– Я не спала с Томом. – Кейт вылезла из ванны, держась за радиатор. – Я ни с кем не спала!

– Я тебя видела! Видела, как ты ехала с ним на лошади! Собственными глазами!

Кейт оцепенела, раздавленная неприкрытой ненавистью, написанной на лице дочери.

– Сабина, это не то, что ты думаешь…

– Что? Ты хочешь сказать, что не увлечена им?

– Нет, этого я не говорила, – шумно выдохнула Кейт.

– Тогда не лги мне. Не пытайся отговориться. Господи, мама, когда я сюда приехала, то по-настоящему тебе сочувствовала! Ты это знаешь? Жалела тебя, потому что тебе пришлось здесь расти. Я считала их невозможными. – Сабина плакала, судорожно всхлипывая и зажмуриваясь, чтобы прекратить поток слез. – А теперь, теперь я жалею… что росла у тебя, а не у них. Люди, которые любят друг друга, хотя и не всегда это показывают. Люди, привязанные друг к другу. Люди, которые не прыгают в постель к первому встречному. Почему ты совсем на них не похожа? Почему надо быть такой… шлюхой?

Последнее слово прорезало влажный воздух, как лезвие ножа.

– Я не спала с ним, – тихо сказала Кейт, сжимая полотенце.

Теперь и у нее по щекам струились слезы. Но Сабина уже ушла.


Сабина бродила по дому, не имея представления, что сделает в следующий момент. В голове у нее путались мысли, отражаясь друг от друга, как осколки зеркала, и ничего не объясняя. В конце концов она оказалась в конюшне, подсознательно чувствуя, что бесхитростная компания лошадей и собак надежнее обитателей дома. Как она могла? – думала Сабина, обнимая серого за шею и прижимаясь щекой к его шкуре. Как могла ее мать вешаться на Тома, который единственный понимал ее с первого дня приезда? Неужели мать совсем собой не владеет? Зачем она все испортила?

Сабина отвязала коня и опустилась на пол в углу конюшни, пытаясь осмыслить слова матери. Она утверждала, что не спала с ним. Но очевидно было, что собиралась. Стоило Сабине закрыть глаза, и она представляла себе мать, прижавшуюся к спине Тома, который медленно правил лошадью. Даже с такого расстояния Сабине удалось разглядеть самодовольное выражение ее лица. Мать явно наслаждалась их близостью. С таким же выражением она смотрела на Джастина, думая, что Сабина этого не видит. Сабина потерла глаза в сгущающемся сумраке конюшни, пытаясь прогнать видение. Почему ей так не повезло с матерью? Когда-то Сабина была близка с ней, понимая, что, хотя матери трудно с Джеффом, она пытается сохранить семью, пусть даже и необычную. Теперь Сабина совсем не понимала мать: после романа с Джастином Кейт сильно изменилась. Она стала человеком, который переходит все границы. Сабина не просто злилась, а теряла почву под ногами, словно погружаясь в зыбучие пески.

Встав, Сабина опустила руки в ведро с водой, а потом прижала мокрые, синие от холода кисти к лицу, чтобы остудить лихорадочные мысли. Ледяная вода немного успокоила ее. В этот момент она услышала голос Тома, ласково распекающего лошадь в соседнем стойле, а потом приглушенный шлепок ладони по мускулистому крупу. Послышался звон металла, а затем глухой топот лошади, неуклюже стукнувшейся о стену. Несколько мгновений Сабина стояла не шелохнувшись. Словно думая о чем-то.

Только она ни о чем не думала.

Сабина откинула волосы со лба, вытерла глаза и расстегнула воротник рубашки. Подумав, она сняла свитер через голову и аккуратно повесила его на дверь стойла. Потом вышла из стойла серого и вошла в соседнее, прикрыв за собой дверь.

Том, спина которого была засыпана соломой, стоял лицом к стене. Он оглянулся, и его лицо на время осветилось желтым светом лампочки над головой.

– Привет! – сказал он, поднимая сетку к кольцу и завязывая на узел. – Пришла помочь?

Сабина прислонилась к стене конюшни, не сводя с него взгляда.

– Недавно я вытащил из копыта этого коняги камень величиной с яйцо, – сказал он, продолжая тянуть за сеть. – Не поверишь! Неудивительно, что вчера он хромал.

Сабина потихоньку перемещалась вдоль стены ближе к нему.

– Сам виноват, что не заметил, – пробормотал Том, завязывая последний узел. – Не поверишь, что после двадцати лет работы можешь совершить подобный промах. Ну, где пропадала?

Наконец он повернулся к ней, но ему пришлось немного отступить назад, потому что Сабина оказалась ближе, чем он ожидал.

– Я выезжала на сером, – сказала она, подогнув колено. – Так, безо всякой цели.

– Теперь он хорошо тебя слушается, – с улыбкой произнес Том. – Ты с ним поладила.

Сабина взглянула на него из-под ресниц.

– А ты?

– Нет, он для меня маловат. Но это, пожалуй, мой тип. Храбрый, простой коняга.

– Я говорила не о лошади.

Том замер, наклонив голову набок.

– Мы ладим? Мы с тобой? – Ее голос был тихим, медоточивым.

В конюшне стало очень тихо, топот лошади иногда громко раздавался в почти полной тишине.

– Мы прекрасно ладим. – Том нахмурился, пытаясь понять, к чему она клонит.

Сабина пристально смотрела на него:

– Так я тебе нравлюсь?

– Конечно нравишься. Ты понравилась мне в первый же день.

Сабина сделала к нему шаг. Ее сердце колотилось так сильно, и она подумала, что он, наверное, слышит его.

– Ты мне тоже понравился, – прошептала Сабина. – Ты мне по-прежнему нравишься. – Кончиком языка она облизала губы.

Том, продолжая хмуриться, отвернулся и взял швабру, прислоненную к кормушке в углу. Остановившись, он потер затылок, словно что-то соображая, потом повернулся и наклонился, чтобы поднять почти пустое ведро с водой. Оно с грохотом упало на землю, и лошадь от испуга дернулась.

Теперь Сабина стояла от него в нескольких футах, и рубашка ее была распахнута до талии.

Под рубашкой ничего не было.

– Сабина… – Том сделал шаг вперед, словно собираясь прикрыть ее, но она опередила его.

Подойдя к нему, она положила правую руку ему на грудь и прижалась тонким станом.

Потом, на миг глянув вниз, взяла его правую руку и медленно, но уверенно прижала ее к своей голой левой груди.

– Ш-ш-ш, – прошептала она, широко раскрыв глаза и глядя на него. Ее кожа дрожала под его ладонью.

У Тома тоже расширились глаза, и от изумления он судорожно вздохнул.

– Сабина… – повторил он, но она обняла его за шею и потянулась к нему губами.

На миг настала жуткая тишина. Потом Том оторвался от нее, отступая назад и качая головой:

– Сабина… Нет-нет… Прости меня… но…

Он повернулся к двери. Потом поднял ведро силиконовой рукой, а здоровой принялся тереть глаза и лицо, словно отгоняя от себя наваждение. В кладовой упряжи зажегся свет, полоска света под дверью легла на булыжники двора. Во дворе залаял Берти.

– Сабина… я не могу. Ты очаровательна, правда, но…

Сабина затряслась. Она стояла перед ним почти в полной темноте, неловко застегивая рубашку. У нее дрожала нижняя губа. Она казалась очень хрупкой и очень юной.

Том с участием шагнул к ней:

– О господи, Сабина, иди сюда…

Но она проскользнула мимо и с приглушенным рыданием исчезла в темноте.


Кейт разыскала Джой в кабинете – спутанные седые волосы, прямая спина в стеганом зеленом жилете. Она сидела за письменным столом Эдварда, просматривая коробку с документами. Некоторые из них она складывала перед собой в аккуратную стопку, но бóльшую часть выбрасывала в металлическую корзину для мусора, стоящую на полу. Она не раздумывала над каждой бумагой – беглый взгляд, а затем в стопку или в корзину. Слева от нее стояла коробка с фотографиями, за рассматриванием которых Кейт два дня назад застала Сабину, очевидно ожидающая своей очереди на безжалостную инвентаризацию.

Кейт, едва ли не бегом поднявшаяся по лестнице, перевела дух и постучалась, хотя уже вошла в комнату.

Джой обернулась. Увидев дочь, она слегка удивилась и бросила взгляд за дверь, словно ожидая кого-то еще.

– Что ж, можешь радоваться, что добилась желаемого, – тихим, ровным голосом произнесла Кейт. Джой нахмурилась. – Честное слово, мама, я знала, ты осуждаешь меня, но то, что тебе хватило всего… сколько? Двух с половиной месяцев? Ну, это впечатляет. Даже по твоим меркам.

Джой полностью повернулась к ней:

– Извини. Я не очень понимаю.

– Сабина. Тебе хватило нескольких недель. И теперь она презирает меня не меньше твоего.

Мать и дочь упорно смотрели друг на друга в старой пыльной комнате. С приезда Кейт это была их самая продолжительная встреча.

Джой поднялась со стула. Ее движения были медлительными, не такими, как запомнились Кейт. Казалось, они требовали от нее больших усилий.

– Кэтрин, что бы ни произошло между тобой и Сабиной, это не имеет ко мне никакого отношения. – Джой повернулась лицом к дочери, одной рукой по-прежнему держась за спинку стула. – Понятия не имею, о чем ты говоришь. А теперь извини, мне надо кое-что сделать внизу.

– Ах, какая неожиданность! – (Джой вздернула подбородок.) – Ну, у тебя всегда найдутся дела. Они важнее, чем разговор с собственной дочерью.

– Не надо сердиться. – Джой не хотела смотреть на Кейт, стоящую у нее на пути.

– Нет, мама, я не сержусь. Я совершенно спокойна. Просто я думаю, что нам пора поболтать. Я устала, – здесь Кейт поневоле повысила голос, – оттого, что ты вежливо игнорируешь меня, словно я какой-то неприятный запашок. Я хочу поговорить с тобой, и хочу сделать это сейчас.

Джой посмотрела на дверь, потом оглядела пол, в основном освобожденный от коробок, которые пролежали здесь много лет. На старых коврах остались темные прямоугольники – пыльные отметины от коробок.

– Ладно, попробуем и не будем затягивать. Не хочу надолго оставлять твоего отца.

Кейт почувствовала, как в ней закипает ярость.

– Что ты рассказала про меня Сабине?

– Прошу прощения?

– Что ты сказала? Когда она уезжала из Лондона, все было в порядке. А теперь она осуждает все, что я делаю. Все во мне. И знаешь что, мама? Некоторые ее слова – ну, их могла сказать только ты.