Эль Кеннеди - Счет

Я не позволяю папиным предостережениям – и его совершенно несправедливому отношению к Дину – испортить нам праздники. Он переживает и не хочет, чтобы я снова осталась с разбитым сердцем. И я даже не могу рассердиться на то, как бесцеремонно папа выкладывает все, что у него на уме, потому что прямолинейность – его второе имя.

Но он ошибается. Дин будет рядом, если я буду нуждаться в нем. Он уже доказал это, примчавшись в общежитие в ту ночь, когда безжалостные обвинения Шона разрывали мое сердце на части. Так что я не собираюсь сомневаться в отношениях, которые приносят мне столько радости, и вместо этого наслаждаюсь оставшимися каникулами.

Канун Рождества и по совместительству свой день рождения я провожу дома с папой. Мы, как всегда, смотрим «Эту замечательную жизнь», и я, как обычно, реву навзрыд на протяжении всего фильма. Потом мы пьем горячий шоколад, папа вручает мне свой обычный подарок: триста баксов с запиской, написанной небрежным почерком, в которой велит мне купить что-нибудь приятное сердцу. Папа не умеет дарить подарки. Но для меня это неважно, потому что я уже получила единственный желанный подарок: здесь, рядом со мной, мой отец, живой и здоровый, насколько это пока возможно.

Спустя несколько дней из Сен-Барта возвращается Дин, загорелый и отдохнувший, и забирает меня у нашего особняка. Почему-то он захотел приехать на машине, хотя было бы гораздо удобнее, если бы я поехала поездом и встретилась с ним в городе. Когда я спрашиваю его об этом, Дин лишь широко улыбается и говорит:

– Мы едем не на Манхэттен. У меня для тебя сюрприз ко дню рождения.

– Ты уже сделал мне сюрприз ко дню рождения, – напоминаю я ему.

Да еще какой! Его звонок из Сен-Барта закончился самым горячим сексом по телефону в моей жизни. Я так громко кончала, что нужно было благодарить судьбу за то, что папа всегда крепко спит.

– Этот еще лучше, – обещает Дин, быстро целует меня в губы и отъезжает от тротуара. – Я скучал по тебе.

Я не могу удержаться от глупой улыбки.

– А я скучала по тебе.

Подмигнув мне, Дин берет мою руку и кладет ее прямо себе между ног, на весьма заметную выпуклость.

– Дин-младший тоже по тебе скучал.

– Я вижу.

Я потираю рукой растущий бугор под его брюками, и Дин стонет.

– Будешь продолжать – я кончу себе в штаны.

Моя улыбка становится шире.

– Это вызов?

Я расстегиваю его ширинку и залезаю рукой внутрь, где сжимаю пальцы вокруг его твердого пульсирующего члена. Боже, он не шутил. Несколько движений рукой вверх-вниз, и Дин снова стонет, мертвой хваткой вцепляясь в руль и выдавливая сквозь сжатые зубы:

– Кончаю.

Пусть лучше его штаны останутся в целости и сохранности, потому что наверняка они стоят больше, чем мое обучение в колледже. Поэтому я наклоняю голову, беру в рот пенис и, постанывая, глотаю солоноватую сперму.

– Господи Иисусе, – шепчет Дин и, протянув руку, нежно проводит пальцами по моей щеке. – Я так сильно люблю тебя, детка.

– Нет, ты просто любишь минет за рулем.

– Тебя. – Он упрямо качает головой. – Я люблю тебя.

От его слов моя душа хочет взлететь. Я усаживаюсь обратно и смотрю в окно, как мы проезжаем через мост в Нью-Джерси. Понятия не имею, куда он везет меня, но мне нравится пребывать в этой счастливой неизвестности. Я бы последовала за Дином Ди Лаурентисом хоть на край света. К кратеру вулкана, если бы он попросил меня быть Мег Райан, а сам стал Томом Хэнксом[18]. В дурацкий Мордор, если бы он попросил меня быть Сэмом, а сам стал Фродо. В…

– Приехали, – объявляет Дин.

Его голос заставляет меня очнуться от этого круговорота нелепых мыслей. Дин паркует свой BMW перед небольшим зданием. Судя по окрестностям, мы находимся в индустриальной части города Ньюарка. Я выглядываю через лобовое стекло, смотрю на вывеску и ахаю.

Развернувшись к Дину, вижу, как он широко улыбается.

– Ты серьезно?!

– Ага.

Он вылезает из машины, обходит ее спереди и открывает мне дверцу. Я беру его протянутую руку и чуть ли не прыжками преодолеваю расстояние до двойных стеклянных дверей, настолько меня переполняет восторг. В груди как будто разлили теплый мед, и от сжимающих горло эмоций невозможно произнести ни слова.

Я оглядываю вестибюль танцевальной студии, а потом встречаюсь взглядом с поблескивающими глазами Дина.

– По-моему, ты говорил, что не хочешь учиться танцевать сальсу. А Дин Ди Лаурентис делает только то, что хочет, помнишь?

Он пожимает плечами.

– Я и делаю то, что хочу.

Я, сморщив лоб, жду, пока Дин пояснит мне свою фразу.

– Делаю тебя счастливой.

Чвак! Так делает мое сердце, потому что оно так переполнено любовью, что больше не в силах удержать это все в себе.

Реальная жизнь зовет обратно. Мне хочется отогнать ее, сказать, чтобы пришла позже, но так не бывает. Как бы мне ни нравилось валяться на пляже, проводить время с братом и сестрой или заставлять свою девушку улыбаться, сделав ей сюрприз в виде танцевальных занятий, пришло время переключиться с праздников на будни.

Первая неделя в университете оказывается плотно заполненной, почти все время уходит на тренировки, учебу и занятия с «Ураганами». К счастью, Элли тоже снова пропадает на репетициях и не жалуется, что всю неделю нам приходится смириться с сексом по-быстрому.

В субботу мы проигрываем очередную игру. Никто больше даже не произносит вслух слово «плей-офф», потому что все знают, что нам это не светит. Но, несмотря на это, я продолжаю работать с Хантером один на один. Неважно, что случится в этом сезоне (внимание, спойлер, ничего не случится), Хантер продолжит играть за Брайар в следующем году и, надеюсь, станет лидером для остальных членов команды.

Тренер О’Ши, который в последнее время на удивление дружелюбен, выписал для нас с Хантером лишний час на льду, и мы проводим его с пользой. Наша индивидуальная работа проходит отлично, и я еду домой в хорошем настроении. Завтра утром у нас нет тренировки, так что Элли заночует у меня, и я жду не дождусь, когда же смогу как следует насладиться близостью со своей девушкой. По-настоящему погрузиться в секс. Я имею в виду три часа блаженства, а не спешные перепихоны, которыми нам пришлось довольствоваться всю неделю.

Я захожу на кухню, опустив голову, и так сосредоточенно копаюсь в телефоне, проверяя, нет ли новых сообщений от Элли, что не сразу замечаю, что все мои соседи по дому сидят вокруг стола. Даже Такер, которого почти постоянно нет дома с начала нового семестра. Я уже устал подкалывать его. Совершенно ясно, что у него появилась девушка. А может быть, парень. Черт, он стал таким скрытным, что я ничему не удивлюсь.

– Что случилось? – рассеянно спрашиваю я.

Все молчат.

Я убираю телефон в карман и окидываю взглядом своих друзей. Их ошеломленные лица заставляют мое сердце биться быстрее.

Но когда я замечаю слезы, застывшие в глазах Логана, оно совсем перестает биться.

– Что стряслось?

Но зловещая тишина так и висит между нами. Логан трет кулаком глаза.

Вашу мать! Теперь я начинаю волноваться. Нет, я напуган.

– Серьезно, если кто-нибудь прямо в эту гребаную секунду не скажет мне, что тут происходит…

– Тренер звонил, – перебивает меня Гаррет.

Его тихий голос звучит угрюмо.

Я жду, когда он продолжит. Мои руки превратились в два куска льда. И вдруг они начинают трястись.

– Он только что говорил по телефону с Патриком Делукой, и э-э-э…

Так, вот этого я совершенно не ожидал. Патрик Делука тренирует команду по американскому футболу. Черт, что он мог такого сказать тренеру Дженсену?

Гаррет видит мое недоумение и продолжает:

– Наверное, Делука позвонил ему, потому что знает, что мы дружим с Бо…

Бо?

– Дело в Максвелле? – обрываю я Гаррета. – Что с ним?

Логан избегает встречаться со мной взглядом.

Такер – тоже.

Единственный, у кого хватает духу посмотреть мне прямо в глаза, – это Гаррет. Он делает медленный судорожный вздох и на одном дыхании выдает:

– Он… умер.

Летом, после того как я окончил старшую школу, мы с братом отправились в путешествие по Европе: Франция, Италия, Испания, и закончили мы его в Германии и Австрии. Именно в Австрии находится огромная ледяная пещера, которую Нику не терпелось увидеть. Признаюсь, там и правда было офигенно. Экскурсия позволяла пройти только отрезок длиной в милю, и все там было покрыто льдом. Но дальше идут соединяющиеся между собой залы и бесконечные проходы из известняка. И мы с Ником, две сорви-головы, совершенно не впечатлившись какой-то одной милей, решили нарушить правила и ускользнули от группы.

В итоге мы заблудились. Безнадежно, черт побери, потерялись. Я как сейчас помню то удушающее чувство, охватившее меня. Эхо наших голосов отскакивало от невообразимо высоких стен. По пещере гуляли холодные сквозняки. А шаги нашего гида, который пришел вызволить нас… мы слышали его шаги, ясно и четко, но было невозможно определить, с какой стороны он подходит. Эхо играло с нашим слухом.

И точно так же я чувствую себя сейчас. Я слышу голос Гаррета, но не вижу его и не уверен, что понимаю хоть слово. Его голос – это всего лишь эхо. Оно отскакивает от стен, влетает мне в уши, вылетает и… бесцельно ходит по кругу.

Мой разум никак не может осмыслить первые слова Гаррета.

Бо умер.

То есть он мертв?

Бо мертв?

Бо Максвелл?

Мой друг Бо Максвелл?

– …на месте.

Я поднимаю голову. Слова Гаррета похожи на шарики из жеваной бумаги, которые он бросает в стену, но два из них наконец прилипли.

– Что? – с глупым видом спрашиваю я.

В серых глазах друга застыла печаль.

– Я сказал, что он умер на месте. Он не мучился.