Джоджо Мойес - Счастливые шаги под дождем

Кейт, не обращая внимания на слезы, катящиеся по щекам, погладила его по щеке.

– Но откуда нам знать, Том? – спросила она. – Откуда мне знать?

– Потому что я знаю, – открыв глаза, ответил он. – И в кои-то веки тебе придется мне поверить.

Они вместе вышли из летнего домика, как будто после сильного шторма, впервые не думая о том, что их могут увидеть вместе. Том сказал, что ему нужно взглянуть на лошадей, а Кейт вызвалась составить ему компанию в надежде найти Сабину. Она не хотела, чтобы дочь тревожилась, хотела сказать ей, что не волнуется из-за Джеффа, но не могла пока сказать ей почему.

У сарая на кипе сена сидел Лайам, протирая уздечку тряпочкой и насвистывая сквозь зубы под мелодию из радиоприемника. Когда они подошли, он бросил на них проницательный взгляд, но ничего не сказал.

– Привели лошадей с нижнего поля? – спросил Том, проверяя засовы на двери конюшни.

– Ага.

– Сабина вернулась?

– Только что поставила серого в стойло. Мы перевели его в последнее стойло, поскольку над средним опять протекает крыша.

– Придется пока прикрыть брезентом. – Подняв глаза на прореху в крыше, Том тихо выругался. – У нас не осталось черепицы, чтобы залатать?

– Израсходовали ее несколько месяцев назад, – ответил Лайам. – Что поделываете?

Он медленно оглядел Кейт с головы до ног, и та почувствовала, что у нее горят щеки.

– Занимались канцелярской работой, – ответил Том. – Я думал, ты сказал, что все лошади на месте.

Лайам повернулся к нему, а затем проследил за его взглядом, устремленным мимо амбара к нижним полям.

– Да, на месте.

– Тогда что это?

Лайам поднял руку ко лбу и стал, прищурившись, вглядываться в окрашенный лучами заходящего солнца горизонт.

– Похоже на Герцога, – нахмурившись, произнес он. – Но он уже давно охромел. Эта лошадь не хромает.

Том с непроницаемым лицом молчал.

Лайам продолжал вглядываться в даль.

– И кто это на нем? Кто-то на нем едет.

– Что случилось? – спросила Сабина, только что подойдя с седлом в руке. Она искоса взглянула на мать, недоумевая, что та делает на конюшне.

– Не вижу, – сказала Кейт. – Так далеко мне не разглядеть.

– Это миссис Балан…

Лайам умолк, когда Том положил руку ему на плечо.

– Пошли, – тихо произнес он. – Оставим их в покое.

– Что? – удивилась Сабина. – Это там бабушка верхом? На ком она едет?

– Проклятье! Она много лет не ездила верхом. – Голос Лайама от изумления стал тонким.

– Пошли, – сказал Том, увлекая их к дому. – Пойдем в дом.

Они повернули к дому, и он бросил взгляд через плечо – в отдалении, на фоне заходящего солнца вырисовывались царственные силуэты старухи и ее старого коня, который высоко держал когда-то гордую голову и прядал ушами, прислушиваясь к звуку ее голоса. Покачиваясь, они медленно двигались к лесу.

После того как усыпили Герцога, Джой два дня не выходила из своей комнаты. Миссис Х. говорила, что впервые видит хозяйку такой удрученной. В тот день Джой поднялась на рассвете и провела первые два часа в стойле старой лошади, начищая ее и разговаривая с ней. Так что ветеринар, войдя в конюшню, увидел не жалкое, приговоренное к смерти, а довольно бодрое животное, старая шкура которого благодаря неимоверным усилиям Джой сверкала, почти как у здорового. Потом она решительно встала рядом с конем, положив ладонь ему на морду, и, пока ветеринар вводил лекарство, конь уткнулся ей в плечо. Герцог был таким расслабленным, что, падая, едва не подмял под себя Джой, но стоящий рядом Том сумел вовремя вытащить ее. Несколько минут все стояли молча, глядя на неподвижное тело на полу, застланном подушками. После этого Джой, вежливо поблагодарив ветеринара, решительно вышла из конюшни в сторону дома, неуклюже прижимая руки к бокам и подняв подбородок. И не оглянулась.

«Странная она, – размышляла миссис Х. – Хочет достойно попрощаться со старым конягой. Столько времени потратила на него».

«Не так, как с собственным мужем», – думала Сабина, понимая, что так считают все.

На второй день, когда Джой заперлась в комнате, отказываясь от еды и никого не принимая, Эдвард стал хуже дышать. Линда по собственной инициативе вызвала врача, боясь, что, если дожидаться, когда соблаговолит появиться его жена, врача может не оказаться на месте.

Пока врач щупал пульс больного, прикладывал стетоскоп к костлявой груди и шептался о чем-то с Линдой, бледная, настороженная Сабина сидела рядом, держа деда за руку.

– Все в порядке, – раздраженно произнесла она. – Можете мне сказать. Я его внучка.

– Где миссис Баллантайн? – проигнорировав ее, спросил врач.

– Сегодня она не выйдет из комнаты, так что вам придется поговорить со мной.

Врач переглянулся с Линдой.

– У нее умерла лошадь, – подняв бровь, сказала Линда, видимо несколько разочарованная тем, что врач кивнул в знак согласия.

– Кристофер здесь?

– Он уехал.

– А твоя мать здесь? – спросил он Сабину.

– Да, но она ни имеет никакого отношения к моему дедушке.

Сабина говорила медленно и отчетливо, как говорят с идиотами.

– Такая вот эта семейка, – заметила Линда. В последнее время она стала свободно высказывать свои суждения.

– Послушайте, почему вам не поговорить со мной? Я передам бабушке, когда она выйдет, – предложила Сабина.

Врач обдумывал ответ. Потом, взглянув на Сабину, сжал губы в тонкую линию.

– Полагаю, мы не можем ждать так долго.

Вскоре после этого Кейт, воодушевившись тем, что ее любят, решила взять дела в свои руки. Подойдя к комнате матери, она резко постучала в дверь и, не обращая внимания на протесты Джой, вошла в скромно обставленную комнату и сказала, что врач хочет срочно поговорить с ней.

– Не могу сейчас прийти, – не глядя на дочь, ответила Джой. Она лежала на своей односпальной кровати, повернувшись спиной к двери и подогнув к животу длинные тонкие ноги в поношенных вельветовых брюках. – Скажи, что я позвоню ему позже.

Кейт, которая никогда не видела, чтобы мать выглядела уязвимой – та даже никогда не ложилась днем, – заявила твердым голосом и решительно:

– Боюсь, он хочет поговорить с тобой сейчас. Папа плохо себя чувствует.

Джой продолжала лежать.

Кейт долго дожидалась ответа.

– Мне жаль Герцога, мамочка, но тебе придется встать. Тебя просят спуститься вниз.

Из-за двери было слышно, как Сабина, горестно всхлипывая, идет в свою комнату. Когда она осознала серьезность дедушкиного состояния, то, как ребенок, разразилась громкими рыданиями, размазывая по щекам слезы и сопли. Кейт была поражена этим несвойственным для Сабины всплеском эмоций и поэтому решила действовать. В какой-то момент матери все же придется выйти из своей комнаты. Хорошо, конечно, оставлять все на Сабину, но в таких ситуациях не мешало бы вспомнить, что внучке всего шестнадцать лет.

– Мамочка…

– Пожалуйста, уйди, – сказала Джой, немного приподняв голову, и Кейт разглядела красные заплаканные глаза, примятые, спутанные седые волосы. – Хочу, чтобы меня оставили в покое.

Кейт услыхала, как в коридоре закрылась дверь комнаты Сабины.

– Знаешь что? – тихим голосом заговорила она. – Будет здорово, если ты выслушаешь меня. Только один раз. – (Джой, отвернувшись, смотрела в окно.) – Послушай, мама, что бы ты обо мне ни думала, я по-прежнему папина дочь. И я сейчас здесь. Кристофера нет. Неправильно, если Сабина сама будет всем этим заниматься. Кому-то надо решить, отправить ли папу в больницу, а если нет, то что нам делать дальше. Если ты через пять минут не спустишься вниз, то мы вместе с врачом решим, что делать с папой.

Глубоко вздохнув, Кейт вышла из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь.

Джой вошла в гостиную, когда врач допивал чашку чая. Волосы у нее были приглажены, глаза сильно опухли от слез.

– Извините, что заставила вас ждать, – произнесла она.

Кейт, сидевшая напротив в одном из кресел у камина, не знала, смеяться ей или плакать.

– Создается впечатление, что она готова сделать все, что угодно, но только не разговаривать со мной, – говорила Кейт некоторое время спустя, рассеянно теребя какой-то кожаный ремешок, – они с Томом сидели в кладовке для упряжи.

Кейт утопала в старом кресле, вытянув ноги к электронагревателю, который, ярко светясь, давал мало тепла. Прохладный чистый воздух конденсировался при разговоре в маленькие облачка пара.

– Я хочу сказать, в такие времена семья должна сплачиваться. Даже семья вроде нашей. Но мама продолжает бродить вокруг, находя себе все новые занятия, избегает папу и отказывается говорить со мной о том, что нам с ним делать. Кристофер застрял в Женеве на какой-то конференции, а Сабина слишком молода, чтобы принимать подобные решения.

Том мокрой губкой очищал уздечку, ловко отпарывая пряжки и отдирая их правой рукой.

– Неужели я такая бесполезная? И нельзя допустить, что я в состоянии помочь?

– Дело не в тебе, – покачал он головой. – Дело в ней.

– Что ты имеешь в виду?

– Ей проще горевать по коню, чем по мужу. Она такая зажатая, твоя мать, привыкла все держать внутри. Боюсь, она не знает, как справиться с этой ситуацией.

Кейт на минуту задумалась.

– Я не согласна. Мама всегда легко приходила в ярость. Думаю, дело во мне. Она просто не хочет дать мне почувствовать, что я могу сделать для нее что-то полезное. – Кейт поднялась. – Она никогда не гордилась тем, что я делала. В ее глазах я всегда все делала неправильно. Она просто не хочет допустить, чтобы это изменилось.

– Ты ужасно сурова с ней.

– Это она ужасно сурово ко мне относилась. Послушай, Том, кто сказал, что я не могу жить дома, когда я забеременела Сабиной? А? Как по-твоему, это меня задело? Боже правый, мне было восемнадцать!

Теперь Кейт вышагивала по комнатушке, проводя рукой по стеллажам с седлами.