Когда, возвращая медальон, Наталья сказала, что он оказался очень полезной штукой, Рина сразу же решила, что непременно подарит его подруге при случае. И вот теперь такой случай как раз подвернулся.

Со словами «Подожди минутку, я сейчас», Рина быстро вышла в коридор и почти сразу же вернулась, неся в вытянутых руках заветное украшение.

— Наталья Станиславовна, — торжественным голосом произнесла Рина, — за вашу преданность и верность позвольте наградить вас вот этим орденом «Нерушимой дружбы».

Потом она с улыбкой надела украшение на шею обалдевшей Натальи и уже обычным голосом добавила:

— Пусть этот цветик-семицветик действительно принесет тебе счастье. На личном фронте.

Наталья только было начала выплескивать на подругу свои восторги и благодарности, как ее перебила нервная трель дверного звонка.

— Это Вениамин, — обреченно сказала Рина и оказалась права.

Дальше события развивались именно так, как она и предполагала — Вениамин вспылил.

— Бред какой-то! — воскликнул он раздраженно, когда Рина в общих чертах поведала ему версию о своем «двоюродном племяннике».

Вскочив с кресла, он принялся взад и вперед расхаживать по мастерской, в которой они уединились для приватного разговора. Пометавшись туда-сюда, он внезапно остановился посреди комнаты и в упор взглянул на Рину.

— С какой стати ты обязана брать себе этого ребенка? — спросил он довольно резко.

Та спокойно выдержала его взгляд — предвидя жестокое сопротивление с его стороны, она постаралась заранее запастись терпением.

— Конечно же я никому ничем не обязана. Но ведь я тебе уже объяснила, что в противном случае его отдадут в детский дом.

— Да тебе-то что за дело? — в сердцах закричал Вениамин и выразительно всплеснул руками. Однако увидев, как вытянулось лицо Рины, он немного сбавил обороты.

— Послушай, — заговорил он почти что вкрадчиво, — все мы знаем, что ты чуткий, отзывчивый, добрый человек. Но ты должна понимать, что облагодетельствовать всех и каждого просто невозможно.

— Но Антошка не «каждый», он… он — родная кровь.

— Пусть так, — согласно кивнул Вениамин. — Пусть родная кровь. Но тогда у меня другой вопрос: а почему именно ты? Ты, одинокая женщина, у которой уже есть дочь, вызвалась повесить себе на шею еще одного ребенка?

— Повесить себе на шею можно тунеядца какого-нибудь, — возмутилась Рина, которой на ум немедленно пришел Натальин муж. — Но разве можно сказать такое о ребенке?

Однако Вениамин проигнорировал ее выступление и азартно продолжал развивать свою мысль:

— Если мне не изменяет память, у тебя в Питере полно родственников всех возрастов и категорий. Неужели среди них не нашлось никого более сердобольного, чем ты? Почему в жертву решили принести именно тебя? Или вы что, жребий тянули?

В Питере и в самом деле проживала вся многочисленная родня Рининой матери. Хотя братьев и сестер у Веры Николаевны не было, зато имелось множество тетушек, дядюшек, кузенов и кузин. С незапамятных времен весь их клан так или иначе был связан с миром искусства — кто работал в театре, кто в музее, и даже потомственный алкоголик дядя Степа всю жизнь числился рабочим сцены в Мариинке. Сама Вера Николаевна начинала свою карьеру на «Ленфильме» — она два года проработала там помощницей художника по костюмам и потом всю жизнь гордилась огромным альбомом с автографами известных актеров, которые успела тогда насобирать. Неудивительно, что и Рина тоже в свое время уехала в Питер — одна из тетушек соблазнила ее возможностью учиться в художественном училище и одновременно работать в ее реставрационной мастерской.

Так что Вениамин был абсолютно прав, когда говорил про Рининых родственников, которые могли бы принять участие в судьбе мальчика. Могли бы, если бы имели к нему хоть какое-то отношение.

Рина отдавала себе отчет в том, что Вениамин говорит все правильно, однако его слова отчего-то ее задевали. Тем не менее она постаралась не зацикливаться на нюансах и снова пустилась в объяснения.

— Дело в том, что мы… мы с Людмилой всегда были очень привязаны друг к другу. Еще со времен моей учебы в Питере.

— Ну и что? У нее помимо тебя не было больше никого, кто мог бы позаботиться о ребенке?

— У нее есть мать, но она больна.

— Господи, Рина, ты говоришь ерунду. Полную и абсолютную, — покачал головой Вениамин.

— Но почему? — возмутилась Рина, которой уже стало казаться, что все ее объяснения до Вениамина просто не доходят, отскакивая от него, как от стенки горох.

— Да потому, что ты жалеешь какого-то мальчика, какую-то кузину, чью-то мать. А о себе ты подумала?

— Подумала, — упрямо ответила Рина. — Если я буду знать, что малыша отдали в детский дом, я не смогу жить спокойно.

Вениамин рухнул на стул и схватился руками за голову. Немного помолчав, он поднял на Рину глаза и с выражением спросил:

— А как же я?

— Что — ты? — искренне не поняла та.

— Ты ведь наверняка догадывалась, что я собирался сделать тебе предложение?

— В общем-то да, догадывалась.

— Выходит, ты решила променять меня на непонятно откуда взявшегося племянника?

— Но почему? — растерялась Рина. — Почему променять? Я…

Она осеклась, потому что до нее вдруг дошло, что таким образом Вениамин ставит ее перед выбором: он или Антошка.

«Как же так, — заволновалась Рина, — мы и побороться еще толком не успели, а он уже припер меня к стенке».

Отчего-то она была уверена, что Вениамин прежде всего будет возмущаться той поспешностью, с которой она приняла решение. Зная его обстоятельность, она готовилась принять упреки за то, что не посоветовалась, не обсудила, не проанализировала. Однако Вениамин как-то сразу подошел к проблеме совершенно с другого боку, и Рина смутилась.

— Ты хочешь сказать, что теперь все изменилось? — спросила она осторожно. — Что ты больше не хочешь на мне жениться?

— Да это ты не хочешь за меня замуж! — взорвался Вениамин. — Тебе же на меня наплевать.

— Вовсе нет, — улыбнулась Рина.

В его словах ей почудилась какая-то мальчишеская обида, и она тут же решила, что не все еще потеряно.

«Вероятно, он все же дуется за то, что я не бросилась немедленно советоваться с ним, — подумала Рина. — И он совершенно прав, потому что если бы все дело действительно было исключительно в Антошке, я должна была бы первым делом позвонить ему. Но ведь я же не могла… Нет, наверное без предыстории никак не обойтись. Придется рассказать ему и про Тошку тоже, иначе он ни за что не сможет меня понять».

— Вовсе нет, — повторила Рина и, подойдя к Вениамину, положила руки ему на грудь. — Я очень дорожу и тобой, и нашими отношениями.

— Неужели? — проворчал тот. — Что-то слабо в это верится.

— Ну прости меня, пожалуйста, — проникновенно сказала Рина, заглядывая ему в глаза. — Ты был так занят, что я просто не решилась погружать тебя в семейные проблемы.

— Как будто нельзя было немного подождать, — не сдавался Вениамин. — Мы не виделись всего неделю, а ты уже успела обзавестись вторым ребенком.

Он неожиданно засмеялся:

— Я только первого успел переварить, как — нате вам! — их уже двое.

— Ты о чем? — нахмурила брови Рина, отступая на шаг назад.

— Будто ты не в курсе, что твоя дочь терпеть меня не может.

— Но ты же знаешь, что подростки не всегда объективно относятся к взрослым.

— Это уж их проблемы. А мне пришлось долго уговаривать себя не обращать внимания на капризы твоей Антонины. И вот когда я это уже почти преодолел, ты снова преподносишь мне сюрприз.

— Юпитер, ты сердишься, а значит, ты не прав, — снова постаралась снизить накал страстей Рина. — Я предлагаю оставить пока эту тему, а когда…

— Когда что? — перебил ее Вениамин. — На завтрашнем банкете я собирался подарить тебе обручальное кольцо!

«Так я и знала, — с тоской подумала Рина. — Какое нелепое стечение обстоятельств».

В комнате повисла напряженная тишина, и Наталья, которая все это время подслушивала под дверью, насторожилась.

«Чего это? Целуются они, что ли? Наверное, упоминание про обручальное кольцо сразило Ринку наповал. Неужели все обошлось?»

Однако в следующую секунду выяснилось, что ничего не обошлось.

— В общем так, — раздался решительный голос Вениамина. — У тебя есть еще время подумать до завтра.

— Я уже обо всем подумала, — не менее решительно откликнулась Рина.

— Ах так? — прорычал Вениамин. — Это означает, что ты от меня отказываешься?

Рина ничего не ответила.

В следующее мгновение дверь распахнулась, и, отпихнув в сторону замешкавшуюся Наталью, Вениамин пулей промчался к выходу.


— И что же теперь будет? — вопросила Наталья, нервно затягиваясь очередной сигаретой. Она уже без разрешения курила в кухне, правда, не забывая предварительно открывать форточку.

— Наверное, ничего, — тоскливо откликнулась Рина, и слезы обиды выступили у нее на глазах. Однако она быстро взяла себя в руки, тряхнула головой и вздернула подбородок.

— Может, он еще передумает? — с надеждой в голосе предположила Наталья. — Пар выпустит, пораскинет мозгами и поймет, что свалял дурака.

— Он думает, что это я сваляла дурака. Нет, пожалуй, он меня не простит.

— Это за что же он должен тебя прощать? Ты уж его уговаривала-уговаривала, и так к нему подкатывалась, и сяк, а он только нос воротил. Подумаешь, какая цаца!

— Ты что, подслушивала наш разговор? — прищурилась Рина.

— Естественно, подслушивала. А ты что, хотела, чтобы я лопнула от любопытства?

— Не хотела, — махнула рукой Рина. — Да так оно и лучше, не надо тебе всю эту чепуху заново пересказывать.

— Вот именно, — поддакнула Наталья.