Несколько часов спустя я отнесла в пустую гостиную то, что считала последней жертвой. Каждое платье я тщательно разложила на полу. Огромная комната казалась дизайнерской версией массового убийства. Но вместо меловых линий места упавших тел отмечали творения Ив Сен Лоран и Версаче.

Внезапно Бог заговорил со мной, или я заговорила с собой, а он слушал.

Кэтрин, я вижу, что ты оставила себе все платья с высокими воротниками и длинными рукавами.

Но, сэр, они могут прикрыть мои шрамы на шее и правой руке.

Ты собираешься надеть красивое платье и выйти на публику? Это что-то новенькое. Если бы ты чувствовала себя уверенно с тем, как ты выглядишь, ты не старалась бы так сильно скрыть свои шрамы.

Что вы хотите сказать, сэр?

Что твоей попытке смириться со шрамами слегка не хватает искренности. На самом деле ты хочешь чуда. Но я не собираюсь его сотворить. Ты хочешь быть снова красивой. Не чувствовать себя красивой, а быть красивой лишь внешне. Так не получится.

– Значит, ты не получишь оставшихся платьев, – огрызнулась я и отправилась в постель.

* * *

На следующее утро, увидев разбросанную красоту, Бонита ахнула.

– Все? Вы хотите все отдать миссионерской школе моей сестры? – Так в шутку Бонита называла свою сестру, «сестра Сéстра». Я и раньше делала щедрые пожертвования сестре Сéстре, но никогда не делала ничего подобного.

– Все. Свяжись с аукционом, пусть продадут все это и перешлют деньги сестре Сéстре. Хотя подожди. Почти все деньги. Я хочу, чтобы часть отправилась моей кузине в Северную Каролину.

– Но эти дизайнерские платья стоят как минимум два миллиона, а то и больше.

– Если бы. Сейчас, когда я стала уродливой и обо мне забыли, хорошо, если за них дадут половину того, что когда-то заплатила я.

– Господь вас благослови, но…

– Просто скажите своей сестре, чтобы ее подруги-монашки за меня помолились.

– Просто помолились? Да они возведут вас в ранг святой!

– Я только хочу, чтобы люди за меня молились. Чтобы попросили у Бога новый шанс для меня. Или хоть подсказку, что мне делать с моей жизнью.

Она обняла меня и побежала звонить сестре Сéстре в Мексику.

Я каждый день ставила на ночной столик баночку с таблетками. Высыпáла их, пересчитывала, возвращала обратно.

Каждый день.

Глава 9

Томас

Появление Коры и Иви


Той осенью, когда Энтони привез от Кэти чек на четверть миллиона долларов, все в Ков только ахнули и проглотили слюну. Я тогда подходил к переднему двору Дельты и дровяному сараю Пайка – десять минут неспешным шагом по вьющейся тропинке за кафе – и увидел, как субботний сбор на барбекю превращается в аттракцион «поглазей-на-чек». Несколько десятков людей – иными словами, бóльшая часть населения Ков – по очереди подходили взглянуть. Густой аромат копченого мяса мешался со сладостью сентябрьского воздуха и запахом денег.

– Она говорит, это чтобы покрыть мои расходы на посылки, бисквиты и подливку за все эти месяцы! – Дельта перекрикивала Билли Рэя Сайруса, который пел «Achy Breaky Heart». – И чтобы покрыть расходы на фотографии. Мне половина, и тебе половина. Я сказала, что мне ничего не нужно, к тому же в семье никто не берет плату за то, что посылает родным бисквиты. Тогда Кэти сказала: «Отдай свою половину местной церкви», а я сказала: «Да ты что, да получив эти деньги, пастор церкви методистов в Кроссроадс-Ков прикажет пастору Первой Баптистской церкви Тартлвилля поцеловать его в зад», а Кэти сказала: «Просто скажи пастору, чтоб помолился за меня. Мне кажется, что мои молитвы Бог больше не слышит».

Слегка задыхаясь от крика, Дельта дала мне минутку на осознание и сунула в руки подписанный чек. У Кэти была элегантная подпись с завитушками, вот только буквы странно кренились в разные стороны. Специалист по почеркам сказал бы, что она отчаянно пыталась найти нужное направление.

«Не говори “нет” моему сердцу, моему хрупкому слабому сердцу», – пел Билли Рэй.

– Что будешь делать со своей половиной? – закричала Дельта.

Я покачал головой. Благодаря Джону, который пару раз выгодно вложил мои деньги, и благодаря дешевизне моего образа жизни, который мало чем отличался от быта первопроходцев, я не нуждался в деньгах. Я отказался от компенсации жертвам событий 11 сентября и перевел эти деньги, больше миллиона долларов, в пользу детских благотворительных фондов. Мне не нужен был кляп из государственных денег, я хотел знать, что на самом деле привело к тому дню, но на это я даже не надеялся. За деньги не купишь себе амнезию. Наличные не помогут мне забыть тот ужас, что звучал в голосах Шерил и Этана во время нашего последнего разговора. Наличными не искупишь вину.

Кэти пытается за что-то расплатиться, подумал я. Кэти, ты не сделала ничего плохого. Поверь мне. Я эксперт по уличению виновности.

– Придержи пока мою половину, – сказал я Дельте. – Скажи Кэти, что я найду этим деньгам хорошее применение. Что-то такое, что Бог ей зачтет.

Томас

Несколько недель спустя я все так же не знал, куда потратить деньги Кэти. Дельта называла меня ленивым тормозом. Однажды, холодным октябрьским утром, когда я с похмелья отсыпался в грузовике, она выплеснула мне в лицо полную кастрюлю воды с ледяными кубиками. Я открыл глаза, попытался сморгнуть холодную воду, вытряс лед из бороды и увидел перед носом розовые ноздри Бэнгера. Он высунул язык и лизнул меня в нос.

Оттолкнув козла, я сел и тут же схватился за голову. Похмелье было глубоким, широким и гулким.

– Ладно, он проснулся, мы можем идти, – произнес чей-то голос, в ответ ему захихикали.

Я прищурился, заглядывая через борт грузовика. Дельта поднялась на заднее крыльцо и исчезла в кафе, размахивая кастрюлей. Шестеро любопытных лиц глазели на меня с более близкого расстояния. Самым старшим был подросток Буббу, Броди. Ему исполнилось пятнадцать. Самой младшей была дочка Джеба, Лора, ей было восемь. Все правнуки, племянницы и племянники Дельты сгрудились у моего грузовика, глядя на меня с мрачным осуждением.

– Ну, увидимся, – сказал Броди. – Нам надо на автобус. Тетя Дельта велела убедиться, что ты проснулся после ее умывания.

Я поднатужился и поднял большой палец. Шестеро детей зашагали к остановке школьного автобуса, утаскивая с собой рюкзаки, телефоны, айподы и ноутбуки. Была пятница. По пятницам в школах округа Джефферсон устраивали «дни повседневной электроники». Или вроде того. Я не мог думать. Голова гудела.

– Бэ, – сказал Бэнгер, пощипывая мою рубашку.

Кусочки мобильного телефона опять запутались у меня в бороде. Я попытался оттолкнуть козла и наткнулся рукой на картонку. Оторвав послание Дельты от ошейника Бэнгера, я изо всех сил попытался сосредоточиться. Она написала всего одно слово, большими, злобными буквами.

РАЗДОЛБАЙ.

Пришлось вылезать из кузова. Тыквы покрылись инеем, лиственные леса на склонах Десяти Сестер превратились в импрессионистский пейзаж красного и золотого. Моей внешней спальне не хватало одеяла и спального мешка. А еще, по всей видимости, зонта. Я проковылял к Сортиру, умылся, вернулся к машине. Залез на переднее сиденье и опустил щиток, чтобы коснуться фотографий Этана и Шерил.

Сегодня был день рождения Этана.

Ему исполнилось бы восемь.

В дни его рождения я высаживал новые ряды винограда на своем «Древе Жизни». Я проехал по Трейс примерно половину дороги на Тартлвилль и свернул налево, на извилистую боковую дорогу, известную как Фокс-Ран-Лэйн. Большой зеленый знак приглашал меня посетить «Старинный питомник Кайе». Долорес и судья жили в симпатичном викторианском коттедже с видом на их землю. Небольшой амбар они переделали в магазин и пару кабинетов. Благодаря Интернету, UPS и заказам по почте Долорес вела бойкую торговлю, отправляя черенки роз во все концы страны. Ее розовые клумбы находились на террасах склона, спрятанные от лакомок-оленей за колючей проволокой. Летом розы взрывались буйством цвета, настолько красиво, что зеваки приезжали сюда со всего запада Северной Каролины.

В магазине Долорес держала бонсаи, орхидеи, эксклюзивные садовые безделушки и элементы декора, которые делал кто-то из местных. Ее магазин был излюбленным местом обедов местных деловых женщин. Здесь часто можно было увидеть гладкие седаны или джипы с загоревшим в солярии содержимым, которое направлялось из кафе к питомнику. Женщины не любят это признавать, но предпочитают охотиться по магазинам стаями, как волки. Я подождал, пока очередная стайка бизнес-леди не укатила по своим делам, а потом зашел. Мой внешний вид не раз заставлял незнакомцев нащупывать в сумочке газовые баллончики.

– Отвратительно выглядишь, – поздоровалась Долорес.

Я прислонился к стойке возле кассы, вдохнул смешанный аромат роз, чтобы вернуть желудок на место.

– Люблю, когда ты мне льстишь.

– Твои Vidal blancs уже прибыли, но я до сих пор жду заказанных Baco nuar. Надеюсь, ты не собираешься остаться сапожником без сапог?

– Что, прости?

– Стыд и позор – высаживать эти чудесные сорта только для развлечения и не делать вино. Из Baco nuar получается превосходное красное. Растениям нравятся наши возвышенности. Ты мог бы сделать свою маленькую винокурню, Томас. Одну из тех дорогих и эксклюзивных, каких полно в этих горах, знаешь ли.

Я высаживал мой виноградник, вдохновленный Френком Ллойдом Райтом, чтобы привести в порядок свой внутренний мир, а не ради хорошей бутылки вина. Это был способ отвлечься, когда не сплю. И может, Этан увидит его из рая.

– Я об этом подумаю, – солгал я.

– Раздолбай, – она строго на меня посмотрела.

– Ага. Слово становится популярным.

– Я знаю, что сегодня день рождения твоего сына. Дельта сказала мне. Неужели ты думаешь, что твой сын хотел бы видеть тебя таким? Ты что, считаешь, что только ты пережил в жизни трагедию? – Долорес вздернула подбородок, указывая на несколько любовно оправленных фотографий ее взрослой дочери. Та погибла в автокатастрофе по дороге во Флориду. Погибла вместе с мужем и новорожденным ребенком. Долорес и судья утратили смысл жизни. Они переехали в Кроссроадс, чтобы избавиться от воспоминаний.