапах.

Алиса, когда они с мамочкой ушли на кухню (размером со всю мамочкину квартиру) готовить чай, безусловно искренне сказала:

– Классный парень! Масса изюма. Теперь Женя могла праздновать победу:

– Выкусил? Счет один – один.

– Про какой изюм она говорит? – сопротивлялся Шурка.

– Когда печешь кекс с изюмом, – снисходительно пояснила Женя, – можно положить горсточку, а можно – щедро насыпать. Вот наш папочка – будто кулич, в котором что ни кусочек, то изюм.