– Тебе нравится? – спросил он. У него, как у ребенка, сияли глаза.

Джой посмотрела на картину. Ей не понравилось. Или, по крайней мере, она не обратила бы на эту лошадь внимания. Но выражение лица Эдварда заставило ее взглянуть на картинку его глазами.

– Нравится, – сказала она. Муж хочет купить это для нее, своей жены. – Очень нравится.

– Сколько? – Эдвард подался к торговцу, который изучал их, примечая хорошую одежду, белую морскую форму.

Теребя длинные свисающие усы, он, словно не понимая, пожал плечами.

Джой взглянула на Эдварда.

– Гейдо цин а? – спросила она.

Торговец взглянул на нее, потом снова пожал плечами. Зная, что он понял ее, Джой повторила вопрос.

Мужчина вынул изо рта глиняную трубку, словно обдумывая что-то. Потом назвал цифру. Непомерную цифру.

Джой недоверчиво посмотрела на него, попросив снизить цену. Но мужчина покачал головой.

Пытаясь сдержать ярость, она повернулась к Эдварду.

– Он с ума сошел, – тихо произнесла она. – Просит цену в десять раз большую, и только потому, что ты в форме. Пойдем отсюда.

Эдвард посмотрел на Джой, потом на торговца.

– Нет, – сказал он. – Скажи, сколько он просит. Сегодня для меня не важно, сколько это стоит. Ты моя жена. Хочу купить тебе подарок. Этот подарок.

Джой сжала его руку.

– Это чудесно, – прошептала она, – но я не могу принять его. За эту цену.

– Почему?

Джой смотрела на мужа, не зная, как выразить то, что хотелось. «Это все испортит, – сказала она себе, – потому что, глядя на эту картинку, я буду думать не о твоей любви ко мне, а о том, что тебя надул этот мошенник. А мне не хочется так о тебе думать».

– Послушай, – прошептала она в ухо Эдварду. Его запах отвлекал ее, заставив вдруг пожелать, чтобы они были не на рынке, а у себя в номере. – Давай сделаем вид, что уходим. Он испугается, что потеряет клиентов. Тогда, быть может, предложит что-то более разумное.

Но торговец стоял и смотрел им вслед, и Эдвард разволновался. Они обходили лавку за лавкой, и он сказал, что ему ничего больше не нравится. Картина – само совершенство, и он хочет купить ее.

– Войдем в храм, – предложила Джой, указывая на украшенный позолотой и яркими красками храм Ман Мо, стоявший на углу Голливуд-роуд. Из дверей храма доносился аромат благовоний.

Но Эдвард рассеянно сказал Джой, чтобы она пошла одна. Переминаясь с ноги на ногу, он сказал, что хочет немного прогуляться.

Джой огорченно отвернулась, думая, что разочаровала его. Утро получилось не таким, как она себе представляла.

Оказавшись в полумраке храма, она немного пожалела, что пришла сюда. На нее, чужестранку, посягнувшую на их святыню, молчаливо обернулись китайцы, зажигавшие свечи в задней части храма. Джой пробормотала приветствие на кантонском диалекте, и это несколько успокоило их – по крайней мере, они отвернулись от нее. Джой подняла глаза к потолку, с которого свешивались бесчисленные тлеющие спирали благовоний, размышляя, когда можно будет выйти. Удастся ли ей скоро уговорить Эдварда сесть на борт парома «Стар», чтобы как можно лучше провести их часы перед расставанием.

И тут перед ней появился сияющий Эдвард.

– Я купил ее, – сказал он.

– Купил – что? – спросила Джой, уже понимая, о чем он.

– Купил. По хорошей цене. – Эдвард обеими руками держал маленькую картину, словно делая свое подношение. – Когда ты ушла, продавец сбросил цену. Наверное, не хотел потерять лицо перед дамой. Я знаю, вся эта чушь про потерю лица здесь очень важна.

Джой смотрела на гордое, улыбающееся лицо мужа и лошадку на рисовой бумаге.

– Ну разве ты не умница? – немного помолчав, сказала она и поцеловала его. – Картина мне очень нравится.

Эдвард был так доволен, пока они шли обратно, что не было никакого смысла говорить ему о том, что она так и не назвала ему ту цену.

Джой, ерзая ногами по полу, посмотрела на голубую лошадь. Потом на свадебную фотографию. После чего подумала, а не угоститься ли одним из писем Эдварда. Теперь ей приходилось себя сдерживать, потому что письма буквально распадались на части, но иногда без них было трудно представить мужа. Джой хорошо помнила смех Эдварда, широкие ладони, ноги в белых брюках, но ей все труднее становилось представить его в целом. За несколько недель до начала морского путешествия она запаниковала, потому что никак не могла припомнить внешность мужа. «Неделя и четыре дня, – говорила она себе, научившись быстро считать в уме. – И я снова увижу его».

– Ты нервничаешь? – спросила ее Стелла за неделю до этого, когда они обсуждали свои наряды на день встречи с мужьями. – А я точно буду. Иногда я сомневаюсь, что узнаю его.

Это было меньше чем через три месяца после расставания Стеллы с Диком. Джой не виделась с Эдвардом гораздо дольше.

А вот Джой не волновалась. Она просто хотела его увидеть, ощутить крепкие объятия, увидеть, как он сияет, глядя на нее сверху вниз. Во время посещения парикмахерской она сказала об этом другим женам, те обменялись многозначительными взглядами, а Стелла в ответ фыркнула, что показалось Джой обидным, хотя она и понимала, почему подруга так сделала. Как и ее мать, они предполагали, что она по-прежнему такая же наивная и простодушная и что ей много предстоит узнать о мужчинах и о жизни замужней женщины. Только миссис Фервезер понимающе улыбнулась и кивнула, хотя ее муж никогда не служил на флоте. С тех пор Джой ничего не говорила про Эдварда на людях, она оставила его для себя, словно храня какой-то драгоценный секрет.

«Одно письмо, – сказала она себе, разворачивая самое последнее, как человек, разворачивающий свежую шоколадную конфету. – Одно письмо в день, пока не увидимся. А потом я запакую их и спрячу, чтобы прочитать, когда состарюсь, и буду вспоминать, каково это – быть в разлуке с любимым мужчиной».


При приближении к Суэцкому каналу атмосфера неуловимо изменилась. Слухи о возможном конфликте вывели пассажиров из полусонного состояния. За ужином слышались слова «Суэц» и «правительство», и мужчины, собираясь группами, имели невероятно серьезный вид, так что Джой, не имеющая представления о важности происходящего, встревожилась, но была рада присутствию офицеров. По словам помощника капитана, британцы по-прежнему занимали африканский берег канала.

– Пока мы идем по каналу, я не рекомендовал бы вам подходить к бортам, – мрачно советовал он. – Этим арабам доверять нельзя. У нас есть донесения о том, что они с оружием скачут взад-вперед вдоль берега. И для них не впервой использовать иностранные корабли в качестве мишени для тренировки в стрельбе.

При этих словах все женщины охнули и театрально схватились за шеи, а мужчины глубокомысленно закивали, что-то бормоча про Асуанскую плотину. Джой не стала охать, ее это, напротив, взволновало. И, вопреки предостережению, когда «Дестини» шел по каналу, она была не в состоянии усидеть в каюте и много времени проводила в одиночестве на палубе, вежливо улыбаясь в ответ на предостережения проходящих офицеров и втайне надеясь увидеть какого-нибудь бандита в тюрбане верхом на верблюде. Джой знала, что офицеры считают ее диковатой, что о ней судачит индусская команда, но ей было все равно. Когда еще представится случай поучаствовать в настоящем приключении?

Суэцкий канал оказался не раздираемым войной забетонированным проходом, который она себе представляла, а серебристой полоской воды, окаймленной дюнами, по которой в почти полной тишине величаво двигалась процессия кораблей, словно нанизанных на одну нить. Трудно было поверить, что можно чего-то опасаться в этой молчаливой упорядоченной процессии. Единственный раз Джой испугалась, когда однажды вечером капитан приказал потушить все огни и пассажиры, на время умолкнув, сидели в темной столовой. Но даже и тогда она, как ни странно, испытала чувство благодарности за то, что происходит нечто большее, чем игра в бридж или теннис на палубе.

Когда корабль направлялся в Египет, первый помощник капитана сообщил им о костюмированной вечеринке, которая состоится накануне захода в Саутгемптон и будет подобающим завершением путешествия. Капитан хотел, чтобы у них хватило времени на подготовку костюмов. Джой про себя подумала, что, наверное, он хочет отвлечь их от путешествия по Египту, но ничего не сказала, поскольку все пришли в волнение и начали готовить костюмы.

– Хочу быть Кармен Мирандой[6], но боюсь, фруктов мне не достанут, – сказала Стелла по дороге из столовой.

В тот вечер Петера за ужином не было, отчего Стелла пребывала в скверном настроении, поэтому Джой не стала озвучивать свою мысль: наряд Кармен Миранды чересчур откровенен для замужней женщины и не останется незамеченным.

– Или, может быть, изобразить Мэрилин Монро из фильма «Как выйти замуж за миллионера»? Отделать бы по-новому мое розовое платье. – Стелла посмотрела на свое отражение в окне. – Как думаешь, стоит мне немного осветлить волосы? Я уже давно об этом подумываю.

– А что на это скажет Дик? – спросила Джой и сразу же поняла, что напрасно это сделала.

– О, Дик примет меня такой, какая я есть, – небрежно произнесла Стелла. – В конце концов, ему повезло, что он на мне женился.

Это ей сказал Петер, смущенно подумала Джой. Прежняя Стелла никогда бы такого не сказала. А теперь трудно даже предугадать, что эта новая Стелла собирается сказать и что можно без опаски сказать ей. Многие годы Джой поверяла подруге самые заветные тайны, а теперь получалось, что откровенничать со Стеллой – то же самое, что ходить по зыбучим пескам. Ступать надо очень осторожно, но даже и тогда не знаешь, где споткнешься и утонешь.

– Ну, если ты считаешь, Дику это понравится… Не сомневаюсь, ты будешь смотреться потрясающе. Но разве тебе не хочется выглядеть так же, как во время расставания, чтобы ему было комфортно?

– Ах, Дик, Дик, Дик! – сердито произнесла Стелла. – Говорю тебе, Дик обрадуется, когда меня увидит, если даже я буду похожа на азиатку. Ну хватит занудствовать! В конце концов, это всего лишь маскарадный костюм.