Дебора Смит - Счастье за углом

У меня в руках оказалась кожаная перчатка Кэти.

Она в пруду.

Я прыгнул в центр пруда, проламывая лед в два пальца толщиной, и оказался по пояс в воде с илистым глиняным дном. Пруд был всего в несколько шагов длиной и мелким по краям. Проламывая лед кулаками, я опускался в воду и проверял каждый сантиметр, обшаривая руками и ногами.

Тела не было. Слава Богу.

Хватая воздух и чувствуя, что тело уже немеет от холода, я выбрался из пруда к сараю, пытаясь найти новые подсказки. Спотыкаясь и стуча зубами, я дошел до старой подъездной дороги к дому, туда, где потемневшая зимняя трава уступала место мягкому песку. На песке меня ждал след ноги, направленный в сторону от фермы. Маленький след рифленой подошвы. Как у туристического ботинка. Женского туристического ботинка.

И вел он дальше по дорожке.

Я отряхнулся, как мог, и забрался в свой грузовик без печки. Пальцы свело так, что я не мог как следует обхватить руль. След довел меня до ущелья, где дорожка к ферме пересекалась с Руби-Крик Трейл, но там пришлось выйти и снова присмотреться к земле. Вот отпечаток ноги. И еще один.

Она ушла с фермы пешком. Я следовал по ее следам еще примерно милю, потом след прервался. Она свернула с дороги, но куда? В сторону Ков? Пыталась срезать дорогу? Или кто-то гнался за ней по лесу? В лучшем случае она сейчас заблудилась, в худшем…

Я рулил одними ладонями и с трудом удерживал ногу на педали газа, но двигался в сторону Ков со всей доступной мне скоростью, пытаясь только не опрокинуть грузовичок в заледеневшее русло ручья. Мне нужно было переодеться в сухое и согреть руки, а сразу после этого я собирался собрать всю возможную помощь и начать прочесывать лес.

Держись, Кэти.

Выйдя из леса и увидев в отдалении кафе, окруженное горами, залитое ледяным зимним светом, манящее к себе забавными рождественскими фигурками скачущих оленей, я расплакалась и постучала себя по груди над сердцем. У меня появилось чувство направления. Наконец-то.

– Подогревай бисквиты, Дельта! – закричала я ветру. – Беглая актриса возвращается домой с холмов!

Ступни промокли и замерзли, ноги все так же подгибались, бечевка канистры и лямки рюкзака натерли мне плечи, но, слава Богу, я пережила путешествие в тысячу миль по дикому лесу – ну ладно, не в тысячу, но семь миль вверх и вниз по утесам на склонах Хог-Бэк – и смогла не свалиться, не потеряться и не отгрызть себе пару пальцев для пропитания.

Теперь мне осталось лишь добраться до кафе так, чтобы никто не заметил, просочиться внутрь и поговорить с Дельтой наедине – и я смогу сохранить остатки гордости. Дельта никому не скажет, какая я идиотка.

Спотыкаясь и дрожа, но стараясь не сбавлять хода, я прошла вдоль высокой изгороди, за которой виднелись фруктовый сад и выставка последних модных новинок для огородных чучел. Потом я перебежками проскочила от навесов до старого амбара с вывеской: «Обмен и продажа комиссионных товаров», а от него к чудесным древним дубам, таким же старым, как те, что росли возле бабушкиного дома. На парковке перед кафе я заметила несколько машин, а у черного входа – пару пикапов. Ни намека на древний ржавый грузовик Томаса. Отлично. Пока у меня есть возможность гордиться своей способностью инстинктивно находить путь, ему незачем знать, что случилось с «хаммером» и телефоном.

Стараясь держаться в тени сарая, я рассматривала черный вход, окна и крыльцо для разгрузки товара. Кафе Дельты было очень маленьким, уютным и гостеприимным местечком. Во дворе стоял старый стол для пикника и дощатые стулья, у крыльца находились ящики для овощей, а над дверью в кухню висел полинявший от времени плакат с надписью: «Пейте кока-колу». Парочка толстых котов вынырнула из кустарника, мурлыча и мяукая в мою сторону, несколько толстых собак высунулись из собачьего лаза в двери, а потом…

А потом появился козел.

Он рысцой выскочил из тени дуба, растущего слева. Лохматая белая угроза в кожаном собачьем ошейнике. Бэнгер! Томас присылал мне его фотографии. Но ни разу не написал, что Бэнгер работает сторожевым козлом. Бэнгер смерил меня мрачным взглядом блестящих козлиных глаз. И перешел на галоп, воинственно мотнув бородой. Острые рога мотались вверх-вниз, как кресло-качалка. Приближаясь ко мне, Бэнгер явно прицеливался.

– О черт!

Бросив канистру, я побежала к задней двери кафе. Козел перехватил меня на полдороги. Мне удалось нырнуть между грузовиками, Бэнгер галопом последовал за мной. Завернув за угол, я заметила выступающую часть здания – какую-то пристройку вроде кладовой. И к моему огромному облегчению, на двери этой пристройки оказалась цветная вывеска:

Сортир. Томас присылал мне фотографии отсюда. Ванная и спасение. Благодарю тебя, Господи.

Мне удалось запрыгнуть внутрь и хлопнуть дверью в тот самый момент, когда Бэнгер меня догнал. Бум. Пошарив рукой в темноте, я нащупала выключатель. Щелк. На двери болталась старая заслуженная защелка. Клац. Сама дверь была хлипкой, замок ненадежным, но их хватило, чтобы почувствовать себя в безопасности.

– Смирись, Козел Сатаны, – крикнула я через дверь. – Иначе превратишься в шаурму.

Бэнгер боднул дверь еще пару раз, потом отступил. Я прислушивалась до тех пор, пока злобные маленькие копытца не зашуршали по гравию в сторону от двери. Вздохнув с облегчением, я обернулась.

И на меня уставились кислотного цвета форели и стая индеек.

– Пассажиры Ноева Ковчега обкурились, – восхитилась я. Но тут же отвлеклась на чудного вида электрообогреватель, который дышал на меня теплом со стены, раковины с запасом бумажных полотенец, мыла, горячей и холодной воды и – в узкой нише, где обитали пурпурные индейки, – волшебного туалета с бачком.

Тепло, горячая вода, мыло, комфортное сиденье унитаза. Рай.

На повторную встречу с Бэнгером я выйду во всеоружии и полная сил. Я позволила себе бросить взгляд в зеркало над раковиной, вздрогнула и занавесила зеркало курткой. Положила на раковину длинный вязаный шарф и солнцезащитные очки. Я надену эти очки поверх шарфа, которым оберну шею и голову, – войду в образ Одри Хэпберн в «Завтраке у Тиффани» 1960 года. И на виду останется только намек на Призрака Оперы с его шрамами.

Я стряхнула ботинки, сняла носки, шерстяные штаны, плотную поддевку, фланелевую рубашку, меховые наушники. Осталась в белом кружевном лифчике и плотных термоштанах с заплаткой на липучке Велкро, которую можно было снять при необходимости. Я набрала горсть бумажных полотенец. Рывок – и теплая заплатка отправилась в кучу сброшенной одежды. Темный треугольник волос в окошке серой ткани будет сегодня первым в очереди на помывку.

Набрав полную раковину теплой, мыльной, изумительной воды, я начала отмываться – тщательно, как птичка королек в своем гнезде. И если не считать покрытой шрамами правой стороны тела – а я очень хорошо научилась с ней не считаться, – я чувствовала себя почти расслабленно.

А потом я, не торопясь одеваться, устроилась на разрисованном форелями сиденье, положила одну замерзшую ступню на колено. И начала растирать пальцы, решив, что носки вполне могут еще немного просохнуть. Звуки, раздавшиеся снаружи, чередовались со скоростью пулеметной очереди. Рев мотора, тишина, железный хлопок двери, хруст гравия под тяжелыми шагами.

Шаги направлялись ко мне, а у меня не было времени даже закричать. Неизвестный буквально врезался в дверь уборной. Защелка отлетела в сторону. Дверь распахнулась и врезалась в противоположную стену.

Томас практически упал внутрь.

Промокший, дрожащий, он появился в вихре холодного воздуха. С его волос, бороды и одежды лилась вода. Пинком закрыв дверь, он навис над раковиной, пытаясь непослушными руками схватиться за край.

А я лихорадочно подхватывала с пола свой серый топ и фланелевую рубашку. Ну и заплатку, конечно же. Дилемма: что первым закрывать – обнаженный пах или шрамы на правой стороне тела, тянувшиеся от головы до пальцев ноги? К счастью, я втиснулась в нишу за комодом, и Томас не мог сразу меня рассмотреть.

Когда он наконец обернулся ко мне, то издал хриплый звук, который мог быть как ревом злости, так и стоном облегчения. А может, тем и другим. Его зубы так стучали, что связно говорить Томас не мог. И когда он положил руку мне на плечо, я не знала, чего ожидать – дружеского похлопывания или удара. Рука была совершенно ледяной. Закрывая охапкой одежды свой крошечный лифчик и голый пах, я с ужасом рассмотрела Тома.

– Ты что устроил? Решил поплавать в ручье? У тебя теперь кожа синяя!

Он всматривался в меня, словно я была миражом, и все время пытался подцепить что-то из кармана своей куртки. Этим «чем-то» оказалась мокрая коричневая перчатка. Я узнала ее, и сердце оборвалось.

– О нет. Ты поехал на ферму меня искать. И решил, что я утонула в пруду?

Он кивнул.

К черту приличия. Я обернула рубашку вокруг талии, сделав подобие юбки. И попыталась забыть о том факте, что лифчик почти не скрывает мою грудь и что мне нечем прикрыть все уродство рубцов на лице, шее, руке и торсе. Нижней рубашкой я вытерла Томасу волосы. Он наклонился, чтобы мне было удобнее, и его нос застыл в дюйме от моей груди.

На мое мрачное: «Нравится вид?» – он только захихикал. Странный был смех, учитывая ритм, который отбивали его зубы.

Я стянула куртку с его плеч. Под ней оказался старый джемпер «Нью-Йорк Джайентс». Куртка с громким мокрым звуком упала на пол. Я сдернула свою с зеркала и набросила ему на плечи. А потом схватила дрожащие ладони Томаса и погрузила их в раковину с теплой водой.

– Когда согреешься и сможешь говорить, – сказала я, – можешь кричать на меня за то, что доставила столько неприятностей. Но помни: я не просила обо мне волноваться. Никогда не просила.