Я снова отвела от него взгляд, щеки опалило смущением. И злюсь, уже на конкретно парня – воспользовался ситуацией. Они все такие?..

  – Сер, тебе домой не пора? – прозвучало слишком грубо, но иначе не получилось.

  – Выгоняешь? – слегка приподнял темную бровь парень. И почти категоричное, – Не сейчас.

  – Как так? – я даже растерялась.

  – Тебе нужна помощь, и за тобой нужно присмотреть.

  – Я в порядке и я не несмышленыш, которому нужна нянька! – опять кричу. Снова. Я сама понимаю, что веду себя как истеричка, но я впервые не могу ничего сделать со своими эмоциями, их слишком много, они не поддаются контролю, меня просто трясет от них. И я не могу снова рыдать и жалеть себя, опять в его присутствии, меня передергивает от воспоминаний о безобразной истерике, что я устроила на кухне. И от того, что я наговорила, что именно я рассказала. А уж о том, что я еще могу рассказать – сжирает стыд. Ибо жалости со стороны посторонних не вынесу, а выворачивать душу и открываться я просто не готова и вряд ли когда то буду. Единственное, что я на самом деле хочу и одновременно страшусь, а вдруг он позвонит мне? Дала сама себе мысленного пенделя.

  Будто отвечая моей безмолвной мольбе, телефон начинает звонить. Не отдаю себе отчет, но два шага и гаджет у меня в руках, да так и застыла статуей. Звонит не Вадим, звонит мне Лена. И я не могу и не хочу ни слышать ее, ни, тем более, видеть подругу. Бывшую подругу. С трудом поборола желание хрястнуть телефоном об пол.

  – Она переживает о тебе, Мариш, – от неожиданно раздавшегося рядом со мной тихого голоса я вздрогнула и чуть не выронила настойчиво играющий уже во второй раз мобильник. Да черт тебя дери с твоими умозаключениями! – Она места себе не могла найти. Быть может, все не так плохо как показалось сначала? Остановись, успокойся, вспомни, что есть те, для которых ты важна и нужна. Кто с радостью даст тебе свою поддержку и опору.

  А я закипаю, медленно, но верно. И звонок человека, с которым я не могу и не хочу общаться, и не-звонок парня, которого я все же жду, и нотация от друга, который уж сейчас то должен замолчать и свалить по-хорошему, он же всегда лучше всех меня понимал, но...

  – Если тебе понадобится помощь, скажи мне хорошо? Просто знай, я рядом, и ты всегда можешь рассчитывать на меня. Пройдет время и ты... – но он продолжает говорить.

  – Уходи, – он замолчал на полуслове, смотрит на меня. А меня трясет. – Уходи. Оставь меня в покое. Пожалуйста. Мне не надо твоих утешений. Мне не надо твоей жалости. Мне не надо твое присутствие. Мне не нужна помощь. Ничья! Уходи, я не могу и не хочу сейчас никого видеть, – я кричу на парня, держу слезы из последних сил. Я держусь-держусь-держусь-дер...

  – Маришка...

  Все, мой стоп-кран сорвало.

  – Пошел на хрен! Вон из моей квартиры! Я. Не. Хочу. Тебя. Видеть! Как ты можешь давать мне какие-то советы?! Ты нихрена про меня не знаешь и на твое мнение мне посрать! Это просто не твое собачье дело! У тебя есть своя жизнь вот с ней и разбирайся, а в чужую грязными руками не лезь! У тебя мало своих дел? Нет своих проблем? – парень открыл рот, чтобы что то мне возразить и даже сделал шаг ко мне. А я отпрыгнула от него, сама не ожидая от себя такой прыти. Он застыл статуей, а меня все несло дальше. – Кто ты, мать твою, такой чтобы лезть ко мне? Если считаешь, что из-за того что мы когда в сопливом детстве дружили и вместе сбивали коленки, и это дает тебе право лапать меня, ты, бл*ть, сильно заблуждаешься! Или что, ты считаешь пару раз сопли вытер девке и все, можно юзать?! Если ты считаешь, что расставшись с парнем вчера, я тут же прыгну утешаться в твою койку, ты сильно ошибаешься! Или говорить мне, как мне жить и с кем мне общаться? Ты мне никто и звать тебя никак. Ты такой же как он – для тебя так же ничего не значат твои пустые обещания! Ты уже не имеешь права ни на что – ни на тухлые советы как мне поступать и кого прощать, и когда прощать. Ни на то, как мне дальше жить и с кем жить! И уж точно твое присутствие тут мне нужно, совсем. Мне противна эта гребаная жалость, засунь себе ее, знаешь куда?! – и показала ему неприличный жест в виде среднего пальца, совершенно по-детски, глупо и жалко.

  Развернулся и молча ушел.

  Одновременно со щелчком закрывшейся двери закончился и мой запал, и мои силы. Устало прислонилась плечом к стене, да так и сползла по ней на пол. Одновременно заболели колено, запястье и душа. Я сделала что хотела, выплеснула всю грязь, выплеснула боль и обиду на невиновного. Сделала больно ему в ответ, чтобы не одной скрючиваться от боли в груди, плюнула в душу человеку, который искренне хотел мне помочь... и мне стало еще больнее. Где найти предел, после которого я перестану чувствовать? После которого меня накроет полнейшее равнодушие и станет на все плевать?

  Когда никому не доверяешь, никто и не сможет предать. Моя правда жизни.

  Я не могу сейчас вытерпеть даже сострадания. Да уж если честно – я не могу вытерпеть даже присутствия сейчас рядом с собой хоть кого то. Я только хочу увидеть его, хотя бы один раз, увидеть и увериться, что все мной услышанное вчера – неправда, что всего этого не было, что мне примерещилось, что все хотя бы как прежде. И меня это бесит до невозможности, до нервной трясучки, до красной пелены перед глазами. Я ненавижу его и люблю, и все одновременно. Невероятный коктейль чувств и эмоций, и почти до тошноты ощущение противности самой себе. Я всегда так кичилась своей самостоятельностью, уравновешенностью и взрослостью. Глупо звучит, знаю. Особенно от девчонки восемнадцати лет. Но я привыкла нести ответственность за свои поступки примерно лет с двенадцати. И прекрасно знаю, что за свои ошибки надо платить. Я совершила ошибку – доверилась не тому, не разглядела, не прочувствовала, проигнорировала свою интуицию, когда она нашептывала о неправильности принятого решения в тот вечер. Когда слишком настойчиво со мной сближался взрослый парень, слишком быстро и слишком скачкообразно развивались наши отношения. Надо было бежать еще когда началась эта свистопляска с новогодним вечером. Надо было молчать на его сообщения, не принимать звонки, а если и принимать – то говорить исключительно о подготовке, а не развешивать покорно ушки, на которые он честно накручивал километры лапши. Надо бы... надо бы... надо...

  Он такой человек – охотник, хищник, и вряд ли может вести себя иначе. Черт, я оправдываю его?! Да, наверное...

  Не хочу, не могу верить в то, что меня разложили бы на двоих... это не укладывается ни в какие рамки. Я даже вчера не допускала и мизерной мысли об этом, даже когда не услышала никакого опровержения от Вадима на предложение о подобном от его друга.

  Было больно от неразделенной любви? Да.

  Было обидно, что мной откровенно говоря, попользовались, да еще и не получив от этого никакого удовольствия. Было стыдно, что оказалась такой бесполезной, бесчувственной и зажатой. Было унизительно услышать об этом, почувствовать его разочарование во мне, и, как итог, разочароваться самой. В себе. И от этого было горько и пусто внутри. Холодно, опять. Одиночество давило почти осязаемой тяжестью на плечи, на грудь. Вакуум внутри не мешал вновь и вновь прокручивать в голове все события. Что забавно, раньше я как то не ощущала, что смогла запомнить все с такой пугающей четкостью. Каждое прикосновение, что мы говорили, как мы говорили, быть может, не дословно, но очень близко к тексту. И только сейчас я начала вспоминать какие то моменты, нюансы, на которые тогда не обратила внимания. Неожиданно пойманный раздевающее-оценивающий меня взгляд тогда в приемной на работе когда я снимала с себя шаль. Немного дольше задержанная в его ладони моя рука и легкое поглаживание его длинными пальцами мое запястье. Все тогда казалось знаками внимания, первыми признаками ухаживания, а теперь – первыми шагами для моего соблазнения, чтобы "опробовать". Мерзко.

  Разговор в кафе сейчас казался встречей с извращенцем за полшага до совращения. А уж как он смотрел на меня на новогоднем вечере и как мы там танцевали, так и вообще подготовкой к изнасилованию, если вдруг, я, по какой-то причине, отказала бы ему в интиме.

  Совсем некстати вспомнился разговор с Ташей о начале их с Тёмой интимных отношений. И ее смущенная, но вместе с тем мечтательная улыбка. И ее признание, что принадлежать любимому мужчине для нее по кайфу. И то, как часто они оставались у меня в квартире, наедине, понятное дело для чего...

  Я с силой стукнулась головой о стену, в голове зазвенело, четко попала по набитой вчера шишке. Застонала от боли и пережидала полуобморочную пелену перед глазами, но это хоть как то привело меня в чувства. Хватит! Пора вставать и что-то делать. Мне надо что то делать, иначе я сойду с ума. Не могу больше копаться в себе. Не могу больше думать о нем. Не могу больше вспоминать о нас. Не хочу больше чувствовать. Принятое решение камнем давило на сердце.

  ***

  Понедельник. Утро. Начало.

  Я никогда особенно не красилась. Вообще желания привлекать к себе излишнее внимание как такового не появлялось. Но сейчас план был прост – нарисовать маску на лице, выбрать себе отрешенно-холодное выражение и полностью соответствовать ему. И удержать все те умозаключения, к которым я пришла вчера вечером и этой ночью. Я не спала ни минуты. Я думала, как бы ни пыталась запретить себе это бесполезное занятие. Но... не получилось.

  Сначала обжегший, а потом давным-давно холодный чай в кружке. Потом ванна с горячей проточной водой. Хоть слез больше не было и на том спасибо. И мысли-мысли-мысли...

  Все глубже в себя, все отрешеннее ото всех, все сложнее держать невозмутимость на лице и все труднее отвечать на бесконечные вопросы "Что случилось?", и "Мар, что с тобой?" в различных вариациях от окружающих и с различной степенью интереса и любопытства. И неизменный ответ "Все хорошо". И ледяная пустота внутри.

  Таша и Тёма приедут через неделю. У меня есть неделя.