Катрин потребовала Ваню, будто речь шла о бесхозной вещи, которую первой нашла Нина, но распорядится лучше Катрин.

– Отдай мне Ивана! Я все для него сделаю! В лепешку разобьюсь.

– Бери, – горько улыбнулась Нина. – Ваня очень хороший и заслуживает счастья.

«Я ради него, – мысленно продолжила Нина, – разбиваться в лепешку не стану. Есть только один человек, которому я способна принести любые жертвы. Но ему мои подвиги не нужны. В лепешку для него уже разбиваются. Надо студентам этот фразеологизм пояснить».

Тугая пружина, охватившая сердце Катрин со вчерашнего вечера, вмиг ослабла. Сердце билось часто от волнения, но снова легко и свободно.

– Кипятку подольешь? – спросила Катрин севшим голосом.

– Что? – не поняла Нина, которая мучительно думала, как ей теперь поступить.

– Еще кофе можно? Сиди, я сама чайник подогрею.

– Да, пожалуйста, – ответила Нина и замолчала.

Катя заварила свежий кофе себе, зеленый чай Нине, села напротив, поднесла чашку к губам, шумно втянула горячий напиток.

– Смотрю на тебя, Нинка. С бухты-барахты вздумала за Ваню идти. Ты, часом, не беременная?

Катрин действительно тонко и хорошо чувствовала людей. Нине врать не хотелось, сделала неопределенный жест, который легко читался как подтверждение.

– От Сереги?

Нина кивнула.

– И он сдрейфил? В кусты убежал? – удивилась Катрин.

Нина снова кивнула. Ей казалось, что Сергей именно так и поступил. Но подлости тех, кого любишь, всегда ищешь оправдания.

Поэтому Нина сказала:

– Его тоже можно понять. Двое маленьких детей, последняя дочь только родилась.

– У Сереги? – недоверчиво переспросила Катрин. – Первый раз слышу.

– Они не в Москве, в Санкт-Петербурге живут.

– Все равно странно! – упорствовала Катрин. – Кто-нибудь из промальпов знал бы.

– Сведения точные, от родственников Сергея. Не хочу больше об этом говорить. Катя! Ой, Катрин, извини. Язык не поворачивается звать тебя на иностранный манер.

– Да это я для понта выдумала. Зови Катькой. И Ванечкина мама, – с гордостью поделилась, – меня Катенькой зовет!

– Тетя Нина замечательная.

Нина усмехнулась, вспомнив, как мама и ее лучшая подруга долго пытались их с Ваней поженить. До сих пор по телефону часами болтают, конспирируют. И при этом – «Катенька».

– Ты что-то хотела спросить? – снова верно угадала Катя.

– Да. У тебя какое образование?

– Законченное среднее. Думаешь, рядом с Ваней без высшего западло?

– Примерно.

– Я и сама думаю на биологический поступать, чтобы он мог со мной парой-тройкой идей перекинуться, а я не сидела глупой куклой.

– Биологический – не самый лучший вариант. Во-первых, у Вани исключительный интеллект и гигантский объем знаний. Ты никогда его не догонишь. Я видела сокурсников, которые пасуют, не могут постичь его логики. Во-вторых, ты сама признавалась, что математика, то есть точные науки, а также гуманитарные даются тебе плохо.

– Так мне всю жизнь диспетчером у промальпов?

– Нет. Я как раз веду речь о том, что тебе нужно выбрать вуз и, соответственно, профессию, которая отвечает складу твоего характера. Это в-третьих, – мягко показала Нина, что перебивать – невоспитанно. – Подождешь? Переоденусь, уже пора выходить. Договорим по пути.

Катя невзлюбила Нину с первой минуты, да и до сегодняшнего утра ее ненавидела. Большого ума не требовалось, чтобы понять: и Нина питает к ней чувства, далекие от теплых.

Но вот теперь они ехали в троллейбусе, в метро, и Нина говорила о том, что Кате стоит подумать о факультетах, на которых готовят специалистов по пиару, рекламе, дистрибьюции. Сейчас время поступления на подготовительные курсы, но хорошо бы протестироваться у специалистов, понять, какой объем знаний отсутствует. При финансовой возможности – заниматься с репетиторами, что гораздо продуктивнее.

И это говорила Нина, у которой своих проблем под завязку! Залетела, то есть забеременела, но не жалуется. Предлагает подумать о факультете общественных отношений ее института, обещает помощь.

– Нинка! Ты настоящий друг! – прочувствованно воскликнула Катя, когда они прощались в переходе метро. – И еще. Не делай аборта!

– Почему? – слабо улыбнулась Нина.

– Потому что те, кто не побоялись и родили, всю жизнь себя за это благодарят. А тем, что не родили, и вспоминать нечего. Я Ваньке сколько влезет, то есть вылезет, рожу!

– До свидания, Катя! – Нина поцеловала ее в щеку и пошла в свою сторону.

3

Нина поймала себя на мысли: я буду вспоминать об этом времени, как о затянувшемся приступе шизофрении. Когда умер папа, невольно думала: сегодняшняя жуткая боль пройдет, обязательно станет легче. В тяжелые минуты мозг подбрасывал спасительные обещания про избавление от мук в будущем. И он, ее мозг, обладал сильной инерцией долженствования поступков. Если уж нацелилась на что-то, будь любезна действовать. Говорят, подобная инерция – типично женская черта. Мужчина легче перестраивается, в новых условиях ищет новые решения. А женщина на условия внимания не обращает, коль втемяшила что-то в голову, будет упорно добиваться.

Хочу родить детей. Не важно, мальчиков или девочек. Они – мои, кровные и ненаглядные. Без брака рожать не стану. Пусть будет филькина грамота, канцелярская бумажка, штамп в паспорте. Но будет!

Нина шепнула Григорию Симонову: есть разговор с глазу на глаз. Договорились в перерыве между лекциями сойтись в маленькой аудитории рядом с кафедрой.

– Григорий Викторович! – Нина заговорила почти весело (а шизофрения вообще не скучная болезнь). – Получите свои работы. То есть работы твоих студентов за весь семестр.

– С меня причитается. – Довольный Гриша принял стопку бумаг.

– Ловлю на слове, – усмехнулась Нина. – У тебя ведь трудности с пропиской, регистрацией или как там сейчас называется наследие тоталитарного паспортного режима?

– Как называется! – попенял Гриша. – Вы, москвичи, все-таки снобы! И не по уму и душевной организации, а по месту рождения.

– Приглашаю в наш клуб. Не хочешь заключить фиктивный брак, который разом снимет все твои проблемы?

– А невеста симпатичная? Не столетняя бабуля, которая путает кастрюлю со щами с ночной вазой.

– Какая тебе разница? Умеренно симпатичная, относительно молодая… Как говорится, всем хороша наша невеста: и по стати, и по лицу, только слегка беременна. В данный момент сидит перед тобой.

Гриша потерял дар речи. Только и мог изумленно выдохнуть:

– Нинка?

– Эмоции не приветствуются. Чего ты всполошился? У меня к тебе формальное предложение, отнесись по-деловому. Да – да, нет – нет.

Гриша видел, что за напускной веселостью таится вулкан переживаний. Смех сквозь слезы: царапнешь – вместо улыбки получишь рыдания. О том, кто Нине беременность обеспечил, спрашивать не следовало. Раз хватается за ближайшего встречного – значит, мужик сверкнул пятками. И все-таки Гриша не удержался от вопроса:

– А непосредственный отец?

– Без комментариев.

– Ясно. У меня есть время для размышлений?

– Вся оставшаяся жизнь, – поднялась Нина. Из последних сил улыбнулась. Не хватало при Грише рыдать. – Только одна просьба: не трепись, пожалуйста, об этом разговоре.

– Нина! Куда ты? Стой! Я согласен. Просто неожиданно очень.

– Благодарю! – Нина снова опустилась на стул. – Ты меня очень выручил.

Гриша потряс головой, словно наводя порядок в мыслях. Вырвавшееся из его уст согласие оказало на него же действие легкой контузии, даже оглох и амнезию заработал.

– Нина, мы что? Десять секунд назад решили пожениться?

– Да.

– Лысый кролик! И ты сказала, что несколько…

– Беременна.

– Японский крокодил!

– У тебя странные ругательства, изощренно зоологические.

– Гусары при дамах не выражаются.

– Мерси! Гриша, не паникуй. Ты легко можешь отказаться.

– От тебя? Слону в анус кактус! В смысле: я не такой дурак. Извини, словарные пласты перепутались.

– Вижу. Ты успокойся…

– Да я спокоен как замороженный кальмар… Действительно что-то на фауну тянет… И жутко хочется быть благородным.

– Твое согласие на мне жениться – верх благородства.

– Точно?

– Абсолютно.

– Тогда я озвучу простое и плотское.

Гриша не был бы Гришей, если бы с ходу не выдвинул своих давних желаний:

– Переезжаю к тебе, и спим в одной постельке?

– Это шантаж?

– Неуклюжее объяснение в любви.

– Спасибо! – искренне поблагодарила Нина. – Представить себе не можешь, как для меня сейчас это важно.

– Сегодня вечером прибуду в твою обитель со своими манатками? – развивал Гриша успех.

– Не торопись, пожалуйста.

– Сначала женись, потом увидим? Деньги и стулья всегда отдельно, только котлеты и мухи вместе.

– Все понимаю! Ты рискуешь больше, чем я. Дети, рожденные в браке… поди докажи, что не твои… алименты и прочее. Гриша! У тебя есть только мое слово, но оно верное. Ничего от тебя не потребую: ни денег, ни участия.

– Нинуля! Я ведь не про детей. И почему во множественном числе? Впрочем, мне до них… извини, как до вымерших динозавров… точно – на животном мире заклинило… Я нечадолюбив. Я про другое, про тесное так сказать… наше с тобой совместное…

– Ах, это! Не могу сказать. Сейчас – нет. В дальнейшем – не знаю. Мне требуется куда-то приплыть, а на берегу я разберусь. Ты идешь со мной в ЗАГС подавать заявление? – прямо спросила Нина.

– Иду. Но у меня еще одна пара.

– У меня тоже.

Оба преподавателя, Нина и Гриша, мысленно и лихорадочно перемалывавшие сложившуюся ситуацию, если не провалили занятия, то провели их с минимумом личного участия.

Нина очнулась, когда в аудитории недоуменный ропот превысил тихое бормотание. Оказывается, задавала один и тот же вопрос Ким Мэн Хо: «Который час?» Прилежный кореец отвечал: «Тли тсяца дыэвадцать минют». А Нина снова, как дятел: «Который час?» Темой урока было русское обозначение суточного времени. Кореец, бедный, уже пунцовый как помидор. Нина внутренне пришла в ужас (как долго она терзает Мэн Хо?) и учительским тоном строго велела всем писать сочинение на тему «Мой распорядок дня», с обязательным указанием времени, часов и минут, когда чистят зубы или обедают. А у нее появилась возможность подумать над последствиями своих поступков. Но, как и у студентов, все путалось. Они русское «без двадцати пяти восемь» и равнозначное «тридцать пять восьмого» не могли усвоить. А Нина не могла понять, к чему приведет внезапная шизофрения.