Милорд Секвилль прекрасно понимал, что у него есть только два выхода — жениться на Грейс несмотря ни на что или отказаться от возлюбленной ради брака по сговору с какой-то другой леди. И в том, и в другом случае он терял слишком многое, чтобы сделать выбор. К тому же выбор за него, похоже, уже сделала Грейс.

Не будем винить маркиза за мелькнувшее чувство облегчения, когда он получил от доктора Мейзенброка записку следующего содержания.


«Ваша светлость, маркиз Секвилль!

Боязнь вашей настойчивости побудила меня покинуть родной дом и найти приют у дальних родственников. Прошу вас снова и снова — не ищите меня и не пытайтесь изменить мое решение. Если вы любите меня так, как говорите, то позволите мне идти своим путем, а сами двинетесь своим. Сомнения в вероятности нашего счастья отравляют мне жизнь, и я никогда не смогу быть радостной и безмятежной, какой вы, несомненно, хотели бы видеть свою супругу. Взываю к вашему благородству и настаиваю, и молю — забудьте Грейс Эттон навсегда».

Грейс не сомневалась, что первым местом, куда направится Уильям в своих поисках, станет монастырская лечебница. Ранним утром мисс Эттон попросила мальчишку с фермы отвезти доктору Мейзенброку записку с известием, что она вместе с матерью гостит в Леймуте. В этот же конверт было вложено послание милорду Секвиллю, если он вдруг появится в лазарете.

Маркиз расспросил доктора и, услышав про Леймут, поспешил туда.

Но даже в этом крошечном городке разыскать неизвестных ему родственников Эттонов оказалось невозможным. Через два дня Секвилль вернулся к тетушке Грэм и задумался, что делать дальше. Продолжать поиски девушки, столь ясно давшей ему понять, что она не хочет этого, казалось маркизу неприемлемым. Не в силах выносить болтовню старой леди, измученный горькими мыслями Уильям решил вернуться в Дорсет-эбби. Ему больше нечего было делать в Марбери.

16

Заботливая матушка согласилась на просьбу Грейс оставить на время своих больных и поработать на ферме Джиллиса. Для Грейс работа в поле была непосильна, и она помогала по дому вместе со старушкой Агатой, крестной миссис Эттон. Окончив труды, долгие часы девушка бродила по холмам и полям вокруг фермы, но почти не заговаривала с людьми, убирающими урожай. Прошел ее день рождения, но Грейс не вспомнила бы о нем, если бы мать не благословила ее и со слезами не пожелала ей покоя и умиротворения.

Мало-помалу слухи о странной девушке, в одиночестве бродящей там и тут, распространились за пределы Марбери, обрастая, как такое часто бывает, самыми невероятными подробностями. Говорили, что бедняжку бросил жених, сбежавший прямо из церкви, и этому верили, так как многие видели Грейс гуляющей с молодым джентльменом. Некоторые заходили еще дальше и утверждали, что от горя девушка помешалась и теперь бродит среди полей в поисках пропавшего возлюбленного. Подобные истории служат своего рода украшением и гордостью маленьких сельских поселений, а Марбери до сих пор не могло похвастаться ни привидением на церковном кладбище, ни растерзанным неизвестным зверем дровосеком, ни младенцем-подменышем. Теперь у Марбери появилась своя сумасшедшая, к тому же молодая и красивая, и, как ни пытались наиболее здравомыслящие жители деревни успокоить самых рьяных болтунов, те не намерены были прекращать многократные пересказывания истории Грейс в трактирах и на всех ярмарках в округе.

Никто, кроме доктора Мейзенброка, не знал правды, а он не любил болтать о своих больных. Грейс не было никакого дела до всех этих разговоров, а вот миссис Эттон очень сердилась, когда слышала их. Отрешенность дочери пугала ее, но бедная женщина не находила способа вернуть Грейс интерес к простой деревенской жизни.

Через несколько недель Грейс убедилась, что маркиз не преследует ее, во всяком случае, о нем в этих краях никто больше не слышал, и они с матерью вернулись домой. Деревенский почтальон вручил девушке несколько писем, адресованных ей, но Грейс долго не решалась открыть их. Почти в каждом послании были стихи и заверения в любви, и только в самом последнем маркиз горячо упрекал ее в бессердечии и сообщал о намерении уехать за границу, чтобы в чужой стране попытаться найти лекарство от своей печали.

В конце концов, его гордый нрав возобладал над страданиями влюбленного, как и следовало ожидать от подобного человека. Казалось бы, именно этого Грейс и ждала, но чтение писем причинило ей сильную боль. Девушка еще больше замкнулась. Она бездумно выполняла свои обязанности по дому и уходила на долгие одинокие прогулки. Помимо всех печалей, горечи в ее мысли добавляло отсутствие писем от Кэти. Неужели и подруга оставила ее?

Увы, вины Кэтрин в этом не было. Старая графиня угрозами и посулами наказала дворецкому передавать ей все письма дочери. Здоровье ее светлости ухудшалось, и вместе с тем росла ее ненависть к Грейс. Кэтрин не восторгалась в должной мере красотами Ниццы, по мнению графини, из-за тоски по оставшейся в Марбери подруге.

Миновала осень, хотя это было не так заметно здесь, в благословенном краю, и однажды за завтраком графиня на свой лад пересказала содержание письма от управляющего, решив раз и навсегда положить конец дружбе дочери и мисс Эттон.

— Вчера вечером я прочла полученное от Деммонса сообщение. Урожай превзошел ожидания, арендную плату удалось собрать в полной мере.

Граф вяло кивнул — переживания из-за здоровья жены и дурного настроения Кэти лишали его радости и ослабляли любящее сердце пожилого джентльмена.

— Он написал также о том, что будет интересно тебе, Кэтрин.

Девушка удивленно взглянула на мать, и графиня продолжила словно бы с сочувствием:

— Речь идет о твоей подруге? Грейс.

— С ней что-то случилось? Почему она не отвечает на мои письма? — взволнованно воскликнула Кэти и неловким движением опрокинула молочник.

— Она так и не оправилась после перенесенного недуга. Боюсь, полученная травма сказалась на ее душевном здоровье…

— Она все еще больна? Матушка, прошу вас, не тяните!

— Болезнь лишила ее разума, как ни больно мне сообщать тебе об этом. Сперва она бродила дни и ночи по лугам вокруг Марбери, не отвечая на все попытки заговорить с ней или как-то поддержать. Потом стала набрасываться на женщин с маленькими детьми, словно пытаясь отобрать у них ребенка.

Кэти вскрикнула и с побелевшим лицом ожидала продолжения.

— Тогда доктор решил, что она опасна для соседей и даже для себя самой, и распорядился поместить ее в клинику для душевнобольных.

— Нет, это невозможно! Как миссис Эттон допустила такое? — Кэтрин громко заплакала, а старый граф укоризненно посмотрел на жену. — Я должна поехать к ней, спасти ее из этого ужасного места…

— Миссис Эттон уехала вместе-с дочерью, чтобы устроиться при ней сиделкой. Ты должна понять, Кэтрин, твоя подруга потеряла разум. В лечебнице ей будет лучше, возможно, когда-нибудь она оправится. Сейчас ты ничем не сумеешь ей помочь, — холодно ответила бессердечная женщина.

— Но там, наверное, так ужасно… Где находится эта лечебница?

— Ну откуда мне знать, дорогая. Деммонс ничего не написал об этом, — пожала плечами графиня.

— Тогда я сама напишу доктору Мейзенброку и узнаю! — вскричала Кэти.

Это не входило в планы графини, но она не сомневалась, что сможет перехватить письмо дочери.

Отец попытался на свой лад утешить Кэтрин:

— Дитя мое, возможно, это милосердный Господь решил таким образом избавить ее от страданий. Теперь она уже не понимает, что с ней, и не мучается от мысли, что у нее не будет детей…

— Но, отец, вы же слышали, что говорила матушка, — Грейс бросалась на женщин с детьми! Значит, она думает о детях.

Кэтрин плакала и плакала.

— В лечебнице ее сумеют успокоить и занять чем-нибудь. Я слышал, что в Донкастере и Скаммондли есть хорошие заведения именно для таких больных. Вероятно, ее отправили в одну из этих лечебниц.

— Прошу вас, позвольте мне перечитать письмо Деммонса, матушка, может быть, вы упустили что-то важное, название места, где находится Грейс! — взмолилась Кэтрин.

— Оно слишком огорчило меня, и я сразу же сожгла его, — невозмутимо сказала ее светлость. — Но, если хочешь, я в своем письме попрошу Деммонса навести справки.

Кэти не могла не поверить матери и поднялась к себе, чтобы вволю наплакаться, а потом снова и снова вспоминать беззаботное время детства, когда подруги были так счастливы…

Если бы графиня знала, где проживает сейчас маркиз Секвилль, она послала бы ему письмо со своей историей. Писать же в Дорсет-эбби ей казалось неловким, она не была знакома с родителями милорда. К худу ли, к добру ли, но маркиз в это время находился совсем неподалеку от семьи Бьюмонтов…

Кроме матери, Кэтрин и доктора Мейзенброка, еще один человек горячо проникся несчастьем, случившимся с Грейс. Преподобный Фаулер проявлял к ней участие: сочетание крупной фигуры, нежного личика и благородной души произвели на него весьма благоприятное впечатление. Такая девушка, на его взгляд, не заслуживала тех бед, что обрушились на ее голову.

Грейс нечасто теперь посещала церковь, молитвы не приносили ей утешения, а молиться неискренне и думать в то время о другом, как это, увы, делают многие юные леди, она не умела. Викарий сам регулярно заходил справиться о ее здоровье, присылал яблоки из пастырского сада и подолгу выслушивал жалобы миссис Эттон на огорчительное поведение дочери, когда Грейс пропадала на своих прогулках, не обращая внимания на осеннюю слякоть и унылый вид сжатых полей.

Преподобный Фаулер нашел Марбери славной деревенькой, вполне подходящей для его замысла. Подготовка к проповеди не отнимала много времени, и викарий мог сколько угодно сидеть за столом в скромном домике священника и работать над своей книгой. Однако прихожане требовали его внимания, и он без раздражения навещал больных, утешал отчаявшихся и охотно принимал приглашения провести вечер в каком-нибудь богатом доме за чаепитием и картами. Убежденный холостяк, Фаулер умел любезничать с дамами, вероятно, поэтому кружка для пожертвовании в церкви в последнее время не пустела.