Эль Кеннеди - Счет

Дин разводит своим бедром мои ноги и трется о меня, чтобы я почувствовала его эрекцию.

– Я все еще завожу тебя, да?

Твердая выпуклость, упирающаяся в мой живот, отвлекает меня от того, чтобы ответить. Мои трусики намокли. Боже, я невероятно возбуждена. Мои соски вдруг стали невозможно чувствительными и ноют от томления, упираясь в кружево лифчика.

– Ладно, можешь не отвечать. Я знаю, что по-прежнему возбуждаю тебя. – Губы Дина касаются моего уха, вызывая легкую дрожь во всем теле. – Мы оба знаем, что будет, если я сейчас засуну руку под твое платье. Твоя киска будет очень мокренькой.

Я не могу дышать. Мне не хватает воздуха, потому что Дин забирает его своими развратными словами. Его руки снимают пальто с моих плеч. Я замираю на месте, зачарованная неистовым блеском его глаз. Пальто падает на грязный асфальт. Дин задирает подол моего платья и обхватывает рукой мое лоно. Вспышка наслаждения выводит меня из транса.

Проклятье, мы же в общественном месте! Но Дина, похоже, это ничуть не заботит. На улице холодно, но его на удивление теплые пальцы проскальзывают в мои трусики.

Усмехнувшись, он поглаживает утопающую во влаге плоть.

– Да, так я и думал.

Он снова поддразнивает меня, и ко мне снова возвращается злость.

– Ты слишком много о себе возомнил, – бурчу я. – Я была бы мокренькой от ласк любого другого парня.

– Чушь собачья. – Его большой палец касается моего клитора. У меня подгибаются колени. – Ты хочешь меня, и только меня.

Он просовывает в меня один палец, и мое тело предает меня, сжимаясь вокруг него.

– И пока твоя ненасытная киска будет влажной только для меня, между нами ничего не кончено.

Боже мой! Его палец двигается все быстрее. Мучительное наслаждение сосредоточилось между моих ног, пульсирует в моих венах. Все остальное уже неважно.

– Дин… – Каким-то чудом я вспомнила, как говорить. – Кто-нибудь может выйти в любую минуту.

– Ну и пусть. Пусть они увидят, какая ты плохая девочка.

В ответ я стону так громко, что даже стыдно. Дин засунул в меня второй палец, и когда они находят нужную точку, у меня перед глазами мелькают белые искры. Я двигаюсь в такт его руке, больше не возражая, а с жадностью принимая то, что он мне дает.

– Может, устроим им настоящее шоу? Что если мне взять тебя прямо здесь, у этой стены?

Я снова вижу четко. В его глазах горит неподдельная страсть. Свободной рукой Дин расстегивает ширинку и, наклонив голову, ждет моего ответа.

Наверное, он меня околдовал. Я должна отбросить его руку, сказать ему, чтобы он застегнул свои штаны и перестал вести себя как придурок. Мы в общественном месте. Нас действительно могут увидеть.

Тогда почему мое сердце стучит еще быстрее?

И почему я согласно киваю в ответ?

В его глазах, подернутых дымкой неприкрытого желания, вспыхивает одобрение. Его пальцы выскальзывают из меня. Дин одним движением разворачивает меня лицом к стене.

До нас доносятся приглушенные голоса со стороны улицы, на которую выходит аллея, и я замираю. Что если нас застукают? А если нас застукает коп? Людей сажают за это в тюрьму, разве нет?

Горячее дыхание Дина обдувает мою шею. Он поднимает мое платье до талии. Холодный воздух вызывает мурашки.

Я должна остановить нас. Наверное. Может быть. Нет.

Слышится звук разрываемой упаковки, шуршание ткани, и вот его член скользит между моих ягодиц, все ниже и ниже, пока головка не упирается в мое лоно.

– Кончи побыстрее, – шепчет Дин мне на ухо. – Я так сильно хочу тебя, что не продержусь и пары минут.

Не знаю, продержусь ли я пару секунд. Клитор мучительно набух, как и мои груди. У меня никогда не было быстрого секса в аллее за баром. И это дарит новые ощущения, возбуждает и пугает одновременно. Доля опасности, риск того, что нас могут застукать, – все это превратило мое тело в провод под током, и достаточно одной искры, чтобы его запустить.

И этой искрой становится один-единственный толчок Дина.

Дин приглушает мой крик, зажав мне рот рукой. Для того, кто только что подначивал меня устроить шоу, он вдруг стал очень осторожным.

Я же не могу даже вспомнить, на каком континенте мы находимся. По мне прокатываются волны оргазма, заставляя меня хватать ртом воздух и дрожать всем телом. Дин едва слышно стонет, утыкается головой в ложбинку между моей головой и шеей и снова входит в меня.

Он не шутил. Дин кончает так быстро, что я даже не знаю, мне впечатлиться или поиздеваться над ним. Он скользит в меня последний раз и дрожит, сжимая руками мои бедра.

Я тоже дрожу, но то ли это отголоски оргазма, то ли причина в ледяном воздухе, обдувающем мою голую попу.

Тишину нарушают громкие голоса, и я тут же отпрыгиваю от Дина и опускаю подол платья. Выглянув из-за мусорного бака, я вижу несколько темных фигур, бредущих мимо нас по тротуару. Но никто из проходящих даже не смотрит в нашу сторону.

Подобрав пальто, я торопливо надеваю его, а Дин засовывает все еще твердый член обратно в штаны. Он выкидывает презерватив в мусорку и настороженно смотрит на меня.

– Что? – Мой голос не похож сам на себя. Он звучит низко, гортанно.

Дин окидывает меня взглядом с головы до ног, а потом смотрит прямо в глаза.

– Между нами ничего не кончено, – хрипло говорит он.

Закусив щеку, я отвечаю:

– Знаю.

По утверждению бездомного Лу из Бруклина, дежавю – это не что иное, как глюк, возникающий, когда инопланетяне пытаются получить доступ к нашим воспоминаниям. Наверное, именно это и удумали маленькие зеленые человечки, потому что дежавю следует одно за другим.

Пятничный вечер начинается точно так же, как две недели назад. Я выхожу из тренажерного зала со спортивной сумкой в одной руке и с телефоном в другой. Меня уже ждут три непрочитанных сообщения от Шона.

Я читаю их и издаю стон. Ему очень, очень нужно поговорить со мной. Вот засада.

На протяжении всех этих двух недель мне успешно удавалось избегать с ним встречи. Секс с Дином служил отличным отвлечением, но сегодня я не могу позволить себе эту роскошь. Дин еще на игре «Ураганов», а потом у него планы с Бо.

Мне нужно решить, что делать с Шоном. Хочу ли я поговорить с ним? Есть ли в этом смысл? Я начинаю думать, что все наши предыдущие разрывы заканчивались воссоединением потому, что мы старались оставаться друзьями. Это плохая идея, с какой стороны ни посмотри. Нельзя дружить с бывшими, по крайней мере, сразу после расставания. Меган настаивает на том, что не общаться важно как минимум полгода, и только после этого ты можешь для начала задуматься об этом.

Не то чтобы Меган эксперт по отношениям. На момент нашего с ней последнего разговора она продолжала встречаться с тем тридцатисемилетним доктором, но находила причины, чтобы не видеться с его дочкой. Раз она не может обсудить с ним свои страхи и сомнения, о каком рецепте здоровых отношений тут говорить?

Но сейчас я должна сфокусироваться на собственных отношениях. Вернее, на бывших отношениях, потому что я больше не люблю Шона Маккола. То, как быстро испарились мои чувства к нему, пугает даже меня саму.

Мама говорила, что время залечивает все раны. И это совершеннейшая правда. Даже через год после ее смерти я не могла представить себе ее лица, не испытав прилив мучительной боли. Когда я думаю о ней сейчас, мне по-прежнему больно, но уже не так сильно – такая тихая грусть. Я скучаю по ней, но мне больше не хочется свернуться калачиком и проплакать весь день.

Но то скорбь. Я думала, что любовь не проходит так быстро, что наводит меня на мысль: а вдруг все началось еще до того, как мы с Шоном расстались? Может, я разлюбила его, но просто не осознавала этого.

Так, может, выпить вместе кофе – не такая ужасная идея? Наверное, это подходящая возможность проверить, как будет реагировать мое сердце на его присутствие.

Я обдумываю это, уже поднимаясь по лестнице в общежитии. В Бристоль-Хаусе всего четыре этажа, так что лифта здесь нет, только четыре лестничных пролета, которые мне нужно преодолеть с сумкой в руках.

Зайдя с лестницы в коридор, я застываю на месте: перед моей дверью сидит Шон.

И снова он забрал право принимать решения себе.

Шон погружен в свой телефон, но тут же поднимает голову, услышав мои шаги, а потом встает на ноги и идет мне навстречу.

Мое сердце реагирует, но не совсем так, как я ожидала. Шон все такой же: темные волосы торчат из-под бейсболки с логотипом команды «Ред Сокс», темно-карие глаза, гладковыбритое лицо. Разве при виде парня, с которым я была на протяжении трех лет, у меня не должно кольнуть в сердце?

Но я чувствую лишь раздражение.

– Только не злись, – вместо приветствия быстро произносит Шон. Видимо, заметил мое недовольство. – Знаю, я не должен был приходить без предупреждения.

– Тогда зачем пришел?

– Потому что ты не отвечаешь на мои сообщения. – Он сердито трясет головой. – Элли, мы были вместе почти четыре года. А сейчас ты не можешь уделить мне и пяти минут и поговорить со мной?

– Мне нечего тебе сказать. – Я отпираю дверь и бросаю сумку в коридоре. Когда Шон пытается войти вслед за мной, нахмурившись, я придерживаю дверь, чтобы закрыть ему проход.

Он рассерженно смотрит на меня.

– Что, мне теперь и зайти к тебе нельзя?

– Тебе незачем заходить. Говори, что ты там хотел мне сказать, Шон.

– Я не буду делать этого, стоя в коридоре, где меня может слышать весь этаж.

Я делаю глубокий вдох. Сама не понимаю, почему веду себя с ним так грубо. Может, потому, что, увидев его, я вспомнила нашу ссору, которая потом привела к расставанию, все те несправедливые, резкие, жестокие слова, которые он бросал мне.

Я заставляю себя выдохнуть. Наверное, сказывается еще и сегодняшняя, в который раз провальная, репетиция. Не помогла даже сумасшедшая скорость, которую я выставила на беговой дорожке.