— А, вот вы где! — Она подмигнула Майклу. На моей памяти мама ни разу никому не подмигивала. — Солнце, ты не поможешь мне? На минуточку. Мне нужен большой и крепкий мужчина.

— К вашим услугам. — Майкл вскочил на ноги. — Продолжим позже, ладно?

Я смотрела, как Майкл помогает маме на кухне, разговаривает с родственниками и друзьями, очаровывает моих сестер и их заурядных мужей. Он сумел удачно вписаться в семью. Тереза подмигнула мне и показала большой палец, когда он отвернулся. Майкл был безупречен.

Ну и почему я не влюблена без памяти?

Папу хоронили на следующий день. Это было в полдень, и к восьми вечера все гости наконец покинули дом. Раз Финола и Тим ушли, мы решили убрать простыни с зеркал, запустить часы и привести гостевую комнату в прежний вид.

Естественно, наше семейное сборище не могло обойтись без хотя бы одной отвратительной перебранки.

— Я слышала, ты уже подхватила папин фотоаппарат, — гневно начала Джулия. — Как будто у тебя нет денег на пятьдесят таких же!

— У меня денег хватит на целый фотоаппаратный завод, Джулия, но это не моя прихоть. Папа хотел, чтобы он достался Питу.

— О, неужели? Что-то не верится!

— Слушай, если бы я тут распоряжалась, то дала бы тебе забрать этот чертов фотоаппарат и все что хочешь из папиных вещей, но он очень ясно сказал, что хочет отдать фотоаппарат Питу. Мне очень жаль, что для тебя это такая проблема.

— Да уж, наверняка тебе очень жаль.

— Что это значит?

— Ничего. — Она набросила салфетку на блюдо с пирожными. — Ничего для нашей высокой и могущественной особы. Ни с того ни с сего на нее свалилась куча денег, и она возомнила себя самой главной, хотя это даже не ее деньги!

— Джулия, послушай. Мы сейчас все очень взвинчены. Папа умер, это для всех тяжело. Пожалуйста, давай держать себя в руках, хотя бы ради мамы.

— Не надо изображать из себя психотерапевта!

Мне говорили, что родственники могут стать отвратительно жадными, когда дело доходит до раздела имущества умершего. Но я ни за что не подумала бы, что в нашей семье такое возможно. Оказалось, что у Джулии был полный набор обид на меня за все возможные несправедливости. За то, что я была в семье любимицей. За то, что папа уделял мне больше внимания. За то, что у меня относительно послушный ребенок, а ее близнецам поставили «синдром нарушения внимания с гиперактивностью».

— Джулия, что бы ты там ни говорила, сообщи мне, когда будешь готова разговаривать как взрослый человек.

Но этого так и не случилось. Джулия с семьей уложили вещи и уехали еще до обеда. С тех пор я от нее ничего не слышала.

На сегодня все.

В.

27 июля

Только что получила по электронной почте страннейшее письмо. От одного из соседей, он живет за нашим домом. Сперва долго думала, где он взял мой адрес, потом вспомнила, что Линетт создала в сети директорию нашего околотка с телефонами и электронными адресами — тщетная попытка создать «чувство общности». Вот что он мне прислал:

«Вэлери Райан,

ваши платаны захватывают часть моей территории. Требую переместить эти деревья, или я буду вынужден их спилить.

Билл Стропп».

Глазам своим не верю! Эти платаны высотой с дом. Переместить их невозможно, а спилить рука не поднимается — особенно в местечке, где деревья в полный рост попадаются реже цельно-кирпичных домов. Я мало что знаю об этом парне: владеет сетью шинных магазинчиков, слышала, что жена ушла от него к какому-то торговому представителю и переехала с детьми в Аризону. Живет в доме один. Дом выставлен на продажу. Я тут же написала ему ответ в самом деликатном дипломатическом стиле.

«Дорогой Билл,

спасибо за беспокойство о деревьях. Я не отдавала себе отчета в том, что они посажены на вашей территории. Прошу прощения за такую забывчивость и надеюсь как-нибудь решить эту проблему. Поскольку из-за размеров их нельзя переместить, а спилить было бы просто бессовестно, может быть, вы примете от меня денежную компенсацию за землю, которую они занимают. Как для вас звучит такое предложение?

Вэл».

Ответ был такой:

«Смешно звучит. Я требую перенести деревья.

Билл Стропп».

В довершение к этой встряске позвонил Роджер. АОН высветил его имя, и я решила не брать трубку.

«Вэлери. Это Роджер. Я подал иск об опеке Пита».

Сперва я посмеялась над этим сообщением. Какой наглый тип, да к тому же безмозглый! Неужели в этом черном каменном сердце могла мелькнуть надежда получить опеку Пита? Надо рассказать Омару — просто чтобы вместе посмеяться. Послала ему сообщение на пейджер, и он тут же перезвонил.

— Вэлери, я собирался поговорить с вами завтра. — В трубке слышалось звяканье тарелок, какой-то веселый шум.

Омар живет нормальной жизнью, вспомнила я, у него есть любящая жена и друзья, которым приятно с ним общаться. Последние двое суток он не таскал по дому мертвые тела, пререкаясь с жадными сестрами, не воевал с дальними родственниками, убежденными, что вам прямая дорога в ад, как безбожным язычникам. Я представила Омара в просторной рубахе и домашних брюках с кружкой холодного пива. Ни разу не видела его жену, но представила и ее — стройную, грациозную и элегантную.

— Роджер подал на вас иск об опеке, — сказал Омар.

— Да, я знаю, поэтому вас искала. Думала рассмешить, — я деланно похихикала. — Вы верите, что это серьезно? Какая-то глупая шутка. Да? — Ответа не было. — Ведь судья Мендельсон Роджера терпеть не может. Да что там, он его даже в тюрьму отправил!

— Судья Мендельсон вышел на пенсию на прошлой неделе.

— Что?

— Да, Вэл. Судья Мендельсон. Тот самый, который терпеть не может Роджера. Судья, который отправил его в тюрьму. На прошлой неделе этот судья вышел на пенсию.

У меня сжалось горло.

— Это точно?

— Абсолютно. Я был на его проводах. Они с женой сейчас скорее всего в круизе. Плывут к мексиканской Ривьере.

— Вот задница.

— Послушайте, я сейчас не могу разговаривать. Все равно мы сейчас ничего не сделаем. Лучше попробуем выспаться, я позвоню куда надо, и утром снова поговорим. Ладно?

Нет, чуть не сказала я, не ладно. Вы вернетесь к своему роскошному приему, а я сиди тут лицом к лицу с угрозой потери сына?

— Конечно, конечно, — заторопилась я. — Простите за беспокойство.

— Никакого беспокойства, Вэл. Отдыхайте. Завтра поговорим.

Гудки.

Наверно, надо выйти в сеть и делать покупки, пока голова не отключится. Но вдруг оказалось, что у меня нет настроения тратить деньги. Настроение было одно — пойти блевать.

На сегодня все.

В.

28 июля

Дела все хуже и хуже. Утром поговорили с Омаром. Роджер действительно подал иск об опеке, и судья Мендельсон действительно ушел на пенсию. Оставшись без средств, Роджер все-таки нашел себе юриста, того самого, который представлял его на предыдущем заседании. Геракла Слоана.

— Он это делает на общественных началах, — сообщил Омар.

— Но какого дьявола?

— У меня на этот счет есть три предположения. Первое — Слоан этим занялся по доброте сердечной. Непохоже. Второе — он надеется на премию в конечном итоге, когда Роджер снова будет на коне.

— Но когда это может случиться?

— Кто знает?

— А третье предположение, Омар?

— Третье — тут я далеко прицелился. Интересно, нет ли у слоановской жены зуба на вас.

— Джеззи Слоан? Что она может иметь против меня? Она меня даже не знает, — мы с Джеззи вращались в совершенно разных кругах. Она была любимицей Юношеской лиги, покровительницей искусств, королевой шишек.

— Ей известно о вашем пожертвовании на строительство больницы. Может, она видит в этом какую-то угрозу для себя. А может, просто завидует. Кто знает?

— Хорошо. Роджер подал иск об опеке. Нашел себе даром хорошего юриста. Что дальше?

— Посмотрим, кто заменит судью Джозефа. Пока мы стоим на своем. И не паникуем.

Именно этим я теперь и занимаюсь. Стою на своем. И не паникую. Пока.

На сегодня все.

В.

29 июля

Отправила Пита к Линетт и выбралась в центр. Какой кошмар. В магазинах что-то вроде крупной распродажи, стоянка набита. Народ паркуется против всяких правил — на пожарной дорожке, в местах для инвалидов, на служебных проходах. Внутри между потными покупателями не протолкнуться. Купила Питу механического щенка и гигантский «Лего». Там около девяти тысяч деталей, но к концу недели он наверняка половину растеряет.

Заехала в бутик. Мне попался там не кто иной, как Билл Стропп. Стоял и вопил:

— В этом идиотском магазине кто-нибудь работает?

Прибежал молодой менеджер, извинился и вежливо объяснил, что сегодня заболели двое сотрудников.

— Меня это не волнует, — огрызнулся Билл. В руках у него был черный пиджак. — Ну-ка, будьте любезны, найдите мне такой же большого размера.

Фигура у Билла Строппа борцовская — широкие плечи, толстая шея и руки. Для обычного мужчины без женщины в доме, без помощи в выборе гардероба он был одет удивительно хорошо. Голубая футболка, чистые джинсы цвета мокрого асфальта, черный ремень, черные фирменные ботинки. Седеющие волосы коротко подстрижены, веки тяжелые, глаза графитно-серые, лицо изрыто шрамами от старых угрей.

До сих пор не ответила ему на последнее письмо. Я его ненавижу.

Майкл позвонил мне на сотовый. У него есть билеты на баскетбол, матч сегодня вечером. Спрашивал, не хочу ли я пойти. Я взяла тайм-аут. Сегодня вечером очень хотелось побыть с Питом. Рассказала Майклу о планах Роджера отсудить у меня опеку, о том, что судья Мендельсон вышел на пенсию. Последнее Майкл уже и так знал.