Для женщины, которая только и делала, что целыми днями смотрела фильмы – Энни подписалась на все каналы кабельного телевидения, а также диски из видеомагазинов в радиусе двадцати пяти миль, – она фактически редко смотрела весь фильм. Пока Сабина была у нее, в течение первого часа «Завтрака у Тиффани», Энни пролистала два журнала, отметила предметы одежды в толстом каталоге, раза два подходила к окну и часто с отсутствующим видом глядела мимо экрана. Дошло до того, что Сабине стало интересней смотреть на Энни, а не на экран.

Правда, Энни никогда не умела долго на чем-то концентрироваться. При разговорах, когда они заговорщицки склонялись над чашками с чаем, она быстро теряла нить разговора, и Сабине приходилось напоминать ей. Или лицо Энни вдруг застывало, и время от времени она исчезала наверху на пять-десять минут. Часто она могла заснуть прямо на месте, словно утомившись настоящим. Поначалу Сабину это раздражало, и она начинала думать, что делает что-то не так, но потом поняла: Энни точно так же ведет себя со всеми – с Патриком, матерью, даже с Томом, – и решила, что такова ее манера поведения. Как сказал Том, у каждого своя манера, поэтому не стоит обижаться, а лучше принимать все как есть.

– Так чем ты занималась утром, Сабина? – Энни сидела с поджатыми ногами на большом синем диване, отвернувшись от телеэкрана. На ней был необъятный свитер, в котором она тонула. Вероятно, свитер Патрика. – Каталась верхом?

Сабина кивнула. Оказалось, что она бессознательно скопировала позу Энни, сидя на диване напротив. Одна нога у нее затекла.

– С тобой был Том?

– Да. – Выпрямив ногу, Сабина стала разглядывать свою ступню в носке. – Ты когда-нибудь видела гончих?

– Видела ли я гончих? Конечно. В сезон охоты их можно часто увидеть на этой дороге.

– Я имела в виду, где они живут.

Энни вопросительно на нее посмотрела:

– Загоны? Конечно. Жуткое место, правда? Ты, наверное, испугалась.

Сабина снова кивнула. Она не хотела рассказывать Энни историю целиком. В доме у Энни надо было делать вид, что жизнь у нее нормальная, с телевизором и сплетнями, без всяких полоумных стариков, глупых правил и дохлых лошадей. Заметив выражение на лице Сабины, Энни спустила ноги на пол.

– Ему не следовало брать тебя туда. Для человека непривычного это не очень симпатичное место.

– Это был не Том. Все дохлые лошади попадают туда?

– Не только лошади. Коровы, овцы и прочее. Это все надо куда-то отправлять. Я бы не стала расстраиваться из-за этого. А теперь я хочу поставить чайник. Выпьешь чая?

Но конечно, еще минут пятнадцать ушло на то, чтобы пригласить к чаю Патрика. К тому времени как Энни вернулась в комнату, Одри Хэпберн успела договориться с Джорджем Пеппардом и нашла свою потерявшуюся кошку. Сабина решила, что, пожалуй, зашла слишком далеко у собачьих загонов. Животные околевают, сказала Энни. А собак надо чем-то кормить. Сабину, конечно, покоробило это зрелище. В особенности как вегетарианку.

В Лондоне мама считалась с ее взглядами на употребление в пищу мяса, стараясь, чтобы в холодильнике всегда был сыр, паста с соусом и тофу. А Джефф часто готовил для всех вегетарианскую еду. Ему так проще, говорил он. И вероятно, для всех было лучше не злоупотреблять животным жиром. Потому что довольно трудно придерживаться своих убеждений, когда окружающие воспринимают их как фокусы подростка. Здесь люди все время забывали, что она не ест мяса, и подавали его к столу. Или вели себя так, словно это какая-то странная причуда, которую она скоро изживет. Но при этом дома не было ни жизни, ни смерти, не считая того, что показывали по телевидению. Здесь же это было повсюду: маленькие зверьки, за которыми Берти охотился во дворе, эта ужасная «скотобойня» в собачьих загонах, грубое, морщинистое лицо деда, у которого уже не хватало энергии даже на выражение каких-то эмоций.

– Дедушка умрет? – спросила Сабина.

Энни остановилась, потом неловко взялась обеими руками за край свитера.

– Ему нездоровится, – сказала она.

– Почему никто не может ответить прямо? Я знаю, он болен, но не могу спросить у бабушки. Просто хочу знать, умирает он или нет.

Энни разлила чай по полосатым кружкам. Немного помолчав, она повернулась к Сабине:

– Какая разница?

– Никакой разницы. Просто хочу, чтобы люди были со мной честными.

– Честными? Фу! Зачем тебе вся эта честность? – (Сабина со смущением уловила в тоне Энни нотку агрессивности.) – Если нет никакой разницы, тогда это не имеет значения. Просто надо ценить его, пока он с нами. Даже любить.

При этих словах Сабина широко открыла глаза. Мысль о том, что этого капризного старика надо любить, показалась ей немного нелепой.

– Он… он не тот человек, которого хочется любить, – осмелев, медленно произнесла она.

– Почему? Потому что он старый? И неуживчивый? Или потому, что тебе неприятно его общество?

Сабине стало не по себе от этого тона. Энни была одной из немногих, кто понимал ее, а теперь она реагировала так, словно Сабина сказала что-то не то.

– Я не хотела тебя обидеть, – надувшись, сказала Сабина.

Энни поставила перед собой кружку с чаем. Сабина снова посмотрела на нее, и они встретились взглядами. У Энни были добрые глаза.

– Ты не обидела меня, Сабина. Просто я считаю, что важно любить людей, пока они с нами. Все время, пока они с нами. – Ее глаза наполнились слезами, и она отвела взгляд.

Сабина расстроилась, подумав, что снова заставила Энни плакать. Почему она не в состоянии постигнуть этих людей? Почему ей все время кажется, что она неправильно истолковывает некий важный сигнал, как это бывало дома, когда она оказывалась среди гостей, не понимая их высказываний и шуток?

– Я ведь пытаюсь быть со всеми приветливой, – тихо произнесла она, желая вернуть расположение Энни.

Та шмыгнула носом, а потом утерлась краем рукава.

– Не сомневаюсь, Сабина. Просто ты еще плохо их знаешь.

– Они не из тех людей, перед которыми хочется раскрыть свои чувства. Они не очень умеют… ну… сочувствовать.

Энни рассмеялась и положила свою ладонь на руку Сабины. Ладонь была прохладной, мягкой и сухой, а вот у Сабины – горячей от волнения.

– Пожалуй, ты права. Заставить эту парочку проявить чувства… наверное, тебе больше повезет, если попросишь Герцога.

Обе дружно рассмеялись, а потом умолкли. Сабине стало легче.

– Серьезно, Сабина, я не шучу. То, что им нелегко проявлять чувства, не значит, что они ничего не чувствуют.

Их разговор прервал резкий стук в дверь. Бросив на Сабину быстрый вопрошающий взгляд – миссис X. и Том входили без стука, – Энни встала и пошла к двери.

Сабина увидела стоящую в дверях Джой, высокую и прямую, с шарфом на голове. Лицо казалось напряженным, руки были неловко прижаты к бокам.

– Извини за беспокойство, Энни. Я хотела поговорить с Сабиной.

– Конечно, миссис Баллантайн. – Энни отступила назад, открыв дверь шире. – Входите, пожалуйста.

– Нет, я не стану входить, большое спасибо. Сабина, пойдем со мной домой.

Сабина уставилась на бабушку, заметив, что та с трудом сдерживает гнев. Она быстро прикинула в уме свои возможные проступки: нет, флаконы с шампунем в ее комнате, сапоги вымыты, дверь спальни закрыта, чтобы Берти не мог войти. Но все же что-то в лице Джой отбило у нее всякую охоту покидать уютный и безопасный дом Энни. Глядя на Джой, Сабина пыталась унять растущее чувство тревоги.

– Я просто пью чай, – сказала она. – Приду немного позже.

Джой слегка вздрогнула. В ее глазах появилось жесткое выражение.

– Сабина, – сказала она, – я бы хотела, чтобы ты пошла прямо сейчас.

Сердце у Сабины глухо колотилось.

– Нет, – повторила она. – Я пью чай.

Энни переводила взгляд с бабушки на внучку и обратно.

– Сабина… – предостерегающе произнесла она.

– Думаю, ничего срочного там нет, – вызывающе сказала Сабина.

Она понимала, что находится не на своей территории, но что-то в ней восставало против того, чтобы ее под конвоем отвели в тот жалкий дом и отругали за какой-то пустячный проступок. С нее довольно.

– Приду, когда буду готова, – добавила она.

Джой вот-вот готова была взорваться. Она прошагала мимо Энни в комнату, внося с собой дуновение прохладного воздуха.

– Как ты смеешь?! – выдохнула она. – Как ты посмела рыться в моих личных вещах? Как ты посмела переворошить мои фотографии, не спросив даже разрешения? Эти мои личные фотографии, понимаешь? Они не предназначены для твоих глаз.

Сабина вдруг вспомнила о фотографиях, и лицо ее порозовело. Она даже не подумала убрать их на место. Это казалось ненужным, потому что никто не заходил в ту комнату. Но реакция бабушки на любую провинность была несоизмеримой. Сабина никогда прежде не видела, чтобы она выходила из себя. Бабушка заговорила надтреснутым голосом, и казалось, даже волосы у нее на голове встали дыбом. Тирада на повышенных тонах все продолжалась, и Сабина поймала себя на том, что кричит в ответ.

– Это всего лишь фотографии! – завопила она, перекрывая голос бабушки. – Я всего-то и сделала, что просмотрела коробку чертовых фотографий! В твоем ящике с нижним бельем я ведь не рылась, правда?

– Они не твои, и ты не должна была их смотреть! Не имела права! – На последнем слове голос Джой поднялся и зазвучал почти по-юношески.

– Права? Права?! – Сабина встала, с ужасным грохотом отодвинув стул назад. – У меня здесь ни одного проклятого права! Без твоего разрешения я ничего не могу сделать. Мне нельзя ходить по дому, нельзя разговаривать с работниками, нельзя даже принять эту дурацкую ванну, не подумав о том, что кто-то может войти и засунуть в ванну линейку, чтобы проверить, не слишком ли много воды я извожу.

– Это были мои личные вещи! – прокричала Джой. – Тебе понравилось бы, если бы я стала рыться в твоих вещах?

– Знаешь что? Можешь пойти и посмотреть. Потому что у меня нет никаких личных вещей. Мне не разрешается держать в ванной зубную щетку. Не разрешается смотреть мои любимые программы. Я не могу даже воспользоваться телефоном, чтобы позвонить домой! – Тут у Сабины задрожал голос, и она прижала к глазам кулаки, не желая, чтобы пожилая женщина увидела ее слезы.