– Мы беседуем с мисс Хейз, сэр.

О да, мисс Хейз. Чокнутая маньячка, которой оказалась моя девушка. Мастер кунг-фу, вырубившая меня статуэткой Уэйна Грецки.

Но, по крайней мере, свет включен. И теперь все могут стать свидетелями моего позора.

– Вы беседуете не с тем человеком, – бормочу я сквозь сжатые зубы. – Это на меня напали.

Одна из женщин-полицейских, прищурившись, смотрит на меня.

– Насколько мы можем видеть, сэр, потерпевшие здесь – вот эти молодые леди.

Она показывает рукой на пол.

– Мы вошли и увидели вас лежащим в луже крови…

– Это был суп! Томатный суп!

– … и выкрикивающим оскорбления в адрес мисс Хейз и мисс Ди Лаурентис.

– Потому что они вырубили меня.

– Совершенно очевидно, что они увидели в вас угрозу, раз решили обезвредить, – холодно добавляет другой офицер.

Он надувает губы, отчего его усы, как у сексуального маньяка, топорщатся в стороны.

О господи, я их придушу. В ту же самую секунду, как уйдут копы. Придушу, мать их.

– Сэр, мы допрашиваем свидетеля, – обращается ко мне старший офицер. – Пожалуйста, воздержитесь от разговоров до тех пор, пока к вам не обратятся.

Такер, который стоит, прислонившись к стене, в нескольких шагах от меня, кажется, вот-вот обоссытся в штаны от смеха. Сдавленного смеха, который вибрацией отдается в его широких плечах и от которого его щеки пошли красными пятнами.

Ну хотя бы у Элли хватает совести выглядеть виноватой. Судя по выражению лица Саммер, ей скучно.

– Я сильно перенервничала, – признается Элли.

– Расскажите нам, что произошло, – осторожно просит ее женщина-коп.

Я стискиваю зубы, а Элли глубоко вздыхает. В это время осматривающий меня парамедик с такой нежностью ощупывает мою голову, словно пытается заставить меня кончить.

– Я как раз подогрела суп на кухне. Он был не очень горячий, так как я предпочитаю теплый суп, иначе он обжигает мне язык, а я ненавижу, когда так происходит. – Элли вздыхает. – Простите, это к делу не относится. Короче говоря, я шла в гостиную. Свет был выключен, потому что мы смотрели кино. Я услышала шаги за входной дверью, и вдруг кто-то вошел в дом так, будто он тут живет…

– Потому что я здесь и живу, – рычу я.

Элли избегает моего разъяренного взгляда.

– Я думала, это был преступник.

– Преступник с ключом от дома? – с сарказмом спрашиваю я.

Копы снова сердито смотрят на меня. Я закрываю рот.

– Я бросила чашку с супом в его голову и схватила первое, что попалось под руку.

Элли показывает на пресс-папье Грецки, которое мы обычно ставим на почту, чтобы она не разлеталась в стороны, когда кто-нибудь открывает входную дверь. Сейчас фигурка валяется на паркете рядом с лужицей томатного супа. Удивительно, как это копы не поставили рядом флажок, указывающий на важную улику.

– Дин ни в чем не виноват, – настойчиво говорит Элли. – Честное слово, это все я. Испугалась без всякой причины.

Наконец она переводит взгляд на меня.

– Видишь? Вот почему мне не нравятся фильмы ужасов! Посмотришь в детстве один-единственный ужастик, и потом каждый, кто подойдет к твоей двери, кажется серийным убийцей.

– Ты сейчас что, издеваешься надо мной? Ты будешь смотреть фильм ужасов с моей сестрой, но не со мной, так? А мы с тобой будем смотреть фильм про рак?

– Дики, – нараспев произносит Саммер, – хватит ворчать.

Я так сердито смотрю на сестру, что она морщится.

– Чтобы я больше не слышал от тебя ни единого слова, – рявкаю я. – И не думай, что перед тем, как отрубиться, я не почувствовал, что ты пнула меня. Кто так делает, Саммер? Кто пинает лежачего?

Краем глаза я вижу, как Такер съезжает по стене на пол. Закрыв лицо ладонями, он трясется от смеха.

Фельдшер закрывает мне весь обзор, сев на корточки прямо передо мной.

– Мне нужно проверить, нет ли у вас сотрясения.

Ох, вашу мать!

Он достает тонкий фонарик и светит мне в глаза. Элли встает рядом с ним, тревожно хмурясь.

– О нет, у него сотрясение?

Она приседает и дотрагивается до моей руки.

– Может, нам нужно позвонить твоему тренеру?

Ее вопрос привлекает внимание старшего офицера.

– Твоему тренеру? Черт! Ты один из мальчишек Дженсена?

Я раздраженно киваю. Мне по-прежнему хочется наброситься на этих придурков из-за того, что они обращаются со мной как с подозреваемым, а не как с пострадавшим.

– Ну-ка повтори: как твое имя?

– Дин Ди Лаурентис.

– Точно! Теперь я тебя узнаю, – радостно говорит коп. – В прошлом году ваша победа в «Морозной четверке» – это было что-то! Ты отлично играл.

К нам подходит усатый коп.

– В последнее время команда играет не очень. Что с вами стряслось?

– Но тот парнишка, Давенпорт, очень быстрый, – встревает еще один коп. – Есть шансы, что Дженсен поставит его в звено Грэхема?

В течение следующих десяти минут полицейские забрасывают меня вопросами о команде и наших шансах завоевать национальное первенство, в то время как фельдшер вынуждает меня терпеть всю процедуру осмотра на сотрясение и в итоге решает, что в больницу мне не нужно. Он собирает свои инструменты и вместе с копами покидает дом. Как только они уходят, я вскакиваю на ноги.

С каждым шагом мои промокшие носки неприятно чавкают. Весь в красных пятнах, со стекающим с волос томатным супом, я двигаюсь на девчонок. Точнее, на Элли – ведь это она атаковала и вырубила меня.

– Я собираюсь принять душ, – объявляю я. – А когда выйду, мы с тобой немного побеседуем о том, насколько ты чокнутая.

Щеки Элли краснеют.

– Прости, ладно? Я уже призналась, что остро среагировала.

– Ты думаешь? – Я скачу на одной ноге, потом на другой, стягивая омерзительные носки. – Серьезно, я пока еще зол на тебя, так что, когда выйду, тебе лучше ждать меня в моей спальне.

– И что ты сделаешь? Отшлепаешь меня?

Я рычу.

– Черт, не искушай меня, детка.

– Фу, – встревает Саммер. – Прошу тебя, не обсуждай свои БДСМ-игры в присутствии сестры.

Я показываю на нее пальцем.

– Больше… ни… единого… слова.

Потом я поворачиваюсь к Такеру, предателю, которого так развеселили мои мучения.

– Пожалуйста, отведи Саммер в комнату Гаррета и найди способ запереть ее внутри.

Такер усмехается, но протягивает ей свою руку.

– Пойдем, сестренка, оставим беднягу. Он и без того уже настрадался сегодня.

* * *Элли

Чувство гордости никогда не мешало мне признать свою неправоту.

Но сегодня я облажалась как никогда. Я не только напала на своего парня с пресс-папье, но и вызвала полицию, потому что в тот момент была просто уверена в том, что убила его.

Мне жутко стыдно, настолько, что я позволю Дину кричать на меня столько, сколько ему потребуется. Поэтому сейчас я сижу на краешке его кровати, как он велел.

– Вы только посмотрите, какие мы послушные, – язвит Дин, входя в спальню.

Уронив полотенце на пол, он идет к комоду и натягивает черные боксеры. Я же покорно жду, когда он начнет выговаривать мне.

– Я думала, ты будешь кричать на меня.

Он потирает висок, тихо постанывая.

– Я передумал. У меня адски болит голова.

Меня наполняет тревога.

– Это плохо. Может, нам стоит поехать в пункт первой помощи?

– Нет. Я в порядке, кошечка Элли.

Я испытываю угрызения совести, когда наблюдаю, как он трет свой висок.

– Меня уже давно так никто не бил, а я играю в хоккей, – сердито говорит Дин. – Ты чертовски сильная, вообще-то.

– Знаю. – Я робко смотрю на Дина. – Я же говорила тебе, что ходила на курсы самообороны.

– Что ж, стоит поблагодарить твоего отца за то, что ты вполне способна постоять за тебя, и послать его куда подальше за то, что ты превратилась в смертельное оружие. – Дин снова стонет. – Господи, поверить не могу, что ты так запросто разделалась со мной. Тебе повезло, детка, что я люблю тебя. Если бы это сделала какая-нибудь другая девчонка…

– Ты любишь меня? – перебивая его, спрашиваю я.

Дин останавливается на середине фразы. На мгновение он кажется искренне озадаченным, словно не понимает, о чем я говорю, и не осознает, что сам только что сказал.

Но я слышала это. Четко и ясно. У меня замирает сердце. Он только что признался, что любит меня.

– Ты только что так сказал, – говорю я Дину, борясь с широченной улыбкой, которая грозит вот-вот появиться на губах.

– Я… – Дин прочищает горло. – Ладно уж, черт с ним. Думаю, так и есть.

– Ты серьезно?

Когда он кивает, мои губы начинают растягиваться против моей воли. Боже, как же сильно мне хочется сейчас улыбнуться!

– Я хочу услышать это снова, – умоляю я его.

Он потирает кулаком подбородок, и меня умиляет его смущенный вид.

– Ой, детка, не заставляй меня произносить это снова. Плохо уже то, что я признался первым. Со мной такого никогда не бывало.

Моя улыбка сияет в полную силу, от уха до уха. Я слетаю с кровати и бросаюсь в его объятия, но голова кружится от счастья и мне не удается поцеловать его по-настоящему. Мои поцелуи слюнявые и жадные, и Дин хохочет как сумасшедший, пока я хаотично тычусь в него ртом.

Внезапно я отстраняюсь.

– Уверен, что с твоей головой все в порядке?

– С ней все нормально, – уверяет он меня, и я чувствую вибрацию его радостного смеха, когда снова принимаюсь чмокать его лицо.

– Это хорошо, потому что, по-моему, мы должны заняться сексом.

Я толкаю его к кровати, положив руки ему на талию.

Дин изображает изумление.

– Мы должны? И почему это?

– Потому что ты сказал, что любишь меня, и я тоже тебя люблю, а ты знаешь, как сильно меня возбуждает вся эта романтическая фигня. – Я практически сдираю с себя рубашку. – Милый, ты даже не представляешь, какая я сейчас мокренькая.