– Я постоянно вспоминаю тот вечер. Закрою глаза и могу в деталях описать его, описать тебя, твои движения, вспомнить твои слова и действия. Твои глаза, когда ты заканчивала свой танец для меня, так и стоят перед моими. Но важнее всего не это – я не могу забыть ни секунды из того, что было после, у тебя дома. Ты помнишь? – усмехнулся мне в волосы. Даже если бы сейчас захотел посмотреть в мои глаза, я бы сопротивлялась до последнего. Но делать он этого не стал, наоборот, обхватил меня руками так, что я оказалась в своеобразном коконе из его куртки. Стало жарко, очень. Кровь застучала в голове.

  – Не отвечай, малышка. Не надо. Я знаю, что помнишь. Быть может не так подробно как я, но общий смысл ты забыть не сможешь. Как бы ты мне не старалась показывать мне обратное, и как бы мы не договаривались определить мои действия как лечебную процедуру. Даже звучит нелепо и смешно! Но я так боялся, что ты опять отдалишься от меня после того вечера, что готов был с пеной у рта доказывать тебе все что угодно, какую угодно ересь, лишь бы ты не сбежала от меня. Даже то, что тебе все приснилось, и на самом деле ничего такого не было. Я не могу перешагнуть эти воспоминания и относиться к ним как к не существенному. Мариш, я заболел тобой! – он наклонился и уткнулся лицом в мою макушку. Голос звучал приглушенно, пробивая меня на нервную дрожь. – Моей маленькой девочкой, которую знаю больше десяти лет, и в которой слишком долго не видел девушку. Слепой придурок, столько времени потерял... Я зациклился на тебе, неожиданно попал в твой плен, и совершенно не хочу спасаться из него. Все, что было раньше, все тускло – просто тренировка, наработка опыта для главного действия. Я не хочу никого больше, даже мысль об этом вызывает отторжение. Капец, я влип. И знаю только одно, что не хочу с этим ничего делать, и отвечу честно – я буду бороться, с тобой, за тебя, с окружением, с обстоятельствами, с воспоминаниями, с твоей тоской и разочарованием. У тебя есть лишь одна возможность избавиться от меня – если я тебе противен, неприятен физически, тогда уйду. Принуждать силой не буду. Все остальное, я справлюсь. Просто дай мне один шанс, просто поверь мне, просто будь со мной.

  Я замерла в его руках, совершенно не представляя, что мне делать. Неожиданно? Это охренеть как мягко сказано! Как назло перед глазами замелькали картинки той ночи. Все как будто вчера произошло, ярко, сочно, красочно. Кровь прилила к щекам, оставив руки ледяными. И я молчала, я позабыла все слова, не могла выдавить из себя ни звука. Впервые тишина так давила, что от нее закладывало уши. Гре молчал тоже, все также крепко обнимая меня руками и слегка покачивая в своих объятиях. Если бы не держал так крепко, уже упала бы – ватные ноги меня не держали. Я чувствовала его глубокое дыхание своей макушкой, от него волнами разбегались мурашки по всему телу. Как будто спокоен, как будто уверен в себе, как будто ситуация под его контролем. Вот только сердце под щекой стучало громко и суматошно. Я знаю, что-то надо сказать в ответ на его слова, но, как назло, в голове ни одной мысли. Сумбур, каша и полнейший раздрай во всем организме.

  – Молчи, не отвечай. Я все понял и так. Просто дай мне немного времени побыть рядом с тобой, хотя бы видимость сегодня, – хриплый голос над головой, скрытая горечь и боль в нем.

  Я почувствовала ее как свою, вздрогнула в его руках, понимание окатило внезапной ледяной волной. Нет, я не хочу, чтобы другу было больно, только не ему, он этого не заслуживает. Он нужен мне, очень нужен и дорог.

  – Гре, я не гоню тебя. Ни тогда, ни сейчас. Я лишь прошу тебя подумать, нужен ли тебе такой инвалид по чувствам, как я? Ты уверен? – я оторвала голову от его груди и посмотрела в его глаза. Как и ожидалось, при моей малейшей попытке чуть отстраниться медвежья хватка ослабла и дала мне такую возможность. Но только совсем немного, я все также крепко прижата к мужскому телу, и совершенно не против.

  – Как никогда.

   Темные глаза в свете фонаря кажутся совсем черными, лицо серьезное, брови чуть нахмурены, а тело парня напряженное и твердое, как камень. Медленно наклоняется ко мне, давая возможность отказаться и отпрянуть. Нет, не хочу и не буду это делать. Чуть привстаю на носочки и тянусь губами навстречу, запрокинув голову. Я хочу, очень хочу начать снова дышать полной грудью, с ним. Получить свой собственный глоток кислорода. Оказаться нужной и необходимой для него. Снова научиться доверять и верить. И я верю ему. Безоговорочно.

   Теплые губы нежно коснулись моих. Я бы даже сказала трепетно – легко, как перышком касаясь одного уголка, второго, верхней и нижней губы. А я застыла от неожиданности. Такого нежного касания я просто не ожидала. Он дарил мне нежность, как будто все еще не веря тому, что я не отталкиваю его, а принимаю его такую трепетную ласку. Исследовал и целовал, не торопясь углубить поцелуй самовольно, давая мне время. А я просто наслаждалась тем теплом, что волнами разливалось по всему телу. Вытянулась в струнку и положила руки на его плечи. Прижал к твердому телу, обхватил рукой мой затылок, чуть повернув мою голову. Я раскрыла губы, молчаливо приглашая его продолжить. Я помнила свои ощущения той ночью от поцелуев друга, но сегодня все было ярче, красочнее, слаще. Не затуманено дурманом в голове.

  Я не знаю, сколько времени Гре меня целовал. Мне не хотелось прерывать эту ласку, выбираться из объятий и развеять ту дымку волшебства, что неожиданно окутала нас двоих. Но шея затекла, дыхания не хватало, а сердце суматошно стучит в горле. Гре прервал поцелуй, прижал мою голову к груди, тяжело дышит мне в макушку, прижавшись к ней губами. А я спрятала пылающее лицо на его груди, вдыхая такой неожиданно приятный запах мужчины.

  – Малышка моя, – тихий шепот. А мне вдруг стало так легко и спокойно, накрыла уверенность в правильности принятого решения.

  Мы долго стояли в обнимку. Он периодически поглаживал меня по спине, по волосам, по плечам. Легкие и нежные прикосновения, от которых у меня пробегала сладкая дрожь по телу – я нужна, наконец-то необходима. Он со мной.

  – Поехали, я отвезу тебя домой? – ласковое поглаживание по волосам и тихий шепот в волосы. Подняла голову, смотрю в его глаза – чуть улыбаясь, глядит на меня с непередаваемой нежностью. Поглаживает самыми кончиками пальцев меня по щеке, спустился к уху, запустил пальцы в волосы, а у меня одно желание – потереться как кошка о ласкающую меня руку.

  – Сереж... – я хочу вновь спросить его, уверен ли он, пока не поздно отказаться, но он не дает мне это сделать.

  – Молчи, малышка. Просто ничего не говори, все это лишнее. Мне хватит крошечного шанса, ничего больше. Обещаю, что давить на тебя не буду никогда. Просто дай мне возможность быть рядом с тобой, – погладил большим пальцем мои губы, не сводя с них взгляда.

  Я поднялась на пальчики и сама потянулась к нему. Толком не умея целоваться, но прикоснуться и поделиться нежностью и теплом вдруг стало жизненно необходимо. Парень чуть наклонился для моего удобства, дал мне несколько секунд на главенство в поцелуе, просто принимая мои прикосновения. А потом я лишилась инициативы, и совершенно не была против. Каждый должен делать то, что получается у него лучше всего. В данный момент у меня просто отлично выходило нежиться в том потрясающем потоке ласки, что укутывал меня с головы до ног.

  ***

  В эту ночь я не была уверена, что вообще смогу уснуть. Все-таки прогулка на мотике с Гре, непростой разговор на набережной, его признания и мое согласие на отношения с моим другом. С ума сойти! Я знаю парня чертову кучу лет, и да, если быть честной хотя бы перед самой собой, то мне он нравился когда-то давно. Детской влюбленностью, каким-то мимолетным озарением, секундной вспышкой было осознание того, что парень, с которым я лазила по деревьям в старый сад за яблоками и грушами, красивый. Для двенадцатилетней девчонки он был почти эталон. Но все застопорилось о девушку, с которой начал встречаться Гре. Сложно испытывать трепетную влюбленность, когда ее объект грезит о другой, смотрит на неё сияющими глазами и вообще ничего вокруг не видит и не слышит. А гордость она такая, да. Тем более что мне самой было неуютно от непонятного ощущения и учащенного сердцебиения в присутствии друга. И я просто задвинула неопознанные чувства куда подальше, тем более что они мне только мешали. А потом они просто пали жертвой забвения под новыми эмоциями. И я привыкла, ощущать его только как друга и не позволять говорить о возможности чего-то большего между нами всем посторонним.

  Немаловажную роль сыграла еще Сережкина авария. Да, дорог. Да, однозначно важен. Конечно, я переживаю за него, чтобы все у него было хорошо, и попытки поддержать его, конечно, были. Но невозможно предлагать свою помощь, пусть даже глупую, наивную и ничтожную от, по сути, ребенка, когда он замкнулся в себе, стал агрессивным и любое участие воспринимал в штыки. Самое лучшее, что можно было сделать в тот момент – оставить человека в покое, лишь предложив свою помощь и поддержку, если таковая когда-нибудь понадобится. И вот что-то мне подсказывает, что понадобилась она только теперь. И я не могу в ней ему отказать.


  Глава 25

  Кофе. Точнее капучино, с пышной молочной пенкой и тонко присыпанным сверху какао. В этом кафе это делают в виде потешной рожицы толстого и довольного жизнью кота. Примерно такая же рожица у Батти, которая сидит напротив меня и с совершенно счастливым видом лопает мое (!) клубничное пирожное. Которое она перед этим в наглую утянула у меня из-под носа.

   – Ты говори-говори, не отвлекайся. А я тебя внимательно слушаю.

  – Сложно порой с ним, пипец. Мы три недели вместе, а такое чувство, что пару лет. И кажется мне, что в виде друга он был совсем другим человеком. Он заботливый, внимательный, такой же теплый и ласковый... но совершенно непробиваемый и невозмутимый в части переговоров. Точнее, он их вообще не приемлет – будет либо так как он сказал, либо никак. И все, не сдвинешь. А еще он почти не говорит со мной – только слушает. А еще его ревность и тяжелые взгляды на любого представителя мужского пола на расстоянии в метр от меня. Да и это его вселенское спокойствие по отношению ко мне... оно меня бесит, как пофигизм! Вот смотришь на него – вроде расслабленный и хладнокровный, и можно что то доказать, объяснить и договориться. И это верный признак того, что все, решение принято и обжалованию не подлежит. Твердолобый самодур! А сейчас еще и эта его командировка на неделю, и узнала я о ней только в вечер перед отъездом. Ну и вспылила, наорала на него, пригрозила, что ждать его не буду, раз он такой безответственный, и, ты знаешь же, я дома сидела, даже на встречу группы в честь начала нового учебного года не пошла... Три дня уже там, а прислал всего четыре сообщения и позвонил один раз по приезду... Чем там занимается – непонятно.