Хосе Антонио Бальтазар - Счастливые слезы Марианны

Через вышибалу Диди, своего верного телохранителя, который был ему обязан жизнью еще с тюремных лет, он навел их на одного богатого посетителя кабаре.

Диди посадил его и шустрых приятелей в одно такси, и те по дороге его обчистили. Диди показал им потом снимок, сделанный по его указанию фотографом кабаре доном Кристобалем (да-да, тем самым — он подрабатывал здесь, подменяя каждый третий день основного фотографа): на этом снимке дружки тащили к автомобилю ограбленного ими сеньора.

Кики, профессионально оценив улику, приуныл: теперь они с потрохами были «в кармане» у Кесады.

Никаких заданий от Диди они пока не получали, а когда однажды подъехали к нему с вопросом «Что прикажете?», вышибала так на них рыкнул, что спрашивать его больше им не хотелось.

Сметливый Себастьян понимал, что Блас Кесада держит их для чего-то другого, но для чего?

Кики достал из кармана большой желтый пакет и протянул его Себастьяну — пусть не думает, что он только выпивать умеет. Себастьян извлек из конверта фотографии и присвистнул.

— Вот так Бето! Вот так тихоня! — и сделал ухмыляющемуся другу комплимент: — Классные фотографии!

— Разумеется, — самодовольно ответил Кики. — Но главное не качество фотографий, а качество телеобъектива, который на значительном расстоянии позволяет делать такие снимки…

— Ты что, ревнуешь Лили? — полюбопытствовал Себастьян.

— Зачем мне ее ревновать, если я, когда захочу… Она сама мне их заказала.

— На память себе и Бето, — решил Себастьян.

— Не угадал! — возразил Кики, хихикнув. — На память Марисабель.

— Ну, и стерва твоя Лили! — одобрительно воскликнул Себастьян. — Сколько она заплатит?

— Оплата… натурой!

— Уже рассчиталась? — заржал Себастьян.

— Нет. Дело пока не сделано. Я их еще должен подбросить Марисабель… Я вот как думаю, надо пойти в этот дом, Бето ведь нас пригласил…

— Это он так сказал, для вежливости…

— А мы из вежливости придем! — сострил Кики и первый засмеялся своей шутке.

— Эта пара настолько прекрасна, — достаточно увлеченно фантазировал несостоявшийся режиссер, — что идеально подошла бы для героев современного сериала. В то же время, не будучи профессиональными актерами, они могут выглядеть достовернее и ярче…

Луис Альберто расхохотался.

— Но надо, по крайней мере, выяснить, могут ли они играть? Немаловажно также получить их согласие.

— Снимаются даже дети. Их непосредственность перед камерой поразительна. Марисабель и Бето, хотя уже и не дети, кажутся столь же непосредственными…

Луис Альберто давно хотел и не решался задать Бласу Кесаде вопрос, опасаясь, что тот сочтет его слишком деловым, а он не хотел пока выказывать заинтересованность.

— У вас уже есть конкретная договоренность на телевидении?

— Предварительная. В том-то и дело, что прийти надо не с пустыми руками, а с готовым развернутым планом, где вчерне выстроен весь сюжет. Это то, что мы должны с вами сделать на первом этапе. Но есть один решающий фактор. В эту вещь вложит часть средств один из людей шоу-бизнеса.

— Можно поинтересоваться кто?

— Конечно, — с улыбкой сказал гость. — Но пока не называя фамилию. Такова его просьба.

— Конечно, я понимаю.

— Это владелец одного из крупных ресторанов-кабаре. Впрочем, я попрошу его разрешение и, возможно, в ближайшее время познакомлю вас.

— В этом нет никакой срочности, — деликатно ответил Луис Альберто.

— Да, и еще… На вашем месте, при благоприятном развитии дела, я бы тоже вложил в сериал средства. «Мыльные оперы» сегодня дают не меньшую прибыль, чем производство мыла! — Блас Кесада рассмеялся, мило похлопав пальцами по усам тем самым жестом, как будто усы у него вот-вот отвалятся.

Эта мысль показалась Луису Альберто небезынтересной.

Рамона внесла на подносе кофе.

На этот раз она положила в него траву-«фантазию». Луис Альберто объяснил ей как-то, что в этой комнате он пишет книгу, и она сочла правильным добавлять в кофе, когда он здесь работает, то, что добавляли в кофе народные певцы-пайадоры, когда участвовали в состязаниях «кто кого перепоет», на которых они импровизировали куплеты иногда по десять часов подряд.

Луису Альберто понравился этот Привкус, о чем он в тот первый раз и сказал Рамоне.

Когда Рамона ставила поднос на стол, ее взгляд упал на большую фотографию, сделанную доном Кристобалем. Увидев на ней себя, она смутилась: слишком печальным был ее вид по контрасту с остальными.

Неожиданно она вздрогнула, заметив то, что ускользнуло от внимания Луиса Альберто, и то, что Блас Кесада старательно пытался отреставрировать на фотографии, поругав себя за излишнюю вспыльчивость, маленький прокол бумаги там, где находилось сердце Луиса Альберто.

Колдунью эта деталь встревожила, и она бросила на гостя испытующий беглый взгляд, от которого тот поежился.

Сообщение Кики о кознях Лили, которая его стараниями решила окончательно отвадить Марисабель от Бето, навело Себастьяна на более интересные мысли.

К своим двадцати трем годам он научился только одному — зорко высматривать, что где плохо лежит.

Сын неведомого отца и проститутки, переехавшей к тому времени, когда ему надо было поступать в школу, из Гвадалахары в Мехико и для сокрытия своего позорного прошлого поступившей работать в прачечную, Себастьян, после скоропостижной смерти матери, переходил от одних родственников к другим, пока не оказался в семье бедной тетушки.

Он рано пристрастился к разного рода карточным играм и для добычи денег время от времени разбойничал, подстерегая с дружками пьяных прохожих.

Один из «пьяных» оказался полицейским агентом…

Выйдя из колонии для малолетних правонарушителей, Себастьян стал осмотрительней. Закончив курсы автомехаников, работал на бензоколонке в окрестностях Мехико, пока его не «подставил» товарищ по работе, который обчистил кассу хозяина, а подделанный ключ подбросил Себастьяну.

Сейчас, после второй отсидки, Себастьян пробавлялся сбытом мелких партий наркотиков. Но в последнее время в связи с тем, что правительства ряда латиноамериканских государств объявили настоящую войну наркобизнесу, перепродажа наркотиков стала весьма опасным делом.

Вот почему Себастьян ломал голову — чем бы заняться помимо этого сомнительного промысла.

Рассказ Кики навел его на неплохую идею.

Об этом они и беседовали в кафе «Фламинго».

— Лили баба, ей бы только сманить Бето и насолить своей лучшей подруге, — не торопясь, втолковывал он Кики свой план. — Но мы-то не бабы…

— Тонко подмечено, — сказал Кики, не понимая, куда клонит приятель.

— Куда как хорошо было бы «подоить» Бето, ты считаешь?

— Что ты придумал?

— Почему бы, когда мы пойдем к Бето, не убить сразу двух зайцев, подбросить Марисабель фотографии, а заодно…

— Заодно что? — У Кики даже губа отвисла, а так как Себастьян не сразу продолжил изложение своего плана, то с этой губы успела соскользнуть тонкая ниточка слюны.

— Заодно стибрить что-нибудь, а после свалить на прекрасного найденыша…

— Зачем? — недоуменно заморгал Кики.

— Чтобы мы могли стать его спасителями в глазах родителей…

— Здорово! И чтобы за это он, стало быть, отвалил нам…

— Не нам, а мне. Моя идея! Будешь помогать, и тебе перепадет.

— А какие улики надо?

— Пока не знаю. Будем действовать по обстоятельствам… Главное побывать у него.

При всей разнице в возрасте спокойный дородный Умберто был той благородной «оправой», которая как нельзя лучше оттеняла жемчужную прелесть Марисабель.

— Да вы созданы друг для друга! — слащаво воскликнула припоздавшая Лили.

Марисабель знала, что Лили приглашена в дом Умберто на его день рождения, и заранее смирилась с этим, и все же ее появление заставило девушку поморщиться.

Джоана откровенно любовалась дочерью. Лишь иногда, не переставая улыбаться, она опускала глаза, чтобы скрыть смущающие ее раздумья, связанные со взаимоотношениями Марисабель и Бето.

Скорее всего, Марисабель выходит из полосы первого увлечения. Ее нервный срыв был вызван не столько ревностью, сколько неутоленностью чувств.

Нет, Джоана не считала, что Бето должен лебезить перед Марисабель, это еще быстрее испортило бы их отношения. Просто ему не хватает мужества увлечь ее, завоевать. В первый раз Джоана с грустью подумала о том, что ее девочка и Бето — не пара…

Изысканный ужин был предоставлен одним из лучших ресторанов вместе с двумя чопорными официантами, действиями которых руководила сестра Умберто — Эслинда, молодящаяся старая дева, преподавательница латыни в университете.

После ужина хозяева и гости перешли на веранду.

Отец Умберто, старенький дон Октавио, известный археолог, сделавший немало открытий на полуострове Юкатан, потягивал виски с содовой, а вернее содовую с несколькими каплями виски.

— У всех своя бочка вина, данная на всю жизнь, — сказал дон Октавио, коснувшись своим большим граненым стаканом бокала Джоаны, где две соломинки торчали в ароматной ледяной кашице по имени «дайкири». — Некоторые торопятся выпить эту бочку, словно кто-то ее у них отнимет, и спиваются. Другие пьют понемногу, растягивая удовольствие на всю жизнь. Я отношусь к последним, хотя, по чести говоря, в бочке моей осталось всего несколько капель.

— Дядя Октавио, если вам не хватит вина, я с радостью подолью вам из своей бочки! — засмеялась Лили, поднимая бокал, доверху наполненный душистой «сангрией».