Дебора Смит - Счастье за углом

– А потом занялась практикой?

– Буквально на пару лет. А потом родился Этан, и она решила ухаживать за ребенком.

– Ей это нравилось?

– Поначалу да. Она бунтовала против своей семьи. Мне кажется, что и замуж за меня она выскочила только им назло. Но с сестрой они были близки, а сестра все пыталась заманить ее обратно под семейное крылышко. Мезальянсы романтично смотрятся только в сказках.

– Но ты же стал успешным архитектором еще в молодости! Разве можно этого не ценить?

Он грустно улыбнулся.

– Ты флиртуешь?

– Нет, впервые в жизни я разговариваю с мужчиной искренне. Утром наверняка стану жалеть.

– Это будет наш секрет.

Я посмотрела на него.

– Так ваш брак был сложным, но ты был счастлив, что у тебя есть сын.

– Совершенно счастлив.

– Я не буду врать, говорить, будто знаю, каково это, потерять…

– Я не хочу о нем говорить. – Томас слегка отстранился. – Ничего личного. У меня свои кошмары.

Стоило ли говорить с ним о детях Дельты? Нет, она сама сказала бы, если бы думала, что это поможет. Она призналась мне. Но это было личное. Но, возможно…

– Дельта лучше, чем кажется, понимает твои чувства. Больше я ничего не скажу.

Томас искоса посмотрел на меня. И я увидела, как он понимает.

– Ее первые дети. Я слышал о них.

Я застонала.

– Но не от меня.

– Пайк рассказал мне.

– Вау.

– В здешних краях секреты блуждают кругами, но не выходят за круг. Все в порядке. Все только между друзьями.

– Так давай будем друзьями.

Он подмигнул мне.

– Ага, просто друзьями. У меня есть идея. Давай считать друг друга девственниками. Я помню, была такая игра. Сначала я говорю тебе, как потерял невинность. Потом твоя очередь.

Желудок заледенел от страха. Я не хотела обмениваться такими историями. Ни с кем. В крайнем случае придумала бы что-нибудь. Но мне не хотелось врать Томасу.

– Мне было шестнадцать. Ей было семнадцать. Она слегка шепелявила, и у нее был крошечный «Фольксваген-жук». – Томас подмигнул мне. – Она была старше, у нее было расстройство речи и большая грудь.

– Хороший выбор. – Больше мне нечего было сказать.

Секунды шли за секундами. Томас цокал языком.

– Я признался, твоя очередь. Так как ты избавилась от невинности?

– Скучно. Просто и скучно. Не о чем…

– Особых подробностей я и не требую.

– Ох, черт, – в моем голосе прорезался местный акцент, – ни один джентльмен не будет требовать у дамы такое признание.

Он слегка нахмурился, вглядываясь в мое лицо.

– Что не так, Кэти? Что с тобой случилось?

Настала моя очередь замирать. И очень хотелось отвернуться, но я не могла. Он уже что-то почувствовал. Так что ты можешь ему сказать. Он разделил с тобой интимные и унизительные моменты в больнице, он видел твои шрамы, он видел тебя полуголой. Ему можно сказать.

– Мне было тринадцать, – призналась я. – А ему около сорока. Фотограф. Папа нанял его сделать мне профессиональное портфолио. Все случилось у него в студии, вечером. Нет, он меня не изнасиловал.

Томас слушал, и его глаза становились все холоднее. На миг мне показалось, что я совершила огромную ошибку, признавшись. Но потом он очень тихо и очень мягко сказал:

– Когда мужчина такого возраста уговаривает тринадцатилетнюю девочку на секс, это всегда изнасилование.

– Я выросла в светском обществе. Была очень самоуверенной. И к тому времени стала экспертом по флирту со взрослыми. Я многое знала о силе секса. Я думала, что, если меня хочет мужчина, который намного старше, это… честь. Это моя победа. «Посмотрите, кем я завладела». Позже я поняла, как это было глупо и наивно. Это мной овладели во всех смыслах слова. Это был трудный урок. – И даже сейчас щеки щипало от стыда. – Я раньше никому об этом не говорила.

Томас прикрыл глаза, а когда открыл их снова, взгляд остался злым, но в нем была мягкость.

– Спасибо тебе за доверие.

– Но что ты на самом деле думаешь? Не надо вежливости. Скажи мне правду.

Он сжал зубы. Он поднял руку, хотел коснуться моего лица, но я вздрогнула, и он положил ладонь на покрывало.

– Я уже сказал все, что думаю. Ты была ребенком, тебя растлили. Того ублюдка нужно кастрировать. Вот что я думаю. Точка.

Я заглянула ему в глаза. Он не врет. Для него все действительно четко и просто.

– Мне нравится, что ты меня такой видишь, – шепнула я.

– Неудивительно, что у тебя затяжная любовь-ненависть к фотографам.

– Я раньше гордилась тем, что использую их больше, чем они меня. Теперь это не так. Они смеялись последними, Томас. Я никогда не забуду, как смотрела в тот объектив, сгорая заживо. Никогда не забуду радости в голосе того фотографа. И никогда, никому, ни за что не позволю снова меня фотографировать. Не буду даже менять снимок на права.

– Если ты всю жизнь будешь прятаться от фотографов, они и впрямь будут смеяться последними. Не обращай внимания на фотографии. Я помогу тебе с этим справиться.

– Как помог с теми фотографами, которые приехали искать ферму моей бабушки?

Он изогнул бровь.

– Ты знаешь все мои секреты.

– Дельта мне рассказала. И сказала, что ты был в тюрьме.

– Не просто в тюрьме. На каторге. Искупал вину тяжелым трудом. Да ладно, ну прояви же сочувствие к узнику.

– Ты мыл горгулий водой из шланга.

– Нет, я мыл баптистских каменных обезьян.

– Что?

– А это сказка для другой ночи.

– Томас, но почему ты решил отправиться в тюрьму за меня? Я не заигрываю. Я правда хочу знать.

Он медленно поднялся и наклонился ко мне, очень осторожно, чтобы не спугнуть. Я глубоко вздохнула, поерзала, испортив свое идеальное положение в подушках, и повернулась к нему лицом, открывая шрамы. Повернулась на теплый свет его глаз. Он поцеловал меня – очень медленно, очень нежно. Так, что я инстинктивно закрыла глаза, наслаждаясь ощущением. Ночь укрывала нас мягким одеялом теней и неизвестности.

Томас отстранился, чтобы взглянуть мне в глаза.

– Я ответил на твой вопрос?

А потом он выключил лампу и вышел из комнаты.

В центре моего живота была точка, на полпути от пупка к паху. Сладкая точка. Если мужчина умел ее правильно гладить, я расплывалась лужицей ощущений. Томас погладил ее, и пальцем меня не коснувшись. Потрясающе.

Впервые после аварии я смогла заставить себя опустить изувеченную руку между бедер и довести себя до оргазма. А потом заснула, практически сразу, и мне не снился огонь. Мне снилось тепло. И Томас.

На следующее утро

Я проснулся на диване в гостиной Пайка и Дельты, так и не отойдя от вчерашнего урагана чувств. Рука инстинктивно скользнула к паху. Я представлял руку Кэти на месте своей, но, прежде чем осознал, где нахожусь, послышался шепот Коры.

– Кажется, у него чесотка.

Я выдернул руку и сшиб с кофейного столика стакан с водой, который оставлял себе на ночь. Я сел. У дальнего края дивана стояли Иви и Кора, смотрели на меня из-под оранжевых вязаных шапок, как две миниатюрные охотницы. Они были в уличной одежде, в руках держали куртки. Видимо, пришли пожелать доброго утра и попрощаться, а увидели больше, чем хотели бы. Иви хмурилась, Кора улыбалась, явно ничего не поняв.

– Доброе утро, – сказал я. Когда тебя поймают на месте преступления, лучший выход – притвориться, что ничего такого не делал.

– Наша тетя здесь, – грустно сказала Кора. – Мы должны идти.

– Кэти уже уехала домой, в бабушкин дом, – сообщила Иви. – Ее отвез шериф. Она сказала Дельте, что всем лучше держаться от нее подальше. Сказала, что либо утонет, либо выплывет. И что она хочет это сделать сама, не надо бросать ей спасательный жилет. – Каменный фасад Иви дал трещину. – Но мне кажется, шить она вообще не умеет. Потому что просила нашу тетю сделать ей занавески, а тетка Лэйни сказала, что пошьет.

Кора перестала улыбаться.

– Тетя Лэйни пообещала звонить Дельте и Кэти, когда опять попадет в тюрьму. Они заставили ее пообещать.

– Это хорошая идея. – Я спустил ноги на пол и сел. – А вам я оставлю свой номер, сможете мне позвонить, если что.

Кора просияла, Иви нет.

– А если Бэнгер опять сожрет твой мобильник? – холодно спросила она.

– Тогда звоните Бэнгеру, я буду слушать его желудок.

Кора засмеялась. Даже Иви слегка дернула губами.

– И Кэти дала нам свой номер.

– Здорово.

– Это она тебя квилтом накрыла.

– Каким квилтом? – Я посмотрел вниз. На мне оказалось покрывало из гостевой комнаты. А на покрывале – обрезки волос. Каштановых, как у меня. Иви ткнула в них пальцем.

– Это Кэти подрезала тебе бороду. Мы смотрели.

Я потрогал подбородок. Она превратила обрезки моей бороды в аккуратную фигурную стрижку.

– И как я выгляжу?

– Ты красивый, – сказала Кора.

Иви пожала плечами.

– У тебя есть кадык.

– Не надо меня захваливать. – Я аккуратно свернул покрывало, подхватывая обрезки бороды. Кора заметила кошку и побежала с ней попрощаться. Так что, когда я поднял глаза, на меня смотрела только Иви. Присматривалась.

– Ты вчера был в комнате у Кэти. Сидел на полу у кровати. Я ходила в туалет и все видела. Почему ты сидел на полу?

– Мы говорили с ней шепотом. Так было лучше слышно.

– Мужчины не ходят к женщинам в спальню, чтобы поговорить. Ты собирался с ней переспать?

Иви отчаянно хотела знать законы мира, в котором мужчины нарушали правила. И объяснять, что стоит уважать чужую личную жизнь, было бы не ко времени. Я прочистил горло.

– Иногда мужчины и женщины просто разговаривают.

– Фигня. Ты ее целовал, я видела.

– Просто целовал. Не более. Кэти сейчас нужен друг, а не парень.

– То есть ты не пытался залезть к ней в постель? Не пытался ее уговорить? А что, если бы она тебе как-то ответила?