— Да она сама напросилась! — взревел Бес.

— Он тоже напросился! — завелся теперь и этот «господин».

Сашка помалкивала, прислушиваясь. Вот чего было не послушаться сразу хорошего совета заткнуться?

Братки вышли из комнаты.

Передохнем.

— Сань, — услышала она вполне бодрый и даже очень злой голос Ивана Федоровича Гурова, — ты на учете в психдиспансере не состояла? Или у тебя с перепугу с головой что-то?

— Господи! Гуров, ты в порядке! — обрадовалась Сашка, всматриваясь в его разбитое лицо.

— Я — да! Про тебя такого сказать не могу! Какого хрена ты его провоцировала?! — бушевал он.

— Для получения информации, — пролепетала Сашка.

— Да? — саркастически удивился он. — А мне показалось, тут садо-мазо и я не у дел!

— Прекрати сейчас же! — потребовала Сашка. — Он сказал…

— Я слышал, что они тут все говорили, и ты думаешь, что это стоило того, чтобы получить в челюсть? Через час приедет посредник заказчика для беседы с тобой, ты бы и так узнала все, что тебя интересует!

— Ты прав! Прав, конечно! Я не знаю, чего вдруг меня понесло! Может, это от страха?

— Романова, а ты не могла бы бояться как-нибудь по-другому, без провокаций?

— Я не знаю! Мне еще никогда так страшно не было! Иван, что с нами будет?

— Ну, что… сейчас они вернутся и станут меня бить. Тебя бить вряд ли будут, но возможно, когда прибудет этот Постный, — спокойненько рассуждал Иван. — Может, изнасилуют, получишь незабываемые воспоминания, реализовав заодно свои склонности к мазохизму!

— Да пошел ты! — возмутилась Сашка.

— Если ты обратила внимание, пойти я не могу.

— Зачем ты меня пугаешь?

— Потому что возможен и такой расклад.

— Гуров, нас убьют? — простонала Сашка.

— Пока нет, но динамика хорошая. По крайней мере, относительно меня они имеют такие намерения.

— Что нам делать?! — заорала Сашка.

Вопрос был нелогичен, делать они ничего не могли — она сидела приклеенная скотчем, а он болтался в подвешенном состоянии, причем в самом что ни на есть прямом смысле.

Иван усмехнулся:

— Ничего не делать. Сиди, расслабься, понаблюдай за редко выпадающей женщине приятной картиной избиения мужика!

— Гуров, что ты несешь?

От неопределенности и страха — животного, тупого, который вполз незаметно, проникая везде, сжирая все, даже звенящую боль в челюсти и голове, — Сашка почувствовала, что ее затягивает непролазная, тягучая, как патока, мерзкая паника!

— Александра! — жестко, зло позвал Иван. — Прекрати! Нельзя! Соберись! Еще ничего не кончилось!

— Сейчас, сейчас! — Она боролась, изгоняя из себя панику, страх. — Ты прав, нельзя!

— Ты же Романова! — помогал он ей. — У тебя царская фамилия!

— Да… — прохныкала Сашка. — И чем они закончили!

И он расхохотался! Сашка обалдела, забыв и о страхе, и о панике, глядя на него потрясенно. Веселье кончилось. Сразу.

— О, любовничек очухался! — входя в комнату, глумливо заметил браток, не Бес и не Скунс, третий. — И что за веселье?

Он подошел и встал перед висящим Иваном, руки в карманах, на лице издевательская, надменная усмешка.

— Да так, анекдоты рассказываем, время коротаем, — ответил Иван.

Без предупреждения, не изменив выражения лица, парень выкинул руку вперед и ударил Ивана в живот с такой силой, что его тело откинуло назад. Как боксерскую грушу. Сашка вскрикнула, Иван сжав челюсти, перевел дыхание.

— Ну, расскажи теперь и мне. Я тоже посмеюсь! — предложил парень и ударил еще раз.

Сашка не заметила, как двое остальных оказались в комнате, обратив на них внимание, только когда осторожный Скунс попытался урезонить товарища:

— Постный сказал, без него не начинать и не трогать!

— Да… твоего Постного. Из-за этого… Грыма пристрелили!

Последовала серия ударов в живот, по почкам, в челюсть. Подвешенное тело Ивана моталось из стороны в сторону, остановившееся было кровотечение снова открылось, и алые струйки залили все его лицо.

Парень отошел, выпил пивка, принесенного ими с собой, присел на стул, отдохнуть, наверное. К Ивану подошел Бес:

— Ты кто такой?

Иван молчал, Бес саданул его в живот и в бок, по ребрам, даже не запыхавшись от усилий.

— Ты кто такой, сука?!

— Бес, не надо, подождем! — вмешался Скунс. Выдворенный с помощью Ивана из Сашки страх вернулся и накрыл ее с головой, подминая под себя все существо — личность, разум, все, что было Романовой Александрой! Осталось только мелкое дребезжание напуганного до смерти тела, понимающего свою подчиненность чужой немилосердной, звериной воле. Сашка стала впадать в какую-то прострацию, ей казалось, что из Ивана ручьями течет кровь, много, много крови, и заливает все вокруг — пол, ее приклеенные к ножкам стула ноги.

Она не воспринимала слов, не понимала, о чем разговаривают эти трое — как какое-то отдаленное бубнение, звуки эти казались ей такими страшными, зловещими. И неожиданно, когда безнадега почти сожрала ее, она выскочила из затягивающей трясины и с удивлением поняла, что Иван не молчит, отвечает и провоцирует их и они злятся ужасно и что-то орут, но убивать его не решаются.

И вдруг она перестала бояться!

Будто кто-то щелкнул там, наверху пальцами, и восприятие мира, действительности изменилось!

Было страшно, страшно, страшно — оп! — стало безразлично, еще щелчок, и из глубины Сашкиного существа поднялась злость!

Вот же твари!

«Нельзя так бояться, Александра Владимировна! Стыдно! Нельзя бояться этих уродов, нельзя переставать быть личностью, — отругала она себя. — Будут издеваться, бить, насиловать — ори, сопротивляйся, кусайся, царапайся, глотку сорви от крика — сколько угодно! Но не бойся ты так! Мерзко это, своим животным страхом давать им повод утвердиться в ощущении превосходства!»

Она выматерилась про себя смачно, с красиво построенными оборотами и завихрениями.

И ей полегчало!

На столе у уродов заголосил сотовый. Бес подошел к столу, сел, хлебнул пивка из горлышка и ответил:

— Да, — хлебнул еще, слушая, — нет ни документов, ни мобилы. Ничего не сказал, вы же приказали ждать вас. Ну, мы только начали… — Послушал начальника. — Хорошо. — И выключил телефон. — Гиря, пиво кончилось, принеси!

Видимо, он здесь был за старшего — руководил!

Ну вот и познакомились со всей компанией — Бес, Скунс, Гиря и убиенный, тыкавший в нее пистолетом ночью, Грым.

Какое светское общество! Как это мы и на приеме!

Повезло-о-о!

Сашка вдруг, ну совсем уж не к месту, вспомнила анекдотец времен советской действительности.

Спрашивают в отделении милиции задержанную валютную проститутку:

— Как это вы, Мария Ивановна, заслуженная учительница, передовик, уважаемый человек, и стали валютной проституткой?

Марь Иванна пожала плечиками и ответила:

— Повезло!

«Вот и хорошо! — подумала Сашка. — И злость, и анекдотец! Слава богу, я пришла в норму!»

Бес вернулся к прерванному занятию, а именно разговору с Иваном, с рукоприкладством.

— Прекратите его избивать! — потребовала Сашка.

Бес повернулся, вопросительно приподняв брови — кто это там, типа, голос подает? На его тупой морде вопросительно приподнятые брови над поросячьими малоосмысленными глазками смотрелись весьма комично и неуместно — выражать мысли мимикой было явно не его кредо!

— Я тебе сказал, сука, не вякать! — Видимо, словами выражаться тоже дело не его.

— Зачем вы его избиваете, что вам от него надо?

Сашку уже ничто не могло остановить, кроме радикального средства вроде кляпа или сотрясения мозга с потерей сознания.

— Скунс! — взревел неудавшийся мим и сказитель. — Успокой ее, а то прибью на…!

Плащ-палатка под названием Скунс оказался перед ней в мгновение ока. Как Конек-Горбунок перед какой-то там травой, но не тронул. Стал орать.

Сашка орала в ответ с трехэтажными выкрутасами, пообещав ему кое-что про детородные органы, помянув его родителей, вовремя не сделавших аборт, и огласив план похоронных мероприятий.

Цирк! Митинг за свободу слова!

А Сашке было уже все равно — она уяснила со всей четкостью, что никто просто так ее не отпустит из этого вертепа. И не просто так не отпустит тоже!

— Успокой ее, Скунс! Что ты с ней бакланишь! — потребовал Бес, не отрываясь от основного занятия — задавания вопросов Ивану и периодического поколачивания его.

А Санька поняла, что этот Скунс ее не ударит, это не беспредельщик Бес, у которого периодически что-то переклинивает в голове, этот осторожный и трусливый, и больше всего он боится неведомого Постного.

«Приезжай — посолим!» — разошлась внутри Сашка.

Она ощутила перемену в действии, происходящем за спиной стоявшего перед ней Скунса, — не увидела, а именно почувствовала!

Что-то изменилось!

И, уклоняясь от руки решившегося все же «отшлепать» ее придурка, она пыталась рассмотреть, что происходит.

Висевший до сих пор бесформенной боксерской грушей Иван молниеносно подтянулся на связанных руках, зажав под коленом одной ноги шею Беса, коленом второй ноги стремительным движением нанес удар в ухо не успевшему ничего понять братку. И, зацепившись ступней ноги, удерживающей шею Беса под коленом второй, свободной, сжимал все сильнее отключившегося бандюка.

Сашка стала орать еще громче, неся что попало, какую-то ахинею, отвлекая внимание трусоватого Скунса, который раздавал ей пощечины, все больше заводясь от ее криков. Санька уворачивалась, как могла, но пропускала удары, становившиеся все более тяжелыми и злыми по мере того, как Скунс сатанел.

Все-таки он был не ангел и какое-то отношение к братскому объединению криминальных элементов имел, по этой причине нервишки у него были ни к черту, производство-то вредное, к терпению не располагает, особенно если тебе на чистом русском языке неугомонная барышня обещает всякие страсти-мордасти с летальным исходом!