Положив трубку, я отчаянно захотела что-нибудь сделать, что угодно, просто почувствовать, что еще могу влиять на свою жизнь. Хотя бы выйти в Интернет и поискать что-нибудь о Мишель Ли. Может, найдется ее адрес электронной почты, телефонный номер, полицейские сообщения — кто знает?

— Брось, — сказала Диана. — Не трать время попусту. Найдешь кучу сайтов о каком-нибудь ландшафтном дизайне. Подожди, я тут принесла кое-что. Сейчас займемся.

Она потянулась к своей огромной сумке. Я в ужасе застыла.

— Да не бойся, дурашка. — Диана заметила выражение моего лица. — Ничего тут такого нет. Вот, иди посмотри.

И достала толстую белую свечу, пучок какой-то сушеной травы, коробок спичек с красными головками и тяжелое распятие.

— Что это все значит?

— Это все, что нужно для очищения дома. Все, кроме священника. Но меня уверяли, что этот набор «Сделай сам» работает не хуже.

— Слушай, ты вообще о чем?

— О злых духах, малыш. О темных силах. — Диана чиркнула спичкой о подошву ботинка и зажгла белую свечу. — И о Роджере тоже.

— Ты шутишь, наверное. Занялась черной магией?

— Не то чтобы… — Диана выключила лампочку над плитой. — Но я на самом деле верю, что старые любовники и мужья оставляют за собой дурной шлейф. Знаешь, как запах. Душок. — Она открыла окно в гостиной, впуская в комнату ароматный воздух. — Так что я полезла в Интернет поискать ритуалы очищения. Это такая смесь магических действий, но надеюсь, она сработает.

— Боже.

— Слушай. Это будет забавно. — Диана зажгла пучок травы от свечки, дала погореть несколько секунд и задула. Пучок начал куриться, как ладан. — Это шалфей. Купила в «Товарах для здоровья». Теперь закрой глаза.

— Нет.

— Ну, Вэл. Помоги мне.

Один глаз я закрыла крепко, сквозь второй чуть подсматривала. Диана водила пучком над головой, выписывая по комнате спирали. И пела:

— Солнечный ворон, приди, где б ты не был,

дом мой очисти, и землю, и небо,

прочь злые духи, мороки навьи,

чистой душою вас заклинаю:

ночь станет вам и покрышкой и дном,

нечисть и мрак да покинут мой дом,

солнце уже закатилось за холм,

япата, япата, япата хом!

Я заклинаю именем Божьим —

сгинь в пропасть ада, Тисдейл Роджер!

Здорово? — Она оглянулась. — Я это сама сочинила!

Танец кончился затейливым изгибом. Диана повернулась к свече, шумно ее задула. Опять глубокий вдох и шумный выдох.

— Чувствуется, да?

— Что чувствуется?

— Что нечистый дух Роджера исчез. Воздух как будто стал чище, да?

Я скорчила гримасу и пожала плечами. Но по правде говоря, она была права.

На сегодня все.

В.

18 августа

Два часа ночи, десять минут третьего. Не могу заснуть, включила CNN. Чтобы не разбудить Пита, перешла на режим титров. Мне всегда жалко тех, кому приходится это делать. По экрану плывет такая абракадабра:

«Поскольку в Америке опасаются экономического спада, плесдент Туш общал ускорить сжижение налогов, что поможет перегревшейся экономке вернуться в нормальное сусло».

«Раскаявшийся террорист, бывший приверженец саудовского изгнунника Усамы Бенслаттена будет пееервым правительственным свидетелем в слушании дула э-ээ дела о бомбардировке псольства».

Завтра встречаюсь с отцом Ли. Наконец станет ясно, какую роль его жена играет во всей этой истории.

На сегодня все.

В.

18 августа, позже

Лучший способ начать день — хорошая зарядка. Тай бо, например. Но секс лучше. Билл позвонил в восемь тридцать пять, как раз когда тронулся школьный автобус. В восемь тридцать девять я скакала на нем, крепком, потном, как дикая лошадь. К половине одиннадцатого, вымытая под душем, высушенная феном, подкрашенная, полностью одетая, я направлялась на встречу с отцом Ли.

Подъезжая к центру, огибая кварталы и пролетая по улицам, я слышала, как в ушах звучит ликующий голос: «Это был секс! Аллилуйа! Это был секс! Амен!» (на мотив “It’s Raining Men”). Знать ничего не хочу о бывшей жене и детях Билла Строппа, о его шинных магазинах, о любимых блюдах и травмах детства. Мы просто два тела, слившиеся в поисках наслаждения, свободы и чувства удовлетворенности. Временно.

Когда я подъехала к «Пони», там было почти пусто. Помощники официантов разносили приборы и салфетки к обеду, менеджер раздвигал шторы, впуская в зал яркие полосы света. Отец Ли сидел в отдельной кабинке в глубине зала. Это было отделение для курящих. Видимо, кабинка была выбрана за ее укромное расположение, — я ни разу не видела, чтобы он курил. Он встал мне навстречу, нервно улыбнулся.

— Кофе?

— Конечно.

Отец Ли позвал официанта, долговязого старшеклассника с темно-русым хвостиком на затылке. Мы оба смотрели, как он наливает мне кофе, потом наполняет чашку отца Ли.

— Я уже подготовился к холодам, — начал он.

Эту фразу я слышала не меньше пятидесяти раз за последний месяц. Здесь все так говорят, классический пример начала неторопливой провинциальной беседы. Обычно всегда киваешь, соглашаешься, говоришь что-нибудь столь же бессмысленное вроде: «Да уж, кроме шуток». Но по правде говоря, зимы я жду не дождусь. Я не против, чтобы она длилась двенадцать месяцев в году. Двенадцать месяцев безразмерных свитеров, легинсов с поясами на резинке, пальто и пиджаков, скрывающих мою здоровенную задницу. Впрочем, хватит уже о погоде.

— Отец Ли, так что произошло?

Он пристально смотрел в чашку, словно ответ вот-вот отразится на поверхности кофе.

— Я могу только предполагать, — начал он. Тяжело вздохнул, не отрывая взгляда от чашки. — Мишель очень ревнивая женщина. Девять лет назад, когда я был помощником пастора в методистской церкви Оунсборо, была допущена одна… неосторожность… с прихожанкой. Как видите, у Мишель были основания. Для ревности, я имею в виду.

Я вспомнила свои звонки ему домой. Как возмущенно Мишель отвечала, когда я просила позвать к телефону ее мужа.

— Значит, вы думаете, это она стоит за фотографиями?

— Да. Она следила за вами.

— Наняла частного детектива?

Он кивнул.

— У нее есть фотографии нас обоих у меня в офисе: мы держимся за руки, молимся вместе. Есть и фотографии, где я у вас дома после смерти Мэри.

Я вздрогнула.

— Но э-э… предосудительными можно счесть только те, которые сделаны в мотеле. Их она и послала Роджеру.

— Но вас-то там не было!

Отец Ли пожал плечами.

— Ей все равно. Мишель считает, что у нас был роман. Она возненавидела вас и хотела вам навредить. — Он взял меня за руку. — Вэлери, я даже не знаю, что сказать. Я могу только искренне просить у вас прощения.

Еще бы, чуть не заорала я. Вы крутите романы, а расплачиваться приходится мне! Может, я родилась под несчастливой звездой? Или проклята? Может, я попала в кармический круг очищения и расплаты за грехи? Господи, ну почему, почему я? Почему все эти люди вечно извиняются передо мной за обманы и предательства? Почему я не могу жить нормальной жизнью домохозяйки Среднего Запада без всяких приключений? Просыпаться каждое утро рядом с верным лысеющим мужем, отправлять Пита в школу, съедать низкокалорийный завтрак, пылесосить дом, готовить кастрюлю супа для благотворительного обеда и полноценные питательные блюда для семьи, вечером отбыть секс в миссионерской позиции с моим верным лысеющим мужем и спокойно заснуть. Но это не для меня. Я связалась с распутным дерьмом, ранее называвшимся моим мужем. Все остальное — только следствия, грязные пятна от этой ошибки.

— Ну и что, черт возьми, мне теперь делать? — раздался мой собственный голос. Для слез я была слишком подавлена. Хотелось просто поехать домой и лечь спать.

— Может быть, хотите помолиться со мной?

Посмотрела в его доброе, ласковое лицо и едва удержалась, чтобы в него не вцепиться.

— Как-нибудь в другой раз.

На сегодня все.

В.

19 августа

Едва Пит ушел в лагерь, я позвонила Либби. Как можно сделать такие снимки? Разве это возможно?

— Хм-хм. — Она немного подумала. — Даже если шторы или жалюзи закрыты, чаще всего можно получить качественный снимок. Если взять специальную линзу в зависимости от ракурса. Для снимка нужна только маленькая щель, зазор между шторами.

Черт.

Забавно — либидо у меня возрастает прямо пропорционально уровню стресса. В полдень позвонил Билл, вызвал меня. Бурный секс у стенки в прихожей, в полном молчании, не снимая одежды. Когда я уходила, он сказал: «Забудь про деревья». «Ладно», — сказала я. Это были единственные слова, которыми мы обменялись.

На сегодня все.

В.

20 августа

Пит сидит дома, у него какая-то желудочная инфекция. Счистила рвоту с ковра и со всей кровати, поменяла наволочки, простыни и опять уложила его. Потом его снова вырвало. Устроила ему постель в гостевой. Поставила новую кассету, но, похоже, никакой радости это Питу не доставило — самочувствие хуже некуда. Бедняжка. Кажется, он зовет меня. Пойду.

Вернулась. На четвереньках отскребала блевотину от ковра в гостевой, зазвонил телефон. Омар. Слушание по делу об опеке в понедельник.

На сегодня все.

В.

21 августа

Встречалась с Омаром, разрабатывали стратегию. Он предполагает следующее.

Слоан будет настаивать, что Питу следует жить с Роджером постоянно из-за моего «аморального» образа жизни в качестве лесбиянки.