Что терять и кому она нужна? Совершенно никому. Никто ничего и не заметит, если она исчезнет. Никаких долгов после нее на этом свете не останется. И ей никто ничего не должен. Даже расчеты с Соболем ее уже не волновали. Она уже давно простила и забыла этого негодяя, хотя бы потому, что никакая месть ничего не решала. Ну, одним мерзавцем на свете будет меньше, справедливость при этом не восстановится. И не ей быть судьей. Никого этой смертью не воскресишь, значит, пусть живет. Если у него получается. Дочь не найти, тем более что она сейчас в другом государстве и добраться туда ей, Ане, практически невозможно. А если и доберешься? Что дальше? Какие права она может предъявить? Здравствуйте, мамочка приехала! «А кто ты, собственно говоря, такая?» — спросит, скорей всего по-латышски, незнакомый ей ребенок. И что отвечать? «Я твоя мамочка, которая неизвестно зачем моталась по жизни и по всему земному шару. Даже лучшей доли не искала, просто кидало меня из стороны в сторону по беспечности и безалаберности характера!» Вот и все.

Мысли о смерти, помимо спокойной уверенности, доставляли удовольствие — все кончится и будет покой.

На Трубной площади она оказалась, когда уже совсем стемнело. Пансионат представлял собой первый этаж старинного дома и был обустроен вполне сносно. Рыхлая хозяйка тут же радостно сказала, что ждет ее с утра, получив указание мужа. Номер ей приготовлен, окна выходят во двор, тихо, стекла бронированные, так что никто не побеспокоит. На последнее обстоятельство хозяйка напирала с особой силой, и именно этим объяснялась цена за номер, равная той, которую берут за «люкс» в четырехзвездочном отеле. Европа! Хотя бы по ценам.

В крошечном буфете, именуемом, конечно, БАР, Аня взяла две бутылки сладкого вина. Под конец жизни она призналась себе, что любила именно сладкое вино, а не водку или сухое, включая шампанское.

Поскольку телефона в номере не было и на связь всех вызывали в холл, Аня сказала, чтоб до позднего утра ее не будили, кто бы ни звонил. Сама же после легких колебаний припомнила телефон Аллы и набрала номер. После третьего сигнала ясный голос Аллы произнес:

— Здравствуйте. С вами говорит автосекретарь фирмы «Сезам». Оптом и в розницу продаем импортные скобяные изделия, делаем и устанавливаем стальные двери. Оставьте ваш телефон, в ближайшие часы вам перезвонят.

Это сообщение, совершенно непонятное Ане, повергло ее в транс. Какое-то очередное, совершенно фантастическое вранье подруги не поддавалось никакому анализу. Она положила трубку и пошла в свой последний приют.

В номере — кровать, шкаф, тумбочка, репродукция с картины Левитана на стене. Она переоделась, причесалась, глянула на себя в зеркало, убедилась, что как в кровати, когда ее найдут, так и в гробу она будет выглядеть пристойно. Затем спокойно присела к столу. Осушив первую бутылку, она достала из сумки подарки Сарме и Алле, каждый завернула отдельно и на бумажке написала, кому что принадлежит.

Около десяти вечера в дверь осторожно постучали, и хозяйка спросила негромко:

— Вы уже спите? Вам звонят.

Нет, здесь еще не Европа. Она же сказала, чтоб не будили до утра. Умереть спокойно не дадут, охламоны, так и не научатся работать. На зов хозяйки Аня не ответила, распечатала вторую бутылку и прикинула, стоит ли писать последнее прощальное письмо. Через полчаса пришла к выводу, что писать смысла нет, хотя бы потому, что совершенно неизвестно, что писать и кому.

Опьянела она тяжело. Вылила в стакан остатки вина, наполнив его до краев, и аккуратно опустила туда таблетки, отсчитав ровно восемь штук. Потом добавила еще две — для верности. Выпила залпом. Затем зашла в крошечную ванную комнату, причесалась, подвела глаза, вернулась в номер, выключила свет, легла в постель на спину и сложила на груди руки. Пожалуй, все. Что надо было сделать — сделано.

4

Умерла, подумала она, но в голове была такая боль, будто она попала под колесо грузовика. Желудок сводили судороги, и через секунду из горла хлестанула кислая струя, заливая грудь чем-то горячим. Аня разлепила глаза и обнаружила, что окно ярко блестит, отражая солнечные лучи.

Она с трудом перевернулась на живот и упала с кровати на пол. Сердце стучало, удары его отдавались в висках и острыми уколами — в затылок.

Некрасивое положение, подумала она, стоя на коленях, и попыталась встать на ноги. Пол под ногами качался, словно она вышла на яхте в штормовую погоду. Если такова смерть, то ничего хорошего в ней нет. Аня сдернула с постели залитую чем-то бурым простынью и, держась за стенку, прошла в ванную. Сунула простынью под струю, потом включила душ, встала под него и заплакала.

Старик Прайд обманул, отчаянно подумала она, обманул, как обманывали ее все и всегда. Но это ничего не меняет. Надо очнуться и начать все сначала. Вернее, закончить начатое. Любым способом, пусть даже болезненным и лишенным привлекательности. Да разве имеет значение, как она будет выглядеть в гробу!

Аня вышла из-под душа. Боль в голове не утихала. Не зная, зачем она это делает, прибрала в номере, засунула бутылки в мусорный ящик и вымыла стаканы. Из-за сильного головокружения ей все время приходилось присаживаться. Она выпила три стакана воды из-под крана, ее тут же вырвало, а после двух других стаканов стало полегче.

Тяжело дыша, она добралась до кровати. В этот момент в дверь сильно постучали, словно сам черт пришел с визитом.

Аня добралась до двери и распахнула их.

С диким визгом Сарма схватила ее за плечи, ткнулась в губы, закричала, принялась тормошить, повалила на кровать, словно собираясь задушить. Следом за ней в номер вошел еще кто-то, но Аня не поняла, кто.

— Иностранка паршивая! Спит до полудня! Мы твой паршивый отель еле нашли! Надо же залезть в такую дыру! Тут только вешаться можно!

Кровать под ними затрещала и рухнула. Обе валялись среди одеял и подушек.

— Господи, Анька, я бы тебя на улице не узнала! Ну, дама, американская дама! Витька, ты посмотри только на нее! Хоть сейчас тащи под одеяло!

Аня подняла голову. Виктор Сартаков стоял посреди номера, слегка расставив ноги, и смотрел спокойно, без улыбки.

— Здравствуй, Вить.

— Здравствуй, — не двигаясь, ответил он.

— Что ты спишь до полудня?! — не унималась Сарма. — Устала, что ли?! Одевайся и пошли!

— Куда?

— Да все равно куда! Не в этом же клоповнике сидеть! Тут тебя как липку обдерут за одни сутки! Матка Бозка Ченстоховска, я даже не верю, что снова тебя вижу!

Сарма изрядно покрупнела за эти годы, но осталась все такой же яркой, решительной, неунывающей.

— Ты что такая смурная? Надралась, что ли, вчера по случаю возвращения?

— Да… Немного.

— Похмельнуться надо! Едем, у Витьки машина!

— Куда едем? В Псков?

— Еще чего! В Пскове основная база, а здесь мы с моим охламоном квартиру снимаем! И офис, и хата! Там тебя ждут! И охламон мой, и сын! Со вчерашнего дня ждем! Но решили дать тебе проспаться! Витька, тащи ее в машину! Подожди! У меня заветная бутылочка с собой! Купила, когда из Риги уезжала, и решила, что выпью только с тобой, как встретимся!

Она с ловкостью трюкача достала из сумки бутылку водки «Кристалл» с клеймом ресторана «Астория».

— Помнишь, а? Помнишь молодые годы?! Ка-ак мы гуляли! Ну, давай по стакану, и сразу очнешься! Ты еще одной ногой в Америке, а сейчас вернешься сюда. Где стаканы? Витьке нельзя, мы с тобой вдвоем!

Сарма продолжала бушевать, а Виктор все так же неподвижно стоял посреди номера и смотрел на Аню.

— Ну, подруга, с возвращением!

Аня кивнула и осторожно отхлебнула из стакана. Она увидела, что на пальце Сармы сверкнуло обручальное кольцо.

— Ты замужем? Официально?

— А то как же! — захохотала Сарма. — Как родила моему охламону богатыря, так он тут же и развелся! Во, черт! Некрасивая история, конечно, чужого мужика отбила, но нам с тобой церемониться не приходится! Витя, извини, но от тебя нам скрывать нечего! Выпей немного с нами, Анька приехала!

— Я за рулем, — равнодушно сказал он.

— Ах да, конечно! Он у нас теперь на телевидении работает, какую-то программу ведет, во всяком случае, его физиономия два раза в неделю на экране появляется! Ты надолго сюда?

— Не знаю, — ответила Аня, приходя в себя.

— Послушайте, — насторожилась Сарма. — Что-то вы молчите, словно неродные! Может, вам поговорить надо? Так я могу исчезнуть.

— Не мешало бы, — медленно сказал Виктор.

— Ну, добро! Потрепитесь — и ко мне! Я последний марафет для встречи наведу и жду вас через часок! Как раз и мой охламон оторвется от бизнеса! Видала, какая у меня книжная торговля?

— Видала, — сказала Аня.

— То-то! И в Питере точку имеем! Гуд бай! — Сарма вылетела из номера, лукаво подмигнув Ане.

Виктор опустился в кресло и спросил раздельно:

— Так ты надолго?

— Не знаю.

— Вернешься назад?

— Не знаю.

Он замолчал, а Аня разглядела, что от прежнего мальчишки остались только насмешливые глаза, в целом это уже был взрослый сильный мужчина. Она улыбнулась.

— Ты помнишь последний раз… Этот путч… Палатку…

— Я-то помню. Помнишь ли ты?

— Я тоже помню. Ты еще что-то сказать хотел, но не успел. Я потом звонила весь день, но тебя не было…

— Можно было позвонить через день.

— Меня уже не было здесь.

Он посмотрел в окно, потом повернулся к ней.

— А где ты теперь?

— Я же сказала: не знаю.

— Чушь какая-то, — заметил он без улыбки.

— Я всю жизнь не знаю, что со мной будет завтра.

— Посмотри на меня! — требовательно сказал он.