Томас протянул мне ладонь.

– Или мы вместе уходим, или мы здесь вместе умрем! Тебе решать! Я готов сгореть здесь, если таков твой выбор!

Он был серьезен. Он умрет здесь со мной. Я снова повернулась к огню. Я уже отдала тебе все, что могла отдать. Ты не получишь лучшее, что у меня осталось. Я не отдам тебе Томаса. Я подняла руки. Жар лизнул воздух рядом с моей правой рукой, и шрамы взорвались болью. Я закрыла глаза и начала молится. Ладони Томаса сомкнулись на моих запястьях. Поднимая меня, он с трудом поднялся на колени. Я поднималась из дыры вместе с ним. Огненный побег выпустил крошечный любопытный язычок в мою сторону. Минуя его, я с вызовом открыла глаза. Я буду жить.

Одним сильным рывком Томас выдернул меня на горячий, дымящийся пол чердака. Я обняла его рукой за талию, и мы, пошатываясь, выбрались наружу.

Нас подхватили руки Джеба, Санты, судьи и остальных. Я все еще цеплялась за Томаса, а он не отпускал меня. Мы спустились вниз по капоту его несчастного пикапа, сыгравшего роль агнца на жертвенном костре. Очутившись на твердой земле, мы тут же завертели головами в поисках девочек. Они были здесь, у дороги, они готовы были броситься нам навстречу, но их держали Бека, Клео и Долорес. А еще там была Дельта, она сидела в безопасности на обочине рядом с Пайком. Врач из волонтерской пожарной бригады попытался обработать рану у нее на голове. Она прогнала его пинками. Кто обращает внимание на раны тела, когда само сердце рвется на части? Увидев нас, она благодарно прикрыла глаза, затем открыла их, посмотрела на умирающие, пылающие останки своего любимого кафе и заплакала.

Мы подбежали к ней и девочкам и обняли их, а они обняли нас. Держась за руки, мы обернулись и вместе с Дельтой уставились на милый старый дом, сердце Ков, перекресток судьбы, который свел нас здесь вместе.

На наших глазах Кафе на Перекрестке сгорело дотла.

Томас

Той ночью мы с Кэти занимались любовью, как любовники после тысячи лет разлуки. Мы были грязными, в копоти, обожженными, измученными, нас печалила судьба кафе, но мы все равно не могли оторваться друг от друга. Иви и Кора – отмытые, обласканные, накормленные и затисканные – крепко спали со своими любимцами в кроватках и с новой верой в сердцах. Все сомнения исчезли. Мы с Кэти никогда их не бросим. Им никогда не придется об этом беспокоиться.

Я повернул руку Кэти внутренней стороной к себе. От локтя до запястья кожа была слегка обожжена и местами пузырилась.

– Болит? – нежно спросил я.

Она кивнула. Затем удивленно посмотрела мне в глаза.

– Но это заживет. Теперь я знаю. Все заживет.

Я притянул ее к себе на колени. Она погладила мое лицо.

– Я тебя люблю, – сказала она.

– Я тоже тебя люблю, – тихо ответил я. – И всегда любил.

Кэти соскользнула с моих ног и опустилась передо мной на колени, взяв меня за руки. Впервые с момента нашего знакомства она смотрела на меня, не пытаясь повернуться ко мне неповрежденной стороной лица. Никакого позерства, никакого страха.

– Сегодня я наконец по-настоящему поняла, что такое доверие, – прошептала она. – Я доверю тебе мою жизнь, мою любовь и мое будущее. И я хочу, чтобы ты тоже доверился мне. Я обещаю поехать в Эшвилль и выступить с речью на конференции осенью. Я обещаю перестать прятаться от мира. Пока ты будешь смотреть на меня так, как сейчас, я готова встретить все, с чем мир может заставить меня столкнуться. Томас Меттенич, ты женишься на мне?

Я сунул руку под рубашку и вытащил цепочку, на которой висело кольцо с рубинами и бриллиантом. Я снял кольцо и надел его на палец левой руки Кэти.

– Я не говорил тебе, – хрипло произнес я, – что ты самая прекрасная женщина в мире?

Той ночью мы мирно лежали в волшебном доме Мэри Ив, в одной кровати, которая стояла напротив завешенного пластиком отверстия, на месте снесенной стены. Скоро маленькая спальня расширится, чтобы принять новую семейную пару. Нашу пару. Мы занимались любовью в свете весенней луны, дрожащей за витражным окном, которое бабушка Кэти вставила в деревянную раму собственными умелыми руками.

А когда мы уснули, мне приснилось, как мы с Кэти едим бисквиты в кафе. Кафе выглядело как раньше. Хороший сон.

Как и нас, кафе можно восстановить.

Кэти

Лицо Дельты опухло от слез. Она застыла перед обугленными развалинами кафе. Мы с Томасом подняли головы, стоя позади толпы, которая включала в себя весь клан Уиттлспунов и большинство тех, кто жил по соседству. Пайк стоял сбоку, с мрачным выражением лица и сложенными на груди руками. Дельта прочистила горло.

– Сегодня я созвала сюда всех вас, чтобы сказать то, что мне очень трудно сказать. – Ее голос дрожал. Она взглянула на Пайка в поисках поддержки, но тот лишь сильнее нахмурился. Оскорбленная Дельта сделала глубокий вдох, взяла себя в руки и мрачно посмотрела на присутствующих. – Это славное старое место никогда не станет таким, как прежде. Мое сердце разбито вдребезги. Как мог Господь поступить так со мной? Я не стану восстанавливать кафе. И не заговаривайте со мной об этом.

Пока мы ахали и обменивались потрясенными взглядами, Дельта пошла к своей машине, села в нее и уехала вверх по улице к себе домой. Она зашла в дом, и с тех пор мы очень долго ее не видели.

Дельта утратила веру в бисквиты.

* * *

Люди со всего штата безуспешно заваливали Дельту сочувствием и ободрением. Ей звонил губернатор, различные чиновники, даже сенатор. Ее навещали художники, чтобы поплакать и унести на память обломки Сортира, обещая разукрасить новый, когда она отстроит кафе. Но Дельта не выходила из дома, оставаясь решительной и непоколебимой.

Пока мы рассматривали руины, девочки держали меня за руки.

– Кэти, а ты боялась, что мы все умрем? – тихо спросила Кора.

Я покачала головой.

– Не-а. Я знала, что Томас придет и заберет нас.

Иви толкнула Кору в плечо.

– Томас держит свои обещания. Нам больше не надо ни о чем волноваться. Потому что у нас есть Томас. – Она взглянула на меня сияющими глазами. – И у нас есть ты.

У меня сдавило горло. Я любила этих девочек, этих маленьких человечков, которые нуждались в нас с Томасом так же сильно, как и мы нуждались в них. Мы стали семьей. Даже миссис Ганза это признала. После пожара она прислала нам е-мейл.

Дорогие мисс Дин и мистер Меттенич!

Я ошибалась. Вы действительно умеете быть хорошими родителями. Когда вы подадите заявление на усыновление, то получите мое полное одобрение. В свою очередь я ожидаю, что вы пришлете мне бисквиты, когда кафе снова откроется.

Я не собиралась сообщать ей, что будущее кафе под сомнением.

К нам подошел Томас. Он осматривал свой обгорелый пикап, который теперь вытащили из мусора. Томас погладил девочек по головам, и они улыбнулись.

– Хорошая новость, – объявил он, – заключается в том, что мой пикап выглядит не намного хуже, чем раньше. Я могу его починить. На самом деле в честь его героизма я собираюсь вернуть его былую славу и полностью восстановить его. Он будет как новый.

Я коварно улыбнулась.

– Мы все будем в полном порядке. Как новые. Но что же нам делать с Дельтой?

Томас обнял меня за плечи.

– Мы сделаем для нее то, что она сделала для нас. Мы не сдадимся.

* * *

Той теплой весенней ночью Пайк привел нас в дом Уитллспунов. У него был усталый и измученный вид.

– Она на террасе. Что бы вы ни собирались ей сказать, надеюсь, это подействует. Потому что, как я уже говорил вам по телефону, теперь она заявила, что хочет продать кафе, чтобы все прекратили ходить вокруг него кругами, выжидая, когда она передумает. Она говорит, что продаст все, что от него осталось, а также землю, на которой оно расположено. И права на название. Меню. Свои рецепты. Даже свои формы для бисквитов, по крайней мере те, что пережили пожар. Все, что только можно продать.

Томас покачал головой.

– Она же не всерьез.

– Всерьез. У нее действительно разбито сердце. Дельта убедила себя, что это место больше никогда не станет для нее убежищем. Никогда не обретет тот же дух. В этом кафе она всегда чувствовала себя в безопасности. Когда наши дети утонули, это место стало для нее священным, там не могло случиться ничего плохого ни с ней, ни с теми, кого она любила. А теперь Бог положил кабош на эту уверенность, и она так зла на Него, что плюется. Он сжег ее ресторан. Почему Он позволил этому случиться? Клео не перестает цитировать ей Библию, пытается ее успокоить. «Нам не дано понять пути Господни, ибо они неисповедимы». Но Дельта не слушает. Она зла на Господа и поэтому не собирается снова служить людям своей готовкой. – Пайк нахмурился. – Больше никакой духовной пищи.

– Я уговорю ее взяться за ум, – храбро заявила я.

Я направилась к террасе, отмахнувшись от Пайка и Томаса, чтобы они оставались в стороне, пока я буду воздействововать на Дельту при помощи шарма в стиле южная-красотка-гейша-кинозвезда.

Дельта лежала в темноте на одном из плетеных шезлонгов, одетая в старый махровый халат с парой вышитых спереди розовых кофейных чашек. Она угрюмо смотрела в никуда. Я опустилась на шезлонг рядом с ней.

– Привет, кузина. Поднимай-ка свою задницу и испеки мне несколько бисквитов. У меня бисквитная ломка.

– Ты не отговоришь меня от продажи кафе.

– А вот и отговорю. Ты не из тех, кто сдается.

У нее опустились плечи.

– Я выросла в том доме. В том доме меня научили готовить. Там родились мои первые дети. Когда они умерли, я вернулась туда, чтобы успокоиться и снова жить. Я готовила, подавала людям еде, я подкармливала ею свои воспоминания. Да, я могу построить еще одно кафе, но мне никогда не удастся восстановить тот дом. У меня просто не хватит мужества попробовать.

– Значит, ты хочешь сказать, что оставшееся не стоит того, чтобы его сохранить? Хочешь сказать, что не стоит спасать то, что перестало быть совершенным? Что оно не сможет стать чудесным по-новому? – Я показала рукой на свое лицо. – Значит, все то, что ты говорила мне, все то, во что я поверила, – все это была неправда?