...Бабочка на жопе...

  Только не плакать, горло свело от комка слез в нем. Я смогу, мне нужно только десять минут, чтобы добраться до дома. Закрыться, ото всех, уйти.

  ...Кожа дивана скрипит... тройничок... осточертела до тошноты...

  Два тела, сплетенные на кожаном диване – Вадим и я.

  ... совсем припрет... прям край будет... сунуть пару разиков...

  Понеслась еще быстрее, лишь краем глаза отмечая, что уже влетаю в свой двор.

  ...Раскочегарим... по щелчку пальцев...

  И почти падая на капот машины поворачивающей во двор с дороги.

  ...Тройничок... замутим... бабочка... тройничок... колесики... позвонишь...совсем край...

  Какие то крики мне в спину. Мне пофигу. Мне нужно продержаться еще две минуты. Потом... Потом...

  Остановилась около своего подъезда, ударившись грудью в металлическую дверь и вышибив скудные остатки кислорода. Дом отменяется. У меня просто нет с собой ключей. Я оставила свою сумку на подоконнике в курилке. Почти упала на лавку около подъезда, запустила пальцы в растрепавшиеся волосы, шпилек нет и в помине. Меня начал душить смех, истерический хохот, потихоньку перерастающий в истерику. Чем я прогневила небеса, за что мне теперь все это? Мне некуда идти. Совсем. Возвращаться? Лучше умереть под кустом, чем увидеть их еще раз.

  При встрече я просто убью Юрика, собственными руками задушу, разорву зубами горло или оторву яйца. Не смогу равнодушно пройти мимо. Больше ничего не сдерживает...

  Вадим. Сглотнула горький ком в горле. Слезы вот-вот готовы политься по щекам. Я еще держусь, раз за разом загоняя их все глубже. Не пуская истерику – просто боюсь, что остановиться уже не смогу. Внутри все сжимается, становится трудно дышать. Да и не хочется, уж если честно. Как я, такая уравновешенная и рассудительная, смогла так вляпаться? Влюбиться? Скорее заболеть человеком, поверить ему. Совсем как Лене.

  Черт! С силой ударила кулаком в доски лавки. В кисти что хрустнуло, руку прострелила острая боль. И я была ей рада, бесконечно рада, что могу хоть чем то отвлечься от раздирающей боли внутри. Лена... как же так, как я могла так верить тебе, так врасти душой в тебя, что сейчас пришлось рвать кусок с мясом. Рвать ли? Рвать! Резко, сильно, и ничего нет в остатке... Не могу, так больно разочаровываться в том, кого любишь.

  Встала. Пока еще у меня есть силы. Одна единственная мысль набатом звучала в голове. Средство и способ решения проблемы.

  Мой любимый парк. Моя отдушина, когда я не могу справиться со своими чувствами. Когда мне надо подумать и взять себя в руки. Исполнишь мою последнюю просьбу? А уже вечер. Темный вечер февраля, с почти растаявшим снегом и пограничной между плюсом и минусом температурой. А я в толстовке. Холодно? В душе мне холоднее. Хочется замерзнуть, заснуть и никогда больше не просыпаться, не чувствовать, не дышать, испытывая разрывающую боль при каждом вдохе.

  Я побежала, как когда то давно, глотая ледяной воздух широко открытым ртом, впуская его в себя, радуясь ему как лучшему другу. Опять одиночество. Тогда зачем все? Какая разница, если в душе пустота, вакуум, что постепенно затягивает меня все глубже. И желание выбраться тает, как снег под дождем.

  Закрыла глаза на бегу – а перед ними опять коричневый диван. Руки автоматически сжимаю в кулаки, стремясь прогнать картинку. С такой силой, что ногти врезаются в ладонь и режут кожу, но только одной руки – вторую кисть сжать не могу, простреливает болью. Не останавливаясь, перевела взгляд на руку – она начала опухать в районе запястья. Испуга нет, только равнодушие и отрешенный интерес. Руку я еще не травмировала. Обычно страдает голеностоп.

  Говорят, что слезы приносят облегчение. Наверное, они правы. Вот только и заплакать может быть и хочется, да не можется. Или что это? Я плачу? Подняла руку к лицу, провела по щеке с некоторым удивлением. Нет, не слезы – неожиданно пошел дождь со снегом. Попадая на меня таял, стекал по мне каплями. Судя по тому что волосы у меня уже мокрые, начался он давно. А я только заметила...

  Моя любимая горка, с шикарным крутым спуском к набережной. Мой трамплин для финального полета. Интересно, река уже вскрылась? Вот оно, мое решение всех проблем.

  Продолжая бежать, а может быть, уже просто идти, воспоминания мелькают кадрами диафильма в голове, их тяжесть придавливает к земле. Хочется лечь и отдохнуть. Подставить лицо падающим холодным каплям, слиться с ними, раствориться в них. Забыть и забыться. Все сон, все сон... и мне надо проснуться...

  Небольшая ямка оказалась под ногой совершенно неожиданно. Автоматически взмахнула руками, пытаясь удержать равновесие, переступила ногой на ровное место. Ровное скользкое место. Нога поехала, я начала падать на спину. Выставила здоровую руку, вот только от удара по голове она меня не защитила. Боль в затылке взорвалась искрами перед глазами, а потом темнота. Благословенная темнота без чувств, без боли, без сознания.


  Глава 17

  Сергей

  Работа. Работа. И еще раз работа.

  Я загрузил себя выше ушей, не оставляя свободного времени на бесконечные мысли. Оставаясь один на один с ними только во сне. Там уж точно никуда от них не скрыться. Вот такая, мать его, засада.

  Несколько раз я просыпался в холодном поту, судорожно трепыхающимся сердцем и совершенным непониманием, где сон, а где – явь. Но чаще с идиотской улыбкой на лице. Там она была со мной, там она была рядом, в моих объятиях, не исчезала туманом сквозь пальцы, подарив мне лишь мимолетную вежливую улыбку. Светила только для меня, дарила мне без остатка тепло и ласку. Когда мое отношение изменилось? Понятия не имею. Быть может, когда подвозил ее на выпускной вечер и впервые увидел в ней не ребенка под моей опекой, а симпатичную девушку. Быть может, когда бинтовал тонкую лодыжку эластичным бинтом, когда ее ушлепок болтался где то на катке, забив на девчонку, а потом решил скорчить обиженную рожу с прищемленным достоинством. А может быть, все началось тогда, когда я, здоровый жлоб шестнадцати лет отроду, сидел с болеющей девчонкой, и плел ей браслет. Смех сквозь слезы, да и только – у нее температура 38, она дохает до слез, периодически проваливается в беспокойный сон, а мы с ней плетем браслет из тонких кожаных полосок. Почти точную копию того, что тогда болтался на моем запястье.

  "– А что он значит? – спрашивает девчонка, смотря на меня мутными от жара глазами и на полном серьезе ожидая какого-то глубинного значения обычной, в общем-то, фенечки.

  – Знак нашей дружбы, видишь – они совершенно одинаковые. Знак того, что у тебя всегда будет поддержка и моя защита, что рядом с тобой всегда будет кто то, кому ты дорога и важна. Я передаю тебе часть своей силы, – пафосно несу муть и закрепляю браслетик узелком на тонком, птичьем запястье. – Подрастешь немного, сплету тебе серебряный.

  Ее "отец" окончательно исчез, просто пропал с горизонта жизни своего ребенка. Она не плакала когда разбивала колени и ладони в кровь на щебенке, упав с моего велика. Она не плакала, когда свалилась с груши с высоты полтора метра и вышибив воздух из легких, с трудом и хрипом вдохнув, испугав меня до полусмерти. Она не плакала когда подралась с двумя более взрослыми пацанами когда они дразнили ее "безотцовщина", просто вытирала кровь из разбитой при падении губы, а пацан прикрывал ладонью подбитый глаз. Но она рыдала до икоты из-за того, что оказалась ненужной и брошенной собственным родителем. Я видел только эти ее слезы, редко, но все же. Потом она смирилась, перестала плакать и закрыла ото всех свои чувства.

  – Ух ты! – в глазах мелькнула тусклая искорка интереса. – Ты же не уйдешь, не исчезнешь и не бросишь меня? – меня кольнуло жалостью к девчонке, которую она никогда не примет и за один только намек на нее может броситься в драку.

  – Ты мой друг, навсегда! – торжественно обещаю в ответ. – Только очень маленький, почти незаметный, как котенок за пазухой, – тут же пытаюсь развеселить подружку". И мне не скучно с ней, даже не смотря на то, что она совсем еще ребенок. Я взял ее под свою опеку, принял ее своим другом и эта ответственность и дружба мне в радость. Была и есть.

  Я не знаю, когда все изменилось, я знаю лишь то, что она мне теперь не только друг. Она та, кто мне снится. И все остальное стало не важно.

  Совершенно похрен, что сегодня суббота. Я проковырялся в гараже под капотом очередной тачки до темна, забивая свою голову техническими заморочками до отказа. Оставляя минимальную возможность ошибочного поступка, от которого никто из нас не выиграет.

  Заехал во двор, краем уха услышал, как сосед поливает матом какого-то подростка, который бросился ему под колеса. Дети, цветы, мать ее, жизни. Усмехнулся, вспоминая свое детство. Как все было легко и просто? Не пересказать. И почему не воспользовался ситуацией за все это время? И будь я хоть капельку умнее, не мучился бы сейчас так. Заглушил мотор, открыл дверь, закурил. Смысл рвать волосы на жопе. Против воли посмотрел на ее окна. Темные. Время уже девятый час. На свидании или гуляет с друзьями? Вероятнее всего опять с ним. Не замечая, что делаю, с силой сжал металлическую зажигалку в пальцах, опомнился от того, что крышка скрипнула. Чуть не отломал. Почти до дрожи в пальцах захотелось услышать ее голос, опомнился, уже почти нажав на вызов напротив ее номера телефона. В последний момент отвел палец в сторону. Что скажу? Примитивное "Привет, как дела?". Звучит-то как глупо, по детски.

  Вышел из машины, все еще крутя в руке телефон, отгоняя от себя заманчивую мысль совершенно "случайно" увидеть ее, просто дождавшись на улице. Хрен ли мне делать дома?

  Краем глаза заметил бегущую прямо на меня девчонку. И понимаю, что остановиться сама она не успеет. Пришлось ловить, аккуратно удерживая ее за плечо прямо на краю огромной лужи.

  – Спасибо. Отпусти, – смутно знакомый голос заставил немного придержать девушку. Развернулась ко мне вопросительно-возмущенно. Лена?